красок, обреченных на скорое увядание и своей недолговечностью
пробуждающее даже у самых легкомысленных людей мысли о бренности бытия, о
недолговечности молодости и близости последнего часа. Кроме того, рядом со
мной была девушка, готовая упасть в мои объятия. Были живы еще
воспоминания о той ночи, когда она спала у меня на плече, и о множестве
других мелких событий, произошедших с того времени?
Но какое это имеет значение сейчас? Сейчас, когда это всего лишь
память о былом: рассказ о прошлом. Знай я тогда то, что известно мне
сегодня, пусть в тысячах темных закоулков моей жизни подстерегали бы меня
тысячи молодых цыганок, я овладел бы каждой из них, не испытав и не
позволив себе испытать при этом то рвущее душу, раздирающее, унизительное
раскаяние, которое я почувствовал в ту ночь, когда понял, что моя измена
самому себе может сравниться только с изменой Линде.
Начнем с того, что я не был вполне трезв. В столь часто цитируемой
Эли догме, наверное, есть немного здравого смысла: "Вино - насмешник,
крепкие напитки - безумие". Майк заказал Ральфу новую партию спиртного, и
как только цыган покинул Зион, принялся опустошать свои заветные запасы. И
я, член совета старейшин, пил с ним, коротая вечера в своей незавершенной
гостиной, голые стены которой взывали к моему вниманию и заботе о оме. И
по мере того, как я пил, раздвигались и рушились серые стены моего
скучного быта, и мне снова приходила на ум циничная философия Ральфа: "Все
они одинаковы в темноте". Мог ли оспаривать справедливость этой истины, я,
который не знал, что таит в себе ночь? Ведь это могло оказаться сущей
правдой. Тогда я просто даром тратил свою жизнь, расточал силы и энергию
ради того же самого, что, правда под другим именем, стучало в мою дверь.
Откуда мне было знать? Я подумал о своем отце: интересовали ли его имена
девушек? Как бы не так, через месяц после расставания с Линдой, ради
обладания которой он стал пособником смертоубийства, он уже и не припомнил
ее имени. А ведь у него был достаточно богатый опыт, видит Бог.
Алкоголь ударил мне в голову, и сидя там, я уже начал сомневаться, не
был ли я в действительности юным глупцом, как часто называл меня отец.
Преследовать чужую жену, мать двух близнецов! Вся женская прелесть, вся
красота была для меня сосредоточена в женщине, которая растила детей
другого мужчины. Близнецы... Это почему-то осложняло дело еще больше.
Сыновья Линды издевательски обнажали передо мной свои беззубые рты, белые
от молока, источаемого грудью той, которую я любил больше жизни.
Я осушил свой бокал и посмотрел на Майка, не видя его проницательного
добродушного лица, не слыша болтовни, бесконечно льющейся с подвыпивших
уст. И про себя я думал, что должен познать то, что известно всем мужам,
всем, кроме меня. Пусть я хром, но в остальном я полноценен и получу свою
долю. Каждый поэт, каждый шут, даже распутники типа моего отца и набожные,
как Эли, даже бродяги, вроде Ральфа, - все владеют одной тайной. И я не
стану жить как евнух только потому, что девушка в малиновом платье
повстречалась мне когда-то в Хантер Вуд. Никогда мне больше не увидеть тот
лес и малиновый наряд, и любовь, которую сулила та встреча, никогда не
прийдет ко мне. Но я могу взять то, что мне сегодня доступно.
С этими мыслями я взобрался по винтовой лестнице и остановился возле
опорной колонны в нерешительности, то ли позвать ее, то ли отправиться на
поиски самому. В конце прохода было окно, и поскольку не хватило стекол, я
вставил в него чугунную решетку с узором в виде цветка в центре, лепестки
которого соединяли его с краями. На ночь окно прикрывалось ставнем. Джудит
Свистун стояла у окна, дергая ставень.
- Заело, - сказала она, не поворачивая головы.
Я, прихрамывая и покачиваясь, преодолел расстояние между нами,
некоторое время не отрывая взгляда от усыпанного звездами ночного неба,
рассеченного узором решетки. Я обнял девушку за гибкую талию, и в нос мне
ударило запахом сушеного сена, исходящим от ее густых жгуче черных волос.
- Оставь это, - сказал я и увлек Джудит за собой в спальню.
Подобно затишью после горячечного бреда, разум вернулся ко мне. Ты
была прекрасна, Джудит, прекрасна и добра, и любой мужчина был бы опьянен
тобою. Но я не любой мужчина. Я человек, идущий четким курсом и малейшее
отклонение от него влечет скорбное повторение уже пройденного пути,
позорное возвращение с радостных тропинок, по которым доводится блуждать в
поисках выхода.
Я приобрел опыт, и испытанное мною облегчение напоминало облегчение
от плевка. С Линдой это было бы таинством. С Джудит при всей ее прелести,
доброте и терпимости к моей неуклюжести, это было бессмысленной,
механической уступкой самому примитивному земному инстинкту, подобному
совокуплению животных, находящихся на грани вымирания. Слезы от горя и
слезы от ветра - это почти одно и то же, не считая тех чувств, которые
придают им смысл. Чем одна влага отличается от другой, если отсутствует
разница ощущений, которые составляют их значение? Без этого чувства я с
тем же успехом мог бы сплюнуть.
И это невозможно было скрыть. Джудит все поняла. Она несколько раз
вздохнула и безмолвно выскользнула из комнаты. Мне пришло в голову, что
это и был самый приятный момент. Ее необъяснимая привязанность ко мне
теперь уступит место презрению, и она выйдет за Джейка или какого-нибудь
другого парня, и исполнит то, что предназначено ей природой и предписано
судьбой. Я вспомнил о любовницах своего отца, деревенских девушках,
которые впоследствии выдавались замуж за сговорчивых простаков,
привлеченных парочкой золотых монет, призванных искупить отсутствие
невинности невесты. Я должен позаботиться, чтобы Джудит, сделав свой
выбор, не осталась с пустыми руками.
И наконец, я заснул. Я проснулся в своей огромной кровати, солнце уже
залило светом пол моей комнаты веселыми лучами.
Из кухни доносился звон посуды и голоса Энди и Майка, обсуждавших
свои обычные утренние дела. Я должен был спуститься и принять из рук
женщины, с которой хотел разделить самое сокровенное в своей жизни, блюдо
с горячими шкварками и жареным картофелем. Это был очередной день нашей
жизни, простой обычный день.
Я помылся, неспеша оделся, намеренно и вместе с тем безуспешно
пытаясь оттянуть как можно дальше момент, когда мне придется спуститься и
предстать перед Джудит. В конце концов все мои приготовления были
завершены, но не переставая колебаться, я настежь отворил окно, подтолкнул
к нему один из тяжелых стульев и присел поближе к подоконнику, чтобы,
облокотившись на него, вдыхать пронзительно сладкий осенний аромат. Я
знал, что я глупец: но глядя сквозь листву деревьев у реки и думая о
Линде, уже проснувшейся и хлопочущей в своем маленьком домике, я звоном
кухонной утвари снова был возвращен к мыслям о женщине в моей кухне. И тут
я понял, что я распутник. Все зло в мире происходит от глупцов и
распутников, и я со вздохом причислил себя к их компании.
Все же не было смысла оставаться еще дольше в спальне, и тяжко
вздохнув, я спустился в залитую солнцем кухню в мучительном предвкушении
пытки утренней трапезы. Джудит склонилась над печью, но при стуке моего
железного башмака девушка выпрямилась и откинула со лба непослушную прядь
жгучих волос. Я ведь подобрался, чтобы взглянуть ей в лицо, и сразу же
понял, насколько это глупо, так как она обратилась ко мне с выражением
лица и спокойно спросила:
- Ваши шкварки уже как прутики. Мне показалось, что вы давно уже
встали. Может, приготовить другие?
- Да нет, я и так съем с удовольствием, - успокоил ее я и
сосредоточился на своем испорченном завтраке.
Я был необычайно рад появлению Майка.
- Прекрасное утро, - весело сообщил он. - Вы не думаете, что нам
лучше было бы свезти зерно на мельницу к Хэри, пока не развезло дорогу?
- Именно это мы и сделаем после завтрака, - согласился я. - Где Энди?
В ответ донесся шорох ног о решетку для обуви у входа, и Энди,
перенявший у Свистунов их манеру обращения ко мне, вошел с мрачным видом и
сказал:
- Хозяин, у нас не достает двух свиней. Они были в загоне на откорме
и исчезли.
- Ты закрывал калитку, когда заходил туда в последний раз?
- Да. Более того, она и сейчас заперта. Только они не вырвались,
выломав дверь. Их забрали. И не хищник это. Кто-то с руками и ногами.
Я отложил в сторону нож.
- Похоже, что так. Но кто мог это сделать? Мне страшно представить,
что их просто украли. И даже понятия не имею, как это можно выяснить. Все
свиньи одинаковы.
- Только не Толстуха. Ее я узнаю, где бы она ни была. К ней только
подойди с палочкой в руке, она подбежит сразу и подставит вам спинку
почесать. По правде говоря, я не очень-то хотел убивать ее, хоть она и не
дает хороших выводков. Все равно, если уж ее нужно было съесть, это должны
были сделать мы сами. Я только вот поем, возьму палочку и пройдусь по всем
свинарникам этого благословенного селения. Я буду кликать ее и показывать
трость. И заберу первую же свинью, которая подставит свою спину, да и
соседку прихвачу в придачу.
- Так нельзя, Энди, - возразил я, кусая большой палец - вредная
привычка, с детства прорывавшаяся у меня, когда я задумывался. - Ты
вызовешь только бурю негодования, если вот так всех без разбора
подозревать.
- А я обделаю все ловко, - не смутился Энди. - Я просто буду
похаживать так и незаметно напевать: "Прийди ко мне Толстуха, моя ты
душка".
Мы расхохотались; его тревога была искренней, но идея обделать все
что угодно незаметно всегда потешала нас. Однако потеря свиней была делом
серьезным. И не столько из-за ценности самих животных, хотя их в долине
явно не хватало, а еще и потому, что факт свидетельствовал:
- Нужно выяснить, ничего ли не пропало у других. Мы с Майком поедем
на мельницу сегодня утром и по дороге будем заглядывать во все дома.
Нагрузив телегу, мы тронулись в путь. Я невольно всматривался в лица
людей, к которым я обращался со словами. "У меня сегодня ночью пропали две
свиньи", и сам ненавидел себя за то, что испытующе высматривал, не
изменится ли выражение лица моих собеседников. Но ничего подобного не
происходило, то есть никто не выглядел виновным, некоторые даже выражали
сочувствие. Приехав к Картерам, мы увидели Мэри Картер, успокаивавшую
юного Джонни, у которого пропал щенок.
- Говорю ему, вернется собака, - произнесла она, поднимая
встревоженное лицо. - Ему всего ведь год, видите ли, еще глупенький и
часто убегает.
- Я хочу, чтобы он пришел. Где мой Пушок? - упрямо твердил ребенок с
чисто детской несговорчивостью.
- Когда он исчез? - поинтересовался я у Мэри.
- Сегодня утром. Он всегда спал во дворе. Думаю его кто-то спугнул,
он порвал цепь и сбежал. - При этом Джонни заголосил еще громче. - Но он
вернется. Послушай, мамочка еще покличет. Пушок, Пуши, Пуши!..
Ответа не последовало, только эхо ее голоса отдалось в лесу за домом.
- Еще что-нибудь пропало? - спросил я.
- Нет, - удивилась женщина. - А что?
- Мы недосчитались пары свиней.
- Муж ни о чем таком не говорил за завтраком, - ответила Мэри, в этот
момент ребенок снова потянул ее за юбку, и она отвлеклась от нас, выбросив
из головы наших исчезнувших свиней. Женщина сказала малышу:
- Ладно, крошка. Пойдем, поищем Пушка вместе.
Мне вовсе не нравился напрашивающийся сам собой вывод. Пропали две
свиньи, сбежала несмышленая молодая собачка - какая тут связь? Я щелкнул
