человек, который по своему наслаждался жизнью. Наверное, где-то его будет
оплакивать женщина, по нему будут скучать его маленькие дети. И тут же мне
вспомнился Хэрри, столь зверски убитый. Какая жалость! На этой огромной
земле хватит места для всех нас. И все же мы почему-то не оставляем друг
друга в покое - если не считать покоя смерти. Правда, подумалось мне, мы
захватили их земли - но они ведь толком не пользовались ими. И жили же они
как-то до того, как здесь появились наши свиньи. Но его худоба, выражение
покоя на лице, и то, что вооружен он был только одним ножом, смягчило мое
сердце, и я настоял на том, чтобы его похоронили вместе с тем, вторым,
которого Эли пристрелил в лесу, что мне, однако, не доставило никакого
удовольствия. Второй индеец был свиреп лицом, и мне пришла в голову мысль
о том, что они такие же разные, как и мы. Для нас все они были просто
индейцы, но у каждого из них была своя индивидуальность, свои
отличительные черты, известные их соплеменникам.
Остальные выстрелы этой ночи доносились с мельницы Хэрри. Ни один из
них не попал в цель, но Исаак Картер, которые уступил место в своем доме
Амосу Битону, подобрался к грабителям настолько близко, что поразил одного
из них топором, получив при этом ножевое ранение в шею; Тиму Денди удалось
схватить одного, "верткого как уж", по его собственному описанию, и
задушить его в рукопашной схватке. В обоих случаях нападавших было больше,
чем защищавшихся, чем, впрочем, первые так и не сумели воспользоваться, а
мы все-таки с радостью убедились в том, что имеем дело с обычным
воровством, а не с военными действиями. Потеряв четверых и не получив
добычи, индейцы, по нашим предположениям, должны были отступить. Похоже
было, что это так и произошло, потому что больше подобных событий не
происходило.
В ту же ночь Кристина родила ребенка.
- Стрельба помогла, - сказал Майк, поспешно проглатывая свой кофе,
прежде чем отправиться на мельницу, чтобы оказать помощь Исааку. -
Стрельба справа, стрельба слева - бедняга просто больше не могла это
выдержать. Ну и здоровый же этот малый.
Он отправился к Исааку, а Энди занялся делами во дворе, пока Эли и я
не позвали его помочь нам собрать всех разбредшихся по лесу свиней. Они
рассыпались по всей округе, и, если бы нам не удалось собрать их в тот же
день, они ушли бы так далеко в поисках желудей и прочей еды, что нам бы
уже никогда их больше не увидеть. Мы, разумеется, взяли с собой ружья. С
того дня, как был убит Хэрри, все мужчины в Зионе даже на поле выходили с
оружием, висевшим на рукоятке плуга. Мне представлялось, что две вещи были
неотъемлемыми атрибутами поселенца. И если земля эта когда-либо будет
заселена, и станет такой же страной, как Англия с улицами, домами и
дорогами, то это произойдет только благодаря этим двум вещам - плугу и
ружью.
Мы разделились у большой развилки, описывая огромные круги, и криками
гоня блуждающих свиней, попавших в наше окружение, по направлению к дому.
По сей день я ясно помню то место, где меня подстерегало самое
сильное искушение моей жизни. Я как раз выследил парочку животных, оторвал
их от жадного копошения в траве и погнал к дому, как вдруг услышал выстрел
где-то глубоко в лесу. Грохот рассек утренний покой, и сердце мое бешено
заколотилось. Я помчался, как мог быстро, к месту, откуда прозвучал
выстрел. Затем до меня донесся крик и я удвоил свои усилия.
Ветка ежевичного куста опутала мои ноги, я рванул, и, высвободившись,
наткнулся на ствол дерева. Тряхнув головой и выругавшись, я обогнул
дерево, и увидел Эли, лицо его было белее смерти, ствол его ружья занесен,
как дубинка, и нацелен на стоявшего прямо перед ним огромного медведя.
Видимо, он выстрелил в зверя, но не убил его, а только ранил, при этом не
успев перезарядить ружье. Медведь взревел, встал на дыбы, оказавшись при
этом на несколько футов выше Эли, так что у того было очень мало шансов
нанести опасному хищнику сколько-нибудь серьезный удар. Я видел, как
блестели крошечные глазки зверя, подобно острым изогнутым ножам, на
передних лапах появились когти.
Говорят, что тонущий человек, в последний раз погружаясь в воду,
просматривает всю свою прошедшую жизнь, пролетающую в его мозгу
раскаленной молнией мысли. Этого я не могу подтвердить, потому как никогда
не подвергался подобной опасности, но в этот момент, стоя перед Эли и
разъяренным медведем, я словно просмотрел свою жизнь будущую. В долю
секунды передо мной открылись две возможности, два пути, каждый из которых
имел свой определенный исход. Я мог выстрелить, и Эли вернется к Линде и
может даже переживет меня. Я мог повернуться и тихо отойти в сторону, дав
возможность медведю обрушить на Эли и покончить с ним - то есть,
расправиться с ним, как всякий хищник расправляется со своей жертвой. И
через неделю Линда стала бы моей. И никто не посмел бы осудить вдову за
то, что она связала свою жизнь с другим человеком. Линда будет лежать у
меня на груди, я буду заботиться о ней и любить ее. Никто здесь, в Зионе,
не мог стать моим соперником. Я нравился ей. Нет сомнения в том, что она
принадлежала бы мне.
Я любил ее так долго! Но именно поэтому я поднял ружье и выстрелил,
тщательно прицелившись, в сверкающий глаз зверя. Клок окровавленной шерсти
отлетел мне в лоб, и не было крещения более очистительного "Я предстану
перед ней с чистой душой", - подумал я.
Эли вытер пот смертельного страха со лба. Он трясся как осенний лист.
- Слава Богу, - дрожащим голосом произнес он, - что на сей раз
никакая свинья не бросилась тебе под ноги, парень. Ты первый, кого я
должен поблагодарить после самого Господа Бога.
- Интересно, - бойко возразил я, - что именно мог бы сделать Господь
Бог, не будь здесь меня.
И сказав это, я осторожно хихикнул.
- Мистер Филипп, - серьезно ответил Эли, снова вытирая пот с лица, -
есть еще много вещей, которые вам нужно уяснить себе.
Больше мы к этому не возвращались.
Следующей новостью было прибытие Ральфа Свистуна. Он привез все, что
ему было поручено, даже письмо для мистера Томаса от Альфреда Бредстрита.
Он доставил нам соль, иголки, порох и запал. Мне он привез Голубку,
любимую мою кобылу, а также кое-какие растения для линдиного огорода и
моего фруктового сада. Но вернулся он один. По всей видимости, Саймон
напился где-то в таверне Бидлза, дойдя до исступления после своего долгого
воздержания от алкоголя, и завязал ссору, причины и результата которой
было трудно выяснить из сбивчивого рассказа Ральфа. Как бы там ни было,
сторонами были нанесены удары, противник упал головой на каминную решетку,
размозжил себе череп и умер на месте. Саймон, пришлый, как цыган, был
обвинен в убийстве, и только благодаря своему артистическому мастерству, -
благодаря которому ему удалось удачно притвориться мертвым, после чего его
унес рыдающий Ральф, - он избежал ареста тут же подошедшим констеблем.
Выбравшись из таверны, Ральф поспешил на пристань, и отдал половину денег,
вырученных от продажи шкур, капитану, который согласился увезти Саймона.
Ральф вернулся в четверг. К субботе уже всему селению стало известно,
что когда Файнеас Пикл, прийдя на обед домой, объявил, что цыган вернулся
без брата, Магитабель потеряла сознание прямо за столом, а уже в
воскресенье всем стало понятно, что девушка ждет ребенка.
Она не присутствовала на собрании, которое проводилось в старом
бараке, но там были все жители нашего поселка, и мистер Томас долго
молился за "нашу юную сестру, которая пала в тяжком грехе, что, по завету
Господню должно быть перенесено на душу еще не рожденную". Живя под одной
крышей с братом ее сообщника по греху, я, естественно, был в неведении, и
оглядываясь по сторонам, пытался догадаться, кого он имеет в виду. Поймав
смущенный взгляд Ральфа, и заметив отсутствие Магитабель, я сделал
собственные выводы. С нетерпением дождавшись окончания собрания, я
поспешил к Ральфу.
- Ты негодный глупец, - с горячностью набросился я на него. - В чем
тут дело? Почему ты не сказал мне?
Ральф с шумом втянул носом воздух и, приоткрыв рот, выдал громкий
вздох нетерпения.
- Вы, старейшина, хозяин, и Пикл тоже. Мне не хотелось ссорить вас. Я
сделал что мог. Я предложил ей пойти в церковь со мной - что еще я мог
сделать? Но она обезумела - все они обезумели. Ну вот и все.
- Отвечай на мой вопрос, - приказал я. - Так что, Магитабель Пикл
ждет ребенка от Саймона?
Он кивнул.
- Где она?
- Мистер Пикл выгнал ее из дому. Она в доме на мельнице. Я отвел ее
туда.
- Когда?
- Вчера ночью. Когда мистер Пикл выгнал ее.
- Кто еще знает об этом?
- Ну, все знают.
- Какого же черта, я ничего не знаю?
- Я же объяснил, - сказал Ральф, издав очередной нетерпеливый вздох.
- Никто не хотел, чтобы вы знали.
- Почему?
- Ну... Я просто думал, что вы сделаете что-то неразумное, а Пикл
боялся, что вы будете нападать на него, зная, что вы недолюбливаете Кезию,
то есть, я хотел сказать, миссис Пикл. А мистер Мейкерс сказал, что у вас
неправильные идеи. Ну видите...
- Ты просто дурень, - снова выругался я. - И сколько по-твоему, я мог
оставаться в неведении? Я все-таки лучшего был о тебе мнения. Оставил
бедную девушку одну в таком страшном месте.
- Я же предложил жениться на ней. Ни один мужчина не мог бы сделать
для нее больше. А остаться с ней там и еще больше опозорить ее имя - разве
я мог?
- Ты мог обратиться прямо ко мне! Но у тебя, как у большого ребенка,
ни капли здравого смысла. Стой здесь и не сходи с места, - строго велел я.
Эли, который замешкался в дверях, чтобы поговорить с мистером
Томасом, поравнялся со мной, и я положил руку ему на плечо, знаком
привлекая к себе внимание. Из-за его громадной фигуры выглянуло
улыбающееся лицо Линды, приветствовавшей меня, но в это утро даже улыбка
Линды не имела такого большого значения, как обычно.
- Эли, - начал я. - Вы слышали о Магитабель Пикл? Я имею в виду, где
она? Вы знаете, что отец выгнал ее из дому?
- Да, - ответил Эли. - И правильно сделал. Я бы тоже не потерпел
блудницу под своей крышей.
- Но она не блудница. Интересно, доводилось ли вам когда-либо
встречать блудницу. Если да, то вы должны были бы знать, что с ними
подобных вещей не случается. Она просто несчастная девушка, влюбившаяся в
человека, которого не одобрили ее родители. Она не может оставаться одна в
таком жутком месте.
- Ей не место в Зионе вообще, - категорично отрезал Эли. - Я
полностью согласен с Пиклом. Ее нужно гнать, как Агарь.
- Бог ведь помог Агарь, - парировал я. - И эта девушка должна
получить поддержку. Я поговорю с Пиклом. Я созову собрание.
- Опростоволосишься, парень, - произнес Эли тоном дружеского
предупреждения. - Это христианское общество, а она совершила смертный
грех.
- Но она совершила его не одна, - начал было я, но Эли упрямо
выставил челюсть.
- Пойдем, жена, эти речи не для твоих ушей.
Я видел, что Линда что-то прошептала мне одними губами, мы обменялись
взглядами. Я не понял ее, думая, что она просит меня уступить. Но она
повернулась и, сложив ладони, произнесла четким срывающимся голосом:
- Я думаю, что Филипп прав, Эли. Никого нельзя оставлять на мельнице
одного.
- Пошли домой, ты сама не знаешь, что говоришь, - ответил ее муж, и с
силой, которую он на моих глазах никогда не применял к ней, схватил ее за
руку и потащил прочь.
С того дня, как Файнеас Пикл обосновался у Прохода, на собрания он
