проектами и побудило мистера Горе основать подобное селение. Но я даже не
знаю, где располагается это место, иначе обязательно предпринял бы попытку
навестить вас.
- Мы очень надеемся, - серьезно произнес мой собеседник, - что детище
мистера Горе не постигнет столь же печальная участь. Они сожгли все дотла,
и нам пришлось спасать бегством.
- Расскажите все по порядку, - попросил я. - Не пойти ли нам
поужинать, а там уже вы поведаете мне всю эту историю. Кстати, меня зовут
Оленшоу, Филипп Оленшоу.
Мы прошли в зал, где я подложил дров в камин и зажег несколько
свечей. В спешке и хлопотах я до сих пор так и не успел рассмотреть своего
гостя, и был удивлен, обнаружив, что он гораздо моложе, чем я предполагал.
Никогда не доводилось мне видеть лица с таким количеством плоских черт. В
нем не было ни единой округлости, ни одной мягкой линии. Все было
заострено, угловато и плоско вырезано из какого-то жестокого и прочного
материала. Даже кончик его слегка опущенного носа, даже глазницы были
квадратными, и черные ровные волосы росли от прямой линии лба и на не
покрытой повязкой части лба ниспадали, как складка тяжелой материи. Глаза
его, в тот момент ввалившиеся и блестящие от возбуждения, были
ярко-голубого василькового цвета, губы - большие и тонкие, а маленькие уши
топорщились на узком черепе.
- У вас здесь очень милый дом, мистер Оленшоу, - сказал гость,
оглядывая комнату.
К этому времени отделка зала была уже завершена, стены были пропитаны
воском, и хотя это была главным образом моя собственная работа и по
каким-то причинам мне не подобало хвалить ее, но все равно все это мне
нравилось. Гостиная, простая и не изобилующая мебелью, выглядела солидно,
и своими пропорциями радовала глаз, по крайней мере, мой собственный.
Так мы болтали о доме, о столярных работах, кладке, пока он не
закончил ужин. Затем, предложив ему трубку и место у противоположной
стороны камина, я сказал:
- Расскажите об индейцах.
- Не хочу пугать вас, - начал мой собеседник с неожиданной улыбкой,
от которой все плоскости его лица сместились, создавая причудливую игру
света и тени. - Но думаю, вам бы лучше быть готовым к их визиту. У нас не
было никаких неприятностей до прошлого лета. Я полагаю, вы знаете о войне
короля Филиппа. Она как раз заканчивалась, когда я высадился на этот
берег, и на всем пути в Диксонвиль я только и слышал одну и ту же песню,
что индейская опасность миновала, что с ними покончено, их вырезали,
уничтожили. Наверняка, вам говорили то же самое?
Я кивнул.
- ...У нас жили одна-две индейские семьи, время от времени выполняли
кое-какие работы, мы их также использовали в качестве проводников, когда
шли на охоту. Они подчинялись какому-то мелкому вождю по имени Биллико,
такой неплохой мужичок, приходил к нам пару раз, вел себя очень
дружелюбно. У нас не было с ними никаких хлопот. Но где-то в конце лета, у
нас начали пропадать вещи. По несколько лошадей сразу одна-две в ночь,
затем исчезали ружья, или же кто-то вдруг недосчитывался пороха или
запалов. Диксон собрал индейцев и пригрозил, что выгонит их всех, если так
будет продолжаться. Он был добр к ним, как правило, и думаю, то именно
поэтому вскоре нас посетил Биллико и захотел поговорить с Диксоном. Он
рассказал ему, что готовится большая война с племенем, которое раздобыло
оружие у французов возле Озер. И что - ну это просто легенда - несколько
лет назад в лунное затмение родился вождь, которому колдунья предсказала
съесть два блюда - одно и красного, другое из белого мяса, и тогда он
будет править всей этой землей от Озер до самого побережья. Его назвали
Беспокойная Луна, и он стал отважным и умелым воином.
- Ну вот, Диксон все это выслушал и, подумав, что разгадал хитрость
Биллико, сказал, что история очень интересная, но все же он предпочел бы
получить назад своих лошадей. В результате Биллико пообещал возвратить все
украденное, и уехал. На следующий день в Диксонвиле не осталось ни одного
индейца. У меня стоял воз голландских саженцев, которые прибыли из Салема,
я ожидал индейца, который помогал мне в саду и в этот день должен был
прийти сажать деревья. Но он так и не явился, и я, устав ждать, справился
с работой сам. Я любил свой сад и мечтал, что в этом году в нем будет
много нарциссов и тюльпанов. Затем двое наших парней отправились на
рыбалку, и пройдя мимо деревни Биллико увидели, что она сожжена. И эти
дурни пошли себе дальше, вместо того, чтобы вернуться и сразу же
предупредить нас. Через несколько дней они пришли, но вслед за ними
появился и Беспокойная Луна со своими воинами. Конечно же, мы оказались
практически беззащитными. У них было несколько ружей, многие были верхом,
остальные имели луки и стрелы и эти чертовы томагавки. Вот в меня именно
эта штука угодила. - И он показал на свою рану. - Видите ли, мы не были
готовы к набегу. Мы были разбросаны по всей округе. На западе селения уже
пылали дома, а остальные еще ни о чем и не подозревали. Мы собрались все
вместе и попытались как-то укрепить дом Диксона, который был самым большим
в селении, и куда естественно начали стекаться люди. - Он сделал паузу и
содрогнулся, произнося следующие слова: - Это все было настолько ужасно,
мистер Оленшоу. Они прикрепляют факелы к стрелам и запускают их в
строения, которые сразу же вспыхивают, как спичка. В конце концов, все
были убиты или ранены, поселок пылал, и я подхватил Диксона, детей Камбоди
и бросился к лошадям, стоявшим во дворе. Сам не знаю, каким чудом нам
удалось спасись, но мы прорвались, и за это спасибо. Сколько у вас мужчин,
всего?
- Девятнадцать. Один из них совершенно бесполезен, двое уже в
возрасте.
При этом мой гость вскинул руки в знак бессилия.
- Это страшно. Просто самоубийство. О чем только думал мистер Горе? В
Диксонвиле, даже после того, как сгорели первые дома, оставалось сорок
боеспособных мужчин. Но мы оказались на открытой местности. Ну, если они
заявятся сюда, я (как это поется в той детской песенке) выжил, чтоб
сразиться еще раз. - И он вытряхнул свою трубку с видом глубокой
обреченности. - Если вы не против, я отправлюсь на покой. Кажется, целую
вечность не снимал с себя этих одеяний. Завтра нам предстоит много дел.
Я отвел его в комнату, где уже глубоким от изнеможения сном спал
Эдвард Камбоди, красивое молодое лицо которого румянцем рдело на
белоснежной подушке.
- У них кто-то погиб? - спросил я.
- К счастью, нет. Они сироты. У них нет ни одной родственной души,
кроме меня.
Пожелав ему спокойной ночи и стараясь как можно меньше шуметь, я
отправился в комнату, которую Майк и Энди разделили с Диксоном. Это было
очень длинное помещение, поэтому свеча у постели Майка не освещала
пространства у двери.
Я поднял повыше подсвечник и посмотрел на старика, который, казалось,
мирно спал.
- Заснул наконец, - прошептал Майк, - но пока он тут бодрствовал, он
такого понарасказывал - кошмар просто. Остается только надеяться, что это
наполовину бред.
Не зная, что именно говорил старик, я на всякий случай успокоил
Майка:
- Может быть, так оно и есть.
Но по дороге в спальню я почувствовал, как меня постепенно охватывает
леденящий душу страх - будто обдало потоком холодной воды. В Диксонвиле
было сорок мужчин, и только трое из них и одна девушка спаслись. А в Зионе
нас всего девятнадцать.
Раздеваясь, я вспомнил тело Хэрри Райта, которое мы нашли в лесу.
Ханна говорит, что Хэрри вышел из дому с ружьем, которое мы так и не
обнаружили тогда. И это самое оружие будет направлено против нас. Чудная
мысль на ночь грядущую.
Прийдя в спальню, я рассчитывал застать там Ральфа, было уже довольно
поздно, и в голове вертелось еще множество мыслей, кроме индейцев. Но
постель была пуста и даже не смята. Значит, он еще не пришел. Иначе его бы
предупредили, что надо сразу подняться сюда. И все же, рассуждал я,
забираясь под одеяло и вытягивая утомленное тело, не стоит волноваться о
двух вещах сразу. Если придут индейцы, поведение Ральфа будет забыто в
общем смятении, если же не придут, то я с радостью и облегчением посвящу
себя решению этого вопроса. Итак, успокоив себя подобными рассуждениями, я
погрузился в сон.
На утро Диксон пришел в себя и смог проглотить на завтрак бульон,
которым Майк его заботливо покормил из ложечки. Дети Камбоди еще спали, а
Джофри Монпелье - легок на подъем - вскочил ни свет ни заря и завтракал с
нами.
- Мы должны хотя бы один дом сделать невозгораемым. Ведь именно здесь
и было наше слабое место. Когда горит дом, всякая оборона становится
бессмысленной. Даже если вам и не суждено увидеть индейца до самого
судного дня, не помешает иметь несгораемое помещение, где будут храниться
запасы воды и продовольствия.
- Дом собраний, - предложил я. - Мы все там обитали, когда еще не
построили своих домов. Мы можем облепить стены глиной. Если они направятся
сюда прямо из Диксонвиля, сколько это может занять времени?
- Нет, прямо они не пойдут. Видите ли, Беспокойная Луна верит, что
ему везет только в полнолуние. И он ничего не предпримет до полной луны.
Биллико рассказывал об этом Диксону, а теперь мы убедились, что бедняга
Биллико не нес чепухи. А еще, что очень важно, в Диксонвиле есть один дом,
который они пощадили. Хозяин этого дома устал в свое время таскать
кувшинчиками вино из Салема и начал изготовлять свое, по какому-то особому
рецепту он перегонял обычное ячменное зерно в самый божественный напиток,
который мне приходилось когда-либо отведать. Его дом просто заполнен этим
зельем. Я не хочу сказать, что я великий знаток индейских нравов (по этому
вопросу лучше обратиться к Диксону), но думаю, что они не отправятся в
дальнейший путь к побережью, пока не истощат все запасы этого зелья. И
наконец, оставив в стороне всякие теории, мы сюда мчались верхом двадцать
четыре часа, а у них не у всех есть лошади. У вас не меньше недели. Может,
и больше, потому что я верю в эту сказку с луной.
- После завтрака я сразу же пойду к Эли, - сказал я, и тут появился
Ральф.
Я представил вновь пришедшего гостям и вкратце описал события
предыдущей ночи, сообщив цыгану неприятную новость. Он почти по-детски
обрадовался, что на этот раз внимание было отвлечено от его персоны. Но
после еды я кивком вызвал его на улицу.
- Ну вот, - начал он, не дожидаясь моих слов. - Произошло то, чего я
ждал с самого начала. Она оступилась, когда несла мешок муки, я подхватил
ее и поцеловал и так далее. Но эта упертая баба до сих пор не хочет выйти
за меня замуж.
- Должна захотеть, - сухо ответил я. - Я не имею сейчас времени
рассказывать тебе о вчерашнем собрании, мне нужно срочно созвать совет по
поводу индейцев. Но я защищал тебя не на жизнь, а на смерть, и мы уже не
справимся с еще одной неприятностью со стороны твоей семьи. То есть, я
хочу сказать, что я просто стану всеобщим посмешищем. Ральф немедленно
отправляйся назад и скажи ей, что все уже готово к вашей завтрашней
свадьбе. При нависшей над нами опасности мы не можем терять и дня. Во
время собрания по организации обороны я замолвлю за вас словечко перед
мистером Томасом.
- Но я не сильно уверен, что сам хочу жениться на ней, -
запротестовал Ральф, тут же меняя позицию.
- Чушь, - нетерпеливо перебил я. - Чего же ты ходил туда? Что еще
может заставить мужчину работать по воскресеньям? Ты не хочешь признать,
что любишь ее, потому что она не так хороша собой и серьезна, а она не
хочет признать, что любит тебя, потому что видит твои колебания. Женщины,
