утешения столь необходимые в нашем положении. И от мыслей этих моя
неприязнь к этому убогому маленькому человечку росла.
Как обычно, я занял место, с которого мог видеть Линду. Рядом с ней
сидел Эли, важно держа на руках одного из близнецов, братец которого сидел
на коленях Линды. Их забавные крошечные личики, такие похожие, сияли
румянцем и здоровой чистотой, свидетельствовавшей об аккуратности и
внимательном уходе за детьми. Ослепительно золотистые кудряшки отливали на
солнце, и, казалось, отражали солнечные лучи, многократно усиливая их.
Линда выглядела как обычно - приземленной, подавленной копией своего
былого существа. И все равно что-то неуловимое отличало ее от других
женщин, покорно и неподвижно сидевших с детьми на коленях. Пряди ее волос,
выбившиеся из-под платка, хранили прежний блеск, головка грациозно сидела
на длинной тонкой шее, линия которой плавно переходила в прямые узкие
плечи. Она была укрощена, связана, скована, но не погасла, не увяла, как
другие под тяжестью замужества и материнства. Даже Зилла Камбоди в полном
расцвете юности не могла сидеть и двигаться с такой непринужденной
грацией.
Нетрудно было заметить, который из близнецов был большим шалуном.
Непоседливый близнец с громким визгом протянул пухлую ручонку через плечо
Линды и вцепился в бороду Эли. Линда отодвинулась подальше на край скамьи,
а Эли резко оттолкнул дерзкую ручку. Но в Джежймжсе, вероятно, воплотились
все неукротимые черты материнского характера. Он еще настойчивее
потянулся, твердо упершись ножками в колени Линде, и ему удалось
дотронуться до манящей золотистой растительности на отцовской щеке, что
вызвало радостный и удовлетворенный смех малыша. Эли сделал линде знак и
передал ей Джона - спокойного мальчугана, приняв у нее из рук Джежймса,
которого тут же усадил себе на колени сильным и властным движением.
Я думал, что мера это окажется действенной, на это рассчитыал и Эли.
Малывш немного успокоился, уставился на мистера Томаса, который бормотал
что-то о каре Господней, которая неминуемо падет на головы отступников. Со
своего места мне было прекрасно видно, как Джеймс сосредоточил все свое
внимание на изучении собственной ноги. И вдруг в воздухе, над головами
ошеломленной публики пронесся крошечный башмачок Джеймса из овечьей кожи с
развевающимся хвостом шнурков.
Даже мистер Томас не мог не заметить этого беспорядка, и мне даже
показалось, что в этот момент он раскаялся в своем требовании, чтобы все
без исключения посещали собрание. Эли встал и на цыпочках направился к
двери, потревожив одного-двух сидящих. Шлеп-шлеп - раздались увесистые
удары руки Эли. Линда сразу оглянулась, одновременно встревоженная и
смущенная. Громкий вой, подобного которому мне до того еще не доводилось
слышать, сочетал в себе и возмущение, и ярость, и боль - всю гамму чувств,
вызванных этим жестоким наказанием. Крики оборвались так же резко, как и
начались. Мистер Томас вернулся к своей проповеди, а Эли так же бесшумно
прокрался на свое место, как мешок, держа под мышкой неугомонного сынишку.
На улице было солнечно, и даже тепло для этого времени года. Люди
собирались группками. Мужчинам еще удавалось общаться в течение недели,
для женщин же собрание было единственной возможностью обсудить новости за
это время. Большая толпа окружила Ральфа и Ханну, наших молодоженов,
другие собрались вокруг Люси Стеглас, впервые за все это время появившейся
на людях. Линда и Эли опустили на землю свою беспокойную ношу, дав детям
возможность порезвиться на солнышке.
- Как тебе этот негодник? - спросила Линда. - Разве не странно? Они
так похожи, что даже я едва различаю их, и все же один - просто ангел
небесный, в другого же словно дьявол вселился. Да, возьми-ка тот башмачок,
Эли. Мне так трудно их шить. Жаль будет, если один потеряется.
Эли вернулся в помещение, а Линда шепнула мне:
- Он так и не заметил ожога, все быстро затянулось.
Взгляд, который сопровождал эти слова, установил между нами нечто
вроде заговора против Эли, от этого сердце мое потеплело и затрепетало.
- Очень проказливый ребенок, - продолжал разговор Эли, вернувшись к
нам. - Его нужно наказывать. Когда я шлепнул его, то заметил что-то вроде
следов ожога на руке. Наверное, он опять баловался с огнем.
- А кто из них кто? - быстро перевел я разговор на другую тему.
- Это Джон, - начала объяснять Линда, показывая на крошку, который,
опустившись на корточки, терпеливо собирал ромашки. - А вон то - наш
негоднник Джеймс. Из даже по состоянию одежды можно различить.
И будто в подтверждение слов матери, Джеймс заковылял к маленькой
Бетси Стеглс, стоявшей у края толпы, которую собрал ее грудной братишка, и
ухватился за длинные густые аолосы девочки. Крепко сжав косы цепкими
кулачками, мальчуган оторвался от земли и повис всей своей тяжестью на
импровизированном канате. Бетси издала проннзительный визг, и Джеймс, как
обезьянка, ловко отскочил и укрылся в складках маминой юбки.
- Видишь, - вздохнула Линда. - Он все понимает. Просто ужасный
ребенок.
- И получит достойную порку, как только мы придем домой? - заключил
Эли, поднимая мальчика на руки и хорошенько встряхивая его. - Теперь ты
попросишь прощения у Бетси.
- Ты посишь пощения у Беси, - громко и отчетливо повторил Джеймс.
Все рассмеялись, а Эли сказал:
- И что еще хуже, он слишком много о себе мнит. - Ладно, пошли.
Объект вселения дьявола весело улыбался толпе собравшихся с плеча
отца, уносившего его прочь. Взгляд мой упал на Джона, которого несла
Линда, низко опустив его на бедро, затем снова посмотрел на Джеймса. В его
раннем развитии и дерзком поведении был что-то сверхъестественное и
зловещее. Он вовсе не походил на своего брата-близнеца, казался неизмеримо
старше, и даже умудреннее, насколько это определение применимо к ребенку
его возраста. Мне вспомнились всякие россказни о заколдованных детских
душах, которыми подменяли настоящих детей. Эти легенды, наверное, были
порождены именно такими случаями. Мне даже охотно верилось, что какая-то
злая колдунья создала этого шалуна и подсунула в колыбельку к серьезному
сыну Эли, нарочно, чтобы как-то растормошить его и смутить его внутренний
покой.
Это был один из тех утренних весенних часов, красота которых кажется
неповторимой даже самим летом, чьими предвестниками они являются. Все,
казалось, пребывали в более праздничном и благодушном настроении, чем
обычно. Даже Кезия! Потому что Зилла Камбоди поспешно догнала нас и
спросила своим нежным звонким голоском:
- Можем ли мы с Эдвардом получить ваше разрешение пойти на обед к
миссис Пикл?
Эдвард, который так болезненно воспринял то, что его кузен оставил их
на мое попечение, не переставая дуться, шел следом, напряженно и с явным
волнением ожидая моего решения.
- Конечно же, - разрешил я. - Развлекитесь немного.
Хотя я совершенно не представлял себе, как можно развлекаться в
обществе Кезии.
И тут Эли произнес единственные шутливые слова, которые мне за все
наше знакомство довелось услышать из его уст:
- Либо Кезия что-то задумал, либо пирог так зачерствел, что Пикл не
может его есть сам.
Зилла взобралась на повозку, уселась рядом с Мэри, а Эдвард и Моисей
пошли следом, шутливо делая вид, что пытаются догнать их, пыхтя, отдуваясь
и хохоча в тон покачивавшимся от веселья девушкам, которые хихикали,
хватаясь друг за дружку. "Такие молодые, - подумалось мне. Мрачные
собрания, нагнетающая страх проповедь, отрезвляющее присутствие старших -
все это забыто, потому что светит солнце, природа просыпается к весне,
царящей в их жизнях".
Солнечные лучи падали на Линду, высвечивая глубину
коричневато-зеленых глаз, освещая нежный овал щек.
Через некоторое время Энди и Майк догнали нас, взяли по ребенку на
плечи и принялись играть в лошадки, пустившись наперегонки, что оживило
даже серьезного Джона, и оба мальчугана заходились хохотом, визжали,
болтали толстенькими ножками, крепко вцепившись кулачками в гривы своих
скакунов. Эли смотрел на это развлечение с едва сдерживаемым раздражением
и легким презрением.
- Они совсем их разбалуют, произнес он.
- Ничего страшного, - спокойно возразила Линда. - Как только прийдем
домой, я уложу их спать.
И словно чтобы переключить внимание мужа на другой предмет, она
спросила:
- А от мистера Монпелье есть какие-то известия?
- Нет. Вот уже четвертый день. Он должен скоро вернуться.
- Надеюсь, с ним ничего не случилось.
- Я тоже надеюсь.
На мосту мы простились. Энди и Майк сняли с себя седоков и, вручив их
родителям, еще стояли некоторое время, помахивая руками на прощанье и
стараясь отдышаться после бурного веселья.
- Этот Джеймс - просто великолепный мальчуган, - сделал вывод Майк. -
Мы бы с ним отлично поладили. Надеюсь, Эли не посвятит всю свою жизнь
укрощению его свободного духа.
- С этим малым ничего не выйдет. Это тебе не тот второй Джон.
Мы вошли во двор, где застали Джофри Монпелье, распрягавшего лошадей.
- Боже, Боже, - воскликнул он вместо приветствия. - Индейцы даже не
знают, какое преимущество им дает ваша христианская вера. Это место просто
идеально приспособлено для набега в погожее весеннее утро.
- Мне это как-то и в голову не приходило, - поразился я такой
очевидной мысли.
- Никто об этом не задумывается, пока не становится слишком поздно.
Ну, ничего. Они еще не нападали, и вряд ли им это удастся. Энди, доведи-ка
дело до конца с этой лошадью. Она мне опять скоро понадобится. Пойдемте,
Филипп, мне нужно обо многом вам рассказать.
Мы прошли в зал, там было тепло от заливаших комнату солнечных лучей.
Я настежь распахнул окно. Джофри снял сюртук, стащил башмаки для верховой
езды и, как кот, калачиком свернулся на кресле. Некоторое время пальцы и
губы его трудились над непокорной трубкой. Наконец к потолку взметнулись
первые клубы дыма, и молодой человек вынув изо рта трубку, с улыбкой
поглядел на нее, перевел взгляд на меня и начал:
- Как это там у Энди любимое словечко - ах да, ЖУТЬ КАК. Ну так вот,
мне жуть как повезло. Я нашел лагерь их главаря и выяснил все его планы. -
Он глубоко затянулся. - Это индеец Александр, которого я упоминал под
именем Беспокойная Луна, потому что он родился в лунное затмение, -
кстати, почему у нас нет таких имен?
- Цивилизация, я так думаю, - предположил я. - Я бы, наверно, получил
прозвище "Железная нога" или что-нибудь еще менее лестное.
- Ну, - поспешил возобновить свою тему Джофри. - Беспокойная Луна о
существовании вашего селения. Ему сказали, что у вас так много мужчин, что
некоторые даже не спят ночью и охраняют скот. У него ложные преувеличенные
представления о вашей численности, что само по себе не так уж плохо. Плохо
то, что во вторник или среду на следующей неделе он готовится совершить
нападение. Дело в том, что для оправдания предсказанной гадалкой судьбы он
должен уничтожить все послеления между озерами и побережьем: Диксонвиль,
Зион, а затем и Форт Аутпост. У вас он надеется захватить много лошадей.
Но он не двинется с места в полнолуние в понедельник. Лагерь его в
тридцати милях отсюда, там он ждет прибытия остальных - стариков,
необстрелянных юношей и женщин, прибытие которых ожидается в понедельник
или во вторник. Но как только луна забеспокоится, то есть пойдет на убыль,
он в путь не тронется. До этого момента он развлекается как может,
празднуя победу над Диксонвилем, объедаясь мясом и обильно запивая его
