Это новое несчастье вызвало у меня и раздражение, и новые страдания.
Нельзя было ни на минуту отойти от галет, не рискуя лишиться всего до
последней крошки.
Я лишился уже половины запаса, вынутого из ящика. Я рассчитывал, что
мне хватит его на десять -- двенадцать дней, считая мелкое крошево, которое
я тщательно собрал с досок. Но теперь, внимательно исследовав остатки, я
увидел, что их едва хватит на неделю.
Такое открытие усугубило мрачность моего положения. Но я не впадал в
отчаяние. Я решил продолжать работу, как будто никакого несчастья не
случилось. Уменьшение запасов только прибавило мне энергии и упорства.
Оставался единственный способ сохранить крошки -- взять с собой кулек и
постоянно держать при себе. Конечно, можно было завернуть крошки в несколько
слоев материи, но я был убежден, что паразиты прогрызут дыру даже в железном
ящике.
Для большей надежности я заткнул дыру, проеденную крысами, и снова влез
в ящик, захватив с собой кулек с крошками. Я был готов защищать его против
любого, кто на него покусится.
Я поместил его между колен, взялся за нож и принялся проделывать ход в
задней стенке ящика из-под сукна.
-==Глава XLV. СНОВА УКУС==-
Стараясь поменьше пускать в дело нож, я сначала попытался оторвать
доски руками. Уверившись в том, что я не могу их сдвинуть с места, я лег на
спину и попробовал выломать их ногами. Я даже надел башмаки, думая, что мне
удастся вышибить доски. Но сколько я ни колотил ногами, ничего не
получилось! Доски были хорошо забиты гвоздями, и, как я впоследствии
убедился, ящик был стянут железными скрепами, которые выдержали бы и более
серьезные усилия. Тогда я стал работать ножом.
Я намеревался прорезать поперек одну из досок поближе к краю, а потом
подвести под нее руку и оторвать, как бы прочно ни была она укреплена с
другого конца.
Дерево было не слишком твердое -- обыкновенная ель, и я легко прорезал
бы доски даже самым простым ножом, если бы сам находился выше, а ящик стоял
прямо передо мной. Но вместо этого приходилось действовать в согнутом
положении, весьма неудобном и утомительном. Больше того, рука моя все еще
болела от крысиного укуса, ранка не закрылась. Возможно, что вечное
беспокойство, тревога, бессонница, лихорадочное состояние мешали излечению
раны. К сожалению, ранена была правая рука, а левой я не умел действовать
ножом. Я временами пробовал переложить нож в левую руку, чтобы правая
отдохнула, но ничего не получалось. Поэтому я потратил несколько часов на
то, чтобы прорезать доску в девять дюймов длины и толщиной в один дюйм. Под
конец я все-таки справился. Улегшись еще раз на спину и нажав на доску
каблуками, я с удовольствием убедился, что она поддается.
Однако что-то позади ящика -- другой ящик или бочка -- мешало до конца
выломать доску. Промежуток был не больше двух или трех дюймов, и пришлось
дергать, трясти, нажимать вверх, вниз, вперед, назад, пока не расшатались
железные скрепы и доска не отделилась от ящика.
Просунув руку в щель, я сразу определил, что находилось за ящиком: там
помещался другой ящик, и -- увы! -- такой же, как тот, который я опустошил.
То же дерево на ощупь,-- я уже говорил, что мое осязание обострилось до
чрезвычайности.
Это открытие сильно опечалило меня. Я был разочарован. Но все же я
решил удостовериться окончательно и стал вынимать доску из второго ящика,
так же как раньше из первого: сделал поперечный надрез, потянул доску к
себе... Работы здесь было больше, чем с первым ящиком, потому что добраться
до него оказалось труднее. Кроме того, прежде чем взломать второй ящик, мне
пришлось расширить отверстие в первом, иначе я не мог бы достать до того
места, где ящики примыкали друг к другу. Расширить отверстие было нетрудно:
мягкая доска поддавалась лезвию ножа.
Над вторым ящиком я трудился угрюмо, безрадостно -- это была
безнадежная работа. Я бы мог и вовсе оставить ее, ибо лезвие ножа уже не раз
приходило в соприкосновение с чем-то мягким, рыхлым внутри ящика -- это была
ткань. Я мог бы бросить работу, но какое-то любопытство заставляло меня
механически продолжать ее -- то любопытство, которое трудно удовлетворить,
пока полностью не дойдешь до самого конца. Побуждаемый этим чувством, я
машинално рубил ножом, пока не выполнил свою задачу до конца.
Результат был именно тот, которого я ожидал,-- в ящике лежала
материя!..
Нож выскользнул у меня из рук. Побежденный усталостью, подавленный
горем, я упал навзничь, потеряв сознание.
Это беспамятное, отчаянное состояние продолжалось некоторое время -- я
не заметил, сколько именно. Но в конце концов я был разбужен острой болью в
среднем пальце, внезапной болью, словно меня укололи иглой или резанули
лезвием ножа.
Еще не совсем придя в себя, я вскочил, думая, что наткнулся на нож; я
вспомнил, что бросил его открытым где-то рядом с собой. Через секунду или
две я понял, однако, что не нож причинил мне боль. Рана была нанесена не
холодной сталью, а ядовитыми зубами живого существа. Меня укусила крыса!
Равнодушие и вялость мгновенно рассеялись и сменились сильнейшим
страхом. Теперь, более чем когда бы то ни было, я убедился, что гнусные
животные угрожают моей жизни. Это было первое их нападение без всякого
повода с моей стороны. Хотя раньше резкие движения и громкие крики прогоняли
крыс, но я чувствовал, что со временем они осмелеют и перестанут обращать
внимание на неопасный для них шум. Я слишком долго пугал их, ни разу не
заставив почувствовать, что они могут быть наказаны.
Ясно, что я не мог улечься спать и оказаться совершенно беззащитным,
если на меня нападут крысы. Хотя надежды на избавление, к сожалению, сильно
уменьшились и, вероятно, меня ждала голодная смерть, все-таки я предпочитал
умереть от голода, чем быть съеденным крысами. Самая мысль о подобной смерти
наполняла меня ужасом и заставляла употребить всю энергию на избавление от
такого конца.
Я очень устал и нуждался в отдыхе. Пустой ящик был достаточно велик для
того, чтобы лечь спать в нем, вытянувшись в полный рост. Но я решил, что в
старом убежище мне легче будет бороться с крысами, и, захватив нож и кулек с
крошками, снова устроился за бочкой.
Теперь размеры моей клетушки уменьшились, потому что она была завалена
материей, выброшенной из ящика. В сущности, в ней как раз хватало места
только для моего тела, так что это было скорее гнездо, чем помещение.
Я был хорошо защищен в этом гнезде рулонами материи, наваленными около
бочонка с бренди. Оставалось только завалить другой конец, как это было
раньше. Я так и сделал. И тогда, съев свой тощий ужин и запив его
многочисленными глотками воды, я дал наконец отдых душе и телу, в чем давно
уже так нуждался.
-==Глава XLVI. ТЮК С ПОЛОТНОМ==-
Мой сон не был ни сладким, ни глубоким. К мыслям о мрачном будущем
прибавились еще мучения от жары -- еще худшие, чем раньше, потому что все
отверстия теперь были забиты. Ни малейшее движение воздуха, которое могло бы
освежить меня, не достигало моей тюрьмы, и я чувствовал себя как в
раскаленной печи. Но все-таки я поспал немного, и это "немного" было все,
чем я вынужден был довольствоваться.
Проснувшись, я принялся за еду -- за свой "завтрак". Конечно, это был
самый легкий из всех завтраков на свете, и вряд ли он заслужил такое
название. Я опять выпил много воды, потому что меня трепала лихорадка и
болела голова, как будто готова была расколоться.
Однако все это не помешало мне снова приняться за работу. Если в двух
ящиках лежит мануфактура, это еще не значит, что таков и остальной груз. Я
решил продолжать розыски. Следовало произвести разведку и в другом
направлении и делать туннель не через боковую доску, а через конец ящика,
чтобы проложить путь не вбок, по борту судна, а прямо, где у меня могли
открыться большие возможности.
Захватив с собой кулек с крошками, я приступил к работе с новой
надеждой, и после долгого, упорного труда, особенно мучительного из-за ранки
в пальце и согнутого положения, мне удалось взломать заднюю стенку ящика.
Там лежало что-то мягкое. Это меня несколько обнадежило. Во всяком
случае, это было не сукно, но что именно, я не мог сообразить, пока
совершенно не оторвал доску. Я осторожно просунул руки в отверстие и
дрожащими пальцами стал щупать новый, неведомый предмет. На ощупь он казался
холстом. Но это только упаковка. А что внутри?
Я не мог определить, что это такое, пока не взял нож и не разрезал
холщовую оболочку. Тут, к моему разочарованию, я распознал, что лежит в
ящике.
Это было полотно -- тюк прекрасного полотна, скатанный в рулоны, как и
сукно. Но эти рулоны были так плотно спрессованы, что, приложив все усилия,
я не мог выдернуть ни одного из них.
Это открытие опечалило меня еще больше, чем если бы я обнаружил сукно.
Сукно я бы постепенно вынул и продолжал дальше свою работу. Но с полотном я
ничего не мог сделать, ибо после нескольких попыток выяснилось, что я не в
состоянии сдвинуть с места ни один рулон. Алмазная стена вряд ли оказала
больше сопротивления лезвию моего ножа, чем эта масса полотна. Для того
чтобы его прорезать насквозь, понадобилось бы работать неделю. У меня не
хватит пищи, чтобы прожить, пока я достигну другой стороны ящика. Но я и не
думал об этом. Это было явно невозможно, и я бросил эту затею, даже не
задумываясь над ней.
Некоторое время я бездействовал, соображая, что предпринять дальше. Но
я недолго оставался без дела. Время было слишком дорого. Только энергичная
деятельность могла спасти меня. Побуждаемый этой мыслью, я снова приступил к
работе.
Мой новый план был прост -- опустошить второй ящик, прорезать его
противоположную сторону и посмотреть, что находится за ним. Так как ящик был
уже взломан, надо было вынуть из него материю.
Так же как и в первом ящике с мануфактурой, я почувствовал, что толстые
рулоны не проходят через проделанное мной отверстие. И, не желая мучиться и
расширять отверстие в досках, я прибегнул к прежнему способу -- разрезать
завязки, развертывать рулоны и вытаскивать материю ярд за ярдом. Я думал,
что так будет легче, но -- увы! -- это привело к таким последствиям, которые
причинили мне много бед.
Я быстро продвигался и уже очистил достаточное пространство для работы
внутри ящика, когда мне внезапно пришлось остановиться, потому что позади не
было места для материи.
Все свободное место -- моя каморка, ящик из-под галет и еще один ящик
-- было полно мануфактурой, которую я вытаскивал, продвигаясь вперед. Не
оставалось ни одного свободного фута, где можно было положить хотя бы один
рулон ткани!
Я не сразу испугался, потому что не представлял себе, какие это может
повлечь за собой последствия. Но когда я хорошенько поразмыслил, то увидел,
что стою перед очень опасной проблемой.
Очевидно, я не смогу продолжать работу, пока не избавлюсь от
образовавшейся лавины материи, виной чему я был сам. И как от нее
избавиться? Ни сжечь, ни уничтожить материю каким-либо иным путем нельзя; я
не могу уменьшить ее в объеме, потому что уже умял ее изо всех сил. Что же
мне теперь с ней делать?
Теперь я понял, как безрассудно было разматывать рулоны. Это и явилось
причиной увеличения их объема. Вернуть их в прежнее состояние уже не
представлялось возможным. Материя была разбросана в полном беспорядке, и не
было места, чтобы ее свернуть,-- в тесном помещении и при моем вынужденном
положении тела я почти не мог двигаться. Но если бы даже и нашлось место, я
