поводьями о спины лошадей и поспешил к дому Ломаксов. При стуке колес
нашей повозки в кухонном окне появились лица двух женщин, обе были
заплаканы и опухли от слез. Наверняка, ни одной из них не хотелось
предстать перед нами в таком виде, так как прошло немало времени, прежде
чем Эдит, младшая девушка, отворила дверь и глухим голосом произнесла:
- Доброе утро.
- Доброе утро, - ответил я. - Дядя или отец дома?
- А вы разве не встретили их? Они уехали. Дядя Оливер просто взбешен.
Адам убили. Ей горло перерезали.
Голос ее становился все выше и выше, пока не перешел в вой, и она
зарыдала, закрыв лицо передником.
- Адам? - озадаченно переспросил я. - Кто это?
Она опустила фартук и посмотрела на меня с выражением лица, близким к
ненависти.
- Адам - это наша собака... Конечно, имя не для женского полу, но мы
ее так назвали еще до того, как она принесла щенков. А теперь ее нет.
Маленький чертенок страха встрепенулся во мне и выкрикнул: "Ну, я же
говорил".
- Мне очень жаль, - бессмысленно проговорил я.
- Кому-то тоже придется здорово пожалеть, - яростно пригрозила
девочка. - Дядя Оливер взял с собой ружье... если он найдет того, кто это
сделал... Я развернул телегу.
- Ну, раз уж мы так далеко заехали, давай оставим все-таки зерно у
Хэри, а я пойду к Эли. Не нравится мне все это, Майк.
- Вы о чем-то догадываетесь? - спросил Майк, мусоля жалкие остатки
своего уха.
- Индейцы?
- Хм. Хорошенькая идея, не правда ли?
Мельница Хэри стояла на самом западном конце реки. Прямо за ней
начинались горы, и стремнина неслась с силой вполне достаточной, чтобы
вращать колесо. Отъехав от дома Ломакса, мы последовали вдоль берега реки,
где груженые телеги проложили хорошо протоптанную дорогу. Мельница еще не
показалась на горизонте, а дом Ломакса еще не скрылся из виду, как из-за
поворота прямо на нас выскочила женщина, только резкий скачок моих лошадей
помог избежать столкновения. Она упала на колени где-то в футе от передних
колес, и не успел я усмирить лошадей, как Майк был уже на земле, помогая
несчастной встать. Это была Ханна Райт - дочь квакера, которая вышла замуж
за Хэрри еще во время путешествия, возле Форта Аутпоста. Она отчаянно
вырывалась из рук Майка и издавала вопли, которые вернули меня в то утро,
когда казнили Шеда и какая-то женщина из толпы взвыла при виде веревки на
его шее. В них были те же ужас и безумие.
Я сидел, не в состоянии ничего предпринять, кроме как крепко держать
поводья, так как лошади бесновались от душераздирающего крика,
раздающегося прямо под их носом. Животные метались из стороны в сторону.
- Придержи ее немного. Я отъеду за поворот и вернусь, - крикнул я
Майку.
Свобода движения, растворяющиеся в воздухе крики, тяжесть телеги
успокоительно подействовали на лошадей, и как только появилась возможность
сделать остановку, я слез и закрутил поводья за ветвь придорожной ивы.
Затем быстро, насколько только мог, я побежал обратно. Майк все еще изо
всех сил старался удержать женщину, которая продолжала вопить и
сопротивляться.
- Она сошла с ума. Ни одного слова толком не говорит, - задыхаясь,
пояснил Майк.
- Ну, - начал я. - Ты же врач. Что нужно делать в таких случаях?
- Плеснуть холодной воды - это может помочь.
Шляпой я набрал воды из реки и плеснул Ханне в лицо. Она замерла,
прекратила визжать, обвела нас безумным взглядом и сказала:
- Хэрри погиб.
- Утонул? - спросил я, думая о мельнице и предполагая, что его еще
можно спасти.
- Нет, зарезали его. Как свинью. О, Боже! О, Боже!
Это восклицание, полное отчаяния и безысходности было страшнее
воплей. Она руками закрыла залитое слезами горя лицо, и слезы потекли
сквозь пальцы.
- Правильно, - сказал Майк, мягко обнимая ее за плечи. - Поплачь,
милая. Полегчает.
Она продолжала плакать долго, навзрыд до тех пор, пока, казалось, не
иссушила себя до последней капли, затем, поддерживаемая Майком с одной
стороны и мною с другой, женщина смогла идти, и мы направились к Ломаксу.
- Это произошло вчера ночью, - начала она. - Наша маленькая собачка
все лаяла, и Хэрри подумал, что лиса или какой другой хищник охотится на
нашу птицу. Он встал и вышел. И не вернулся к завтраку. А я ждала, ждала
его. - Ее снова начали душить глухие рыдания, но она подавила их и нашла в
себе силы продолжить. - Трудно, знаете, искать в лесу. Сначала я увидела
собаку, ей перерезали глотку... затем нашла Хэрри. У него не было... не
было... он был без головы... совсем... от Хэрри вообще ничего не осталось.
Она задохнулась и мы немного приостановились. Этой обездоленной
женщине уже ничем не поможешь, ни словом, ни делом. Мы как могли
успокаивали и поддерживали ее, произнося нечленораздельные утешения.
Наконец показался дом Ломакса, и мы сразу же наткнулись на двух братьев,
возвращавшихся домой. Вильям выглядел немного расстроенным, а Оливер был
просто в ярости. ОН, как и сообщила нам Эдит, шел с ружьем в руках.
Я начал разговор первым:
- Мы знаем, кто убил вашу собаку, Оливер. Позовите женщин,
пожалуйста.
Обе хозяйки вышли из дома, и мы шепотом поведали им о горе, постигшем
Ханну. Они бережно обняли ее и повели к себе.
А я обратился к Оливеру:
- У вас есть еще ружья?
Он кивнул и пошел в дом, вернувшись с оружием и запасом пороха. Без
лишних слов мы отправились на мельницу Хэрри, минуя по дороге мою груженую
телегу, которую уже не было проку брать с собой. Пересекая двор
мельничного дома, через приоткрытую дверь кухни я заметил затухающий очаг
и нетронутый завтрак на столе, обставленном с присущей Ханне квакерской
аккуратностью. Уголки клетчатой скатерти колыхал утренний ветерок. Через
двадцать ярдов от дома начинался лес. Сначала это были редкие осины и
березы, которые постепенно сгущались, переходя в густые заросли с плотным
кустарником и высокой травой. Нам не пришлось даже присматриваться к
следам, оставленным Ханной, так как это была единственная тропинка,
ведущая вглубь леса. Именно здесь шла несчастная женщина - и я словно
слышал, как она звала, звала, звала. Я даже ощущал ее страх, будто само
это место дышало ужасом. Наконец мы наткнулись на желтую собачонку, одну
из тех дворняжек, рождение которых произвело такое волнение в те скучные,
бедные событиями дня мучительного ожидания возле пораженного эпидемией
селения. Кровь из рассеченного ножом горла залила все ее желтую шерстку.
- Вот так и Адам, - сказал Оливер, тяжело дыша сквозь сузившиеся от
ярости ноздри. Лучшая собака, которая у меня когда-либо была. Самая
преданная.
Мы продвигались вперед, медленно, напряженно, собравшись и
подготовившись к зрелищу убитого хозяина собаки. Мы старались двигаться
как можно тише, хотя в этом не было особой необходимости, индейцы
наверняка знали, что это им не сойдет с рук, и вряд ли стали бы
задерживаться на месте преступления. Еще в Салеме мы наслышались рассказов
об ужасах прошлой войны - так в Англии обычно вспоминают о нашествии
датчан. Волосы вставали дыбом от описаний кровопролитий, и стоило только
вообразить себе все это, как шаги наши становились все мягче, каждый треск
веточек заставлял нас вздрагивать, а любая тень или шорох крыльев птиц,
пролетающих с ветки на ветку, - резко оборачиваться.
И вскоре мы набрели на тело Хэрри, молодого человека, который
воплотил свою мечту во вращении мельничного колеса, который собственными
руками построил дом на краю леса, расчистив землю вокруг, который пел
псалмы и гимны и который вчера ночью встал и ушел в темноту, чтобы найти
здесь такую страшную смерть. Нож, пронзивший глотку грозного мастифа
Ломакса и маленькой дворняжки, не остановил на этом свои черные деяния. В
самой чудовищности происшедшего наличествовало какое-то дьявольское
мастерство. Как и описывала Ханна, от Хэрри, действительно, мало что
осталось. Вряд ли стоит детально живописать все подробности. Это выглядело
почти символично - как коряво начертанное предупреждение: смотрите, мол,
что ждет тех, кому слишком дороги их свиньи и куры, лежите себе в своих
теплых постелях, если вам шкура дорога.
Содрогнувшись, я снял с себя пальто и накрыл то, что когда-то было
красивым телом молодого человека, со словами:
- Нет смысла нести его назад. Майк, принеси-ка из дома лопату, будь
добр. Я устал.
И внезапно я опустился на землю от изнеможения, равно как и от
головокружения.
Когда Майк вернулся с уступом и лопатой, мы выкопали могилу, и не
сразу решились приблизиться к останкам, которые должны были похоронить.
Вскоре все было кончено, и мы забросали могилу мягкой пухлой землей,
сделав нечто вроде надгробного холмика. И мне пришла в голову мысль о
бесконечной доброте и великодушии этой земли, которая порождает и
терпеливо носит на себе столь непримиримые вещи, чтобы затем все принять в
свое лоно. Минуту назад зрелище тела Хэрри могло навести ужас на самого
бывалого и отважного воина, а теперь, прикрытое землей, оно нисколько не
привлекло внимания, и можно было пройти мимо, даже не ведая того, что
таится под этим надгробием. Оливер Ломакс поднял ружье и будто
пробужденный холодным прикосновением металла произнес:
- Да примет Бог душу твою.
Я всегда считал Оливера хладнокровным и неспособным на проявление
чувств, но в этот момент я даже полюбил его.
Мы вернулись в дом Хэрри, и я прикрыл дверь, сквозь которую мирно
смотрел накрытый стал с завтраком, приготовленным для того, кому уже
никогда не вернуться и не почувствовать вкуса земной пищи. Мы обошли все
хозяйство в поисках животных, которые могли нуждаться в нашем внимании и
уходе. Но двор был пуст. Немудрено, что так отчаянно лаяла собака.
- Это не просто вор, - сделал вывод я, формируя свои беспорядочные
мысли по пути назад. - Мельница и мой дом находятся в противоположных
концах долины. Вы, Ломакс, располагаетесь посредине. Не очень-то приятно
сознавать, что мы все спокойно спали, пока под нашими окнами совершался
грабительский налет. Плохо то, что жилища наши так разбросаны. Надо было
последовать примеру жителей Форта Аутпоста и строиться поближе друг к
другу. Ведь Пиклов могли запросто всех вырезать, так что мы ничего и не
услыхали бы.
- Скоро все прояснится, - сказал Оливер Ломакс. - Нужно собраться и
обсудить, что делать дальше.
Общее мнение собрания, которое было как никогда полным -
присутствовали все мужчины без исключения - было таково, что опасаться
особенно нечего, набег был просто воровством, а дворняжка Хэрри,
несчастная Адам и сам беспокойный Хэрри поплатились за то, что помешали
грабителям. И тем не менее было решено повысить бдительность, загонять на
ночь скот и запирать его как можно надежнее. Спать нам предстояло не так
крепко, как раньше, и ружья держать наготове.
Но тут Эли высказал мои затаенные опасения.
- Это слишком слабые меры, - сказал он. - Если уж мы признаем, что
небезопасно оставлять коров в сарае или свиней в загоне, а при наступлении
лета нельзя выпускать лошадей на выпас, так значит, надо эту безопасность
обеспечить, Вот зачем мы здесь и собрались. Если мы начнем запираться,
значит покажем, что боимся даже нос высунуть наружу. Они знают, что мы
здесь, и мы должны показать, что с нами шутки плохи.
- И что вы думаете предпринять, мистер Мейкерс? - послышался чей-то
благонравный голос - Картера, либо Денди, а можем Стеглса.
