упирался концом в фортепиано, который легко было вышибить. Я не стал
медлить, вытянул ноги и принялся выбивать свою обычную дробь каблуками.
На этот раз дело пошло не так скоро. У меня не было достаточного
простора, потому что ящик с бархатом был меньше, чем ящик с материей, но
наконец я добился своего: обе концевые доски вылетели и провалились в
промежутки между грузами.
Я встал на колени и предпринял новую разведку. Я ожидал, или, вернее,
боялся, что крышка от ящика с фортепиано занимает сплошной стеной всю
открытую мной поверхность. Действительно, огромный ящик был тут как тут -- я
тотчас нащупал его рукой. Но я едва удержался от радостного восклицания,
поняв, что он занимает всего половину пространства напротив отверстия и что
рядом имеется обширное пустое место -- его хватило бы еще для одного ящика с
бархатом!
Это был приятный сюрприз, и я сразу оценил свою неожиданную удачу.
Порядочный кусок туннеля был уже готов и открыт для меня.
Я выставил руку, поднял ее -- новая радость: пустота распространяется
вверх на десять -- двенадцать дюймов, до самой верхушки ящика с фортепиано!
То же самое внизу, у моих колен. Там образовался острый угол, ибо, как я уже
отмечал, эта маленькая камера была не четырехугольная, а треугольная с
вершиной, обращенной вниз. Это объяснялось формой старинного фортепиано,
напоминавшей большой параллелепипед, у которого один угол был как бы спилен.
Фортепиано стояло боком, на более широкой своей стороне, и как раз здесь и
находилось то место, которое должен был занимать этот отсутствующий угол.
По всей видимости, треугольная форма этой выемки сделала ее неудобной
для грузов, потому ее и не заполнили.
"Тем лучше",-- подумал я и высунул руки во всю длину, с целью
произвести более тщательное исследование.
-==Глава LXI. ЯЩИК С МОДНЫМИ ТОВАРАМИ==-
Это заняло немного времени. Я очень скоро заметил, что с другой стороны
пустой камеры стоит объемистый ящик и такой же ящик заграждает ее справа.
Слева же идет по диагонали край ящика с фортепиано, в ширину около двадцати
дюймов, или двух футов.
Но я очень мало беспокоился насчет правой, левой или задней стороны. Я
больше всего интересовался потолком маленькой камеры, ибо намеревался, если
удастся, продолжать свой туннель именно вверх.
Я понимал, что сильно продвинулся в горизонтальном направлении, потому
что главное для меня преимущество этой пустой камеры заключалось в том, что
она дала мне возможность продвинуться по горизонтали на всю толщину
фортепиано -- около двух футов,-- не считая того, что я продвинулся еще и
вверх. Я не желал идти ни вперед, ни направо, ни налево, разве что
какое-нибудь препятствие встанет на моем пути. "Все выше!" -- вот было
главной моей мыслью. "Эксцельсиор!" Еще два или три яруса, а может быть, и
меньше,-- и, если не возникнет препятствий, я буду свободен! Сердце мое
радостно билось, когда я думал об этом.
Не без волнения протянул я руку к потолку пустой камеры. Пальцы мои
задрожали, когда наткнулись на хорошо знакомый мне холст. Я непроизвольно
отдернул руку.
Боже мой! Опять этот проклятый материал -- тюк с полотном!
Однако я не был в этом вполне убежден. Я вспомнил, что раз уже ошибся
таким образом. Надо еще раз проверить.
Я сжал кулак и сильно постучал по нижней части тюка. О, мне ответил
очень приятный звук! Нет, это не тюк с полотном, а ящик, завернутый, как и
многие другие, в несколько слоев грубого, дешевого холста. Это и не сукно,
потому что ящики с сукном отвечали на стук глухо, а этот давал гулкий
отзвук, словно был пустой.
Странно... Он не мог быть пустым, иначе зачем он здесь? А если он не
пустой, то что в нем?
Я стал молотить по нему черенком ножа -- опять тот же гулкий звук!
"Ну что ж,-- подумал я,-- если он пустой, то тем лучше, а если нет, то
в нем что-то легкое, от чего просто будет избавиться. Отлично!"
Рассудив так, я решил не тратить больше времени на догадки, но
ознакомиться с содержимым нового ящика, проложив в него дорогу. Я мгновенно
сорвал холст, прикрывавший дно.
Я почувствовал, что мне неудобно стоять. Треугольное пространство резко
суживалось книзу, и мне трудно было держаться на ногах. Но я вышел из
затруднения, наполнив острый угол кусками сукна и бархата, которые были у
меня под рукой. Тогда стало легче работать.
Не стоит подробно описывать способ, которым я вскрывал ящик. Я сделал
это как обычно. Один раз пришлось разрезать доску -- и новый нож вел себя
прекрасно. Я вынул разрезанные доски.
Я был весьма удивлен, когда проник в ящик и ознакомился с его
содержимым. Некоторое время я не мог понять на ощупь, что это за вещи, но,
когда отделил один предмет от других и провел по нему пальцами, я наконец
понял -- это были шляпы!
Да, дамские шляпы -- отделанные кружевами и украшенные перьями, цветами
и лентами.
Если бы я знал тогда, как одеваются жители Перу, я удивился бы еще
больше, найдя такой странный товар среди груза. Разве можно увидеть шляпу на
прекрасной голове перуанской дамы! Но я об этом ничего не знал и просто
удивился тому обстоятельству, что такой предмет входит в груз большого
корабля.
Впоследствии, однако, мне объяснили, в чем дело: в южноамериканских
городах живут англичанки и француженки -- жены и сестры английских и
французских купцов и официальных представителей, которые находятся там
постоянно. И, несмотря на огромное расстояние, отделяющее их от родины, они
упорно стараются следовать модам Лондона и Парижа, хотя над этими нелепыми
головными уборами смеются их прекрасные сестры из Испанской Америки.
Вот для кого, следовательно, предназначалась коробка со шляпами.
Мне очень жаль, но я должен признаться, что на этот сезон их ожидания
оказались обманутыми. Шляпы не дошли до них, а если и дошли, то в таком
состоянии, что не способны были украсить кого бы то ни было. Рука моя была
немилосердна, добираясь до ящика,-- я мял и кромсал их, пока все шляпы не
были затиснуты в угол и спрессованы так плотно, что заняли десятую часть
того пространства, которое занимали раньше.
Не сомневаюсь, что множество проклятий сыпалось впоследствии на мою
несчастную голову. Единственное, что я мог возразить,-- это сказать правду.
Дело шло о жизни и смерти -- я не мог заботиться о шляпах. Вряд ли это могло
послужить оправданием в тех домах, где ожидали прибытия этих шляп. Впрочем,
об этом я никогда ничего не узнал. Я только могу прибавить, что
впоследствии, много позже, чтобы успокоить собственную совесть, я возместил
убыток заокеанскому торговцу модными товарами.
-==Глава LXII. ЧУТЬ НЕ ЗАДОХНУЛСЯ==-
Покончив со шляпами, я немедленно вскарабкался в пустой ящик. Надо
было, по возможности, снять всю крышку или хотя бы часть ее. Сначала я
попытался выяснить, что находится наверху, и для этого избрал тот же план
действий, которому следовал и раньше,-- просунул лезвие ножа в щель. К
сожалению, лезвие было теперь короче и не так уже годилось для этой цели, но
все-таки его длины хватало для того, чтобы просунуть его через дюймовую
доску, да еще на два дюйма дальше и определить, мягкое или жесткое
препятствие заграждает мне путь.
Итак, находясь внутри ящика из-под шляп, я просунул лезвие через
крышку. Груз, который лежал надо мной, состоял из чего-то мягкого и
поддающегося клинку. Помню, что там была холщовая оболочка, и, погружая в
нее нож по самую рукоятку, я не встретил ничего похожего на дерево, ничего
напоминающего доски ящика.
Но я также знал, что это не полотно, потому что лезвие проникало туда,
как в масло, а этого не случилось бы, если бы там был тюк с полотном. Раз
так, я успокоился. Остальное меня не смущало.
Я пробовал в нескольких местах -- по всей крышке,-- и везде лезвие
погружалось до самого черенка почти без всякого усилия с моей стороны. Груз
состоял из чего-то нового, чего я до сих пор не встречал и о чем не
догадывался.
Этот груз, как мне казалось, не станет серьезным препятствием на пути
моего продвижения.
В прекрасном настроении я взялся за работу и принялся выдергивать доску
из крышки, на которой этот груз лежал.
Снова пришлось заняться скучной и долгой работой -- резать доску ножом.
Эта работа занимала у меня больше времени и требовала больше сил, чем все
остальное, вместе взятое. Но она была абсолютно необходима, так как у меня
не было другого способа проложить туннель вверх через ящики. На каждый из
них давил своим весом следующий верхний груз, и выломать доски, прижатые
сверху тяжестью, было невозможно. Я мог удалить их, только разрезав поперек.
Крышку ящика из-под шляп мне удалось вскрыть без особого труда. Она
была из тонких еловых досок, и за половину или три четверти часа я разделил
надвое среднюю доску из трех, ибо крышка состояла из трех досок. Разрезанные
куски я легко отогнул вниз и вынул их.
Я оторвал кусок холщовой оболочки, и рука моя достигла неизвестного
груза, который покоился на ящике. Я сразу узнал, что это такое. Еще в
дядином амбаре я научился узнавать на ощупь мешки. Да, это был мешок.
Он был чем-то наполнен, но чем? Пшеницей, ячменем, овсом? Нет, зерна
там не было -- там было что-то более мягкое и нежное. Неужели мешок с мукой?
Скоро я убедился в этом. Клинок мой вошел в мешок и проделал дыру
величиной с кулак. Мне даже не пришлось всовывать руку в мешок, потому что
прямо на мою ладонь досыпался сверху мягкий порошок и заполнил всю
мгновенно. Сжав пальцы, я набрал целую пригоршню муки. Я поднес руку ко рту
и убедился окончательно, что это так: передо мной был мешок с мукой.
Это было поистине радостное открытие. Пища, которой хватит на несколько
месяцев! Теперь я не умру с голоду, и больше мне не надо будет есть крыс.
Нет! С мукой и водой я буду жить, как принц. Что в том, что она сырая? Зато
она вкусна, питательна, полезна для здоровья.
"Слава Богу! Теперь я спасен!"
Вот какие слова вырвались у меня, когда я полностью оценил все значение
моего открытия.
Я работал уже много часов и нуждался в отдыхе. Кроме того, я был
голоден и не мог удержаться от соблазна наесться вдоволь нового блюда.
Наполнив карманы мукой, я вернулся в старое логовище за бочкой с водой.
Предварительно я на всякий случай заткнул холстом дыру, проделанную мной в
мешке, и только тогда стал спускаться вниз. Я швырнул свой мешок с крысами в
первый попавшийся угол, надеясь, что больше не придется иметь с ними дело.
Замешав порядочное количество муки водой, я съел тесто с таким наслаждением,
как будто это был лучший из английских пудингов.
Несколько часов крепкого сна освежили меня. Проснувшись, я снова поел
теста и стал подниматься в мою сильно продвинувшуюся вверх галерею.
Пробираясь через второй ярус, я с удивлением заметил что-то мягкое,
похожее на порошок или пыль, покрывавшее все горизонтально положенные доски.
В пустой камере около фортепиано вся нижняя часть этого пространства была
заполнена той же пылью, и, вступив туда, я погрузился в нее до лодыжек. Я
заметил, что на голову и плечи мне падает настоящий ливень из пыли. Когда я
беспечно поднял лицо кверху, этот ливень обрушился в рот и в глаза, и я
начал немилосердно чихать и кашлять.
Я испугался, что задохнусь, и первым моим движением было обратиться в
бегство и спрятаться за бочкой с водой. Но незачем было уходить так далеко,
достаточно было отступить к ящику из-под галет. Я недолго раздумывал над
объяснением этого странного явления. Это не пыль, а мука! Корабль качнулся,
