Взревел диким зверем Иванов, чует, что не будет ему пощады, что вот
сейчас кончать его будут. И одна только режущая животная сила задвигала
его мозгом, его мускулами: бороться, до конца бороться. Зубами рвать до
последнего вздоха.
Обернулся с ревом и мигом сгребся за ствол и приклад изо всей силы
рванул к себе. Лопнул ремень у антабки, и винтовка со свистом взлетела
над Ивановым.
Одно мгновение это было.
Вместе с Семеном, обхватившим, как клещами, техника сзаду у пояса,
соскользнул он по трем ступеням за порог во двор и тут тяжелым вих-
рем-вьюном завертелся. Не мог удержаться на нем Семен, проехался носками
и коленками по земле и руки опустил, а в следующий момент череп его раз-
летелся от удара прикладом - остервенел Иванов.
С распухшим сизым глазом, со сшибленной на бок повязкой на лбу и в
разорванной на пласты гимнастерке, плечистый и мычащий - был он страшен.
Кругом уже: из избы, с улицы, от ворот орали и сбегались мужики, и
сопровождающий козлом прыгал около. От сарая, где караульный стоял,
грохнул выстрел, и пуля ожгла-пробила плечо Иванову.
Толкнуло его. Сверлящий и сверкающий инстинкт подсказывал ему: вот
как, вот как...
Может быть!
Кинулся он в задний двор, в калитку.
На огороды... через прясла-горотьбу... через речку Тою в вытоптанные
скотом кусты, где не различить следов... И в ту сторону, откуда не ждут
нападения бандиты, и посты не выставлены - в тайгу.
Колотящийся в теле ужас - быть растоптанным озверелой толпой - над-
бавлял силы и бегу. Как ветер свистевший, тут же рядом с ним несся Ива-
нов саженными прыжками по воде. Сзади грохали, улюлюкали, топотали. Нес-
колько дробинок на излете ущипнули ему спину.
Ага! Стихает барабанная дробь ног. Далеко, будто сзади крики...
Шагах в ста за речкой Тоей оглянулся Иванов.
Только один тоинский новобранец и тот, у которого он отнял винтовку,
выбрались за ним на берег, подымаются. А вся толпа на том берегу оста-
лась и разноголосит:
- Вали! Вали!
- Бросай, робя! Куды он денется?
- Сдохнет в тайге-то.
- Сам выйдет.
- А винтовка-то, винтовка-то с ем.
- Винтовку-то упер... ну-у!
- Ничо... с раной. Куды удет?
Многие уже ворочались улицей в деревню...
Приложился он и выстрелил. Мужичонка всплеснул руками и упал обратно
навзничь в реку. А новобранец сразу прилип к земле и пополз, как змея,
по обрыву назад.
Но задерживаться некогда было. Вершники могли еще нагнать, и надо бы-
ло бежать и бежать и путать следы. Поэтому, скрывшись в одном направле-
нии - видном всем - в согры, там он круто повернул вправо и почти опуш-
кой краснолесья, выбирая бестравные плешины, понесся к Баксе.
По ней прошел вверх с версту, обходя камыши и осоку и увязая в илу.
Полный покой и молчание. Никого не слышно.
Ни звука человеческого.
Одни комары и пауты гудят и ослепляют.
Вышел Иванов на берег, ударился немного в таежную чащу и перевел дух
- упал.
Плечо пробитое жгло и болело; теперь он это ощущал так, что порой зу-
бы стискивал - стреляло по руке и к шее.
Что же делать дальше?
Положение было безнадежное: Куда итти? Когда это кончится? Сколько
дней блудить ему по чаще?
А рану его может разбарабанить, и сдохнет он тут в тайге, изъеденный
гнусом, а то, может, еще на зверя напорется.
Платок со лба он снял. К чему? - весь и так разрисованный теперь.
Подвязался им по-бабьи: все меньше есть будет проклятый овод.
Пить!
Спустился опять к Баксе и долго и жадно пил в пустых зарослях, а пос-
ле того в тайге лег в высокой траве и предался раздумью. Первое чувство
радости от минования смертельной опасности и ощущения свободы потемне-
ло...
Винтовку он осмотрел: "N-ского завода N 71203" и в магазинной коробке
еще четыре патрона.
Хорошо! Пригодилось-таки колчаковское обученье, когда интеллигенцию в
войска забирали.
Теперь: итти!
Итти надо к жилью - так или иначе. И непременно глушью, - не по доро-
ге, не то изловят - не помилуют уж.
Итти туда - где бы хоть немного знали. А то как куренка прирежут:
коммунист-де или выдадут.
Одно такое место есть и довольно близкое - заплутаться трудно: высе-
лок Заболотье.
Шесть верст по чаще, по трясинам... Но там и перевязку хоть какую
сделают у Вариного крестного и не донесут.
Тряхнул Иванов головой, поднялся-покривился от боли в плече и двинул-
ся осторожно, стараясь не хрустеть, не шуметь, в лесную гущу да мокрые
заросли на топь, что между Баксой и выселком.
А солнце уж прямо бьет.
8.
Целый день гоняли взад-вперед по деревне вершники. Была объявлена
всеобщая мобилизация, и председатель Сельсовета в пене и мыле бегал от
штаба по избам и обратно, собирал ратных и хлеб, и мяса на варево банде,
и наряжал косить траву лошадям.
Отказаться и думать нельзя было: до 45 лет все - не калеки - должны
были садиться на-конь и двигаться с бандой сначала на поселок Чигин, а
потом и на волость Елгай.
С теми, которых засадили в сарай, - два милиционера, четверо из ячей-
ки и двое техников - было покончено. Милиционеров и ячейковцев били каж-
дого долго нестерпимо мужицким боем. Исколотые вилами, разбитые ружейны-
ми прикладами, растоптанные сапогами - они представляли из себя огромные
смятые битки, мясо, перемешанное с лоскутьями лопатины*1, особенно Васи-
лий-партийный - около него постарались Хряпов и Рублев. ________________
*1 Лопатина - одежда.
Бабам убитых тоже досталось: Рублихой и Хряпихой они были исцарапаны
в ручьи, и платье на них висело клочьями.
Вот-то хохотали мужики!
Одного техника зарубили топором, а другого, Кольку Круткина, тоже
искровянили, - но он выползал на коленях пощаду и ехал теперь вместе с
прочим диким ополчением в наступление.
За Ивановым порыскали вершники, порыскали и плюнули: все равно - либо
сдохнет, либо им в руки выйдет. Тайга ведь - не что-нибудь.
Разведка по дорогам вперед проехала, понюхала, донесла:
- Неприятелев слыху нет.
После того Гаврила-кожзаводчик на вороном - а тот ржет, урусит слегка
- речь держал:
- Граждане-товаришшы! Которы ждали большевиков... Хто пришел? Халига-
ны... Тпру-у, ты - чорт! Грабители. Бога ругают и дела нарушают. Все
идем противу их! Весь народ поднялси. Чо делают с народом - хозяйство
рушат. У меня добро отняли, у еттого отобрали, у того разорили. Дочиста
обирают... Эка ты... стой!.. Ну, не стерпела земля надругания - повсе-
местно, кто с чем попало, противу грабителев идет. Чо дают - от богатых
отбирают - ничо. Али и дают - кому? Подзаборникам, зимогорам - в провал.
Камуна! Она - кому-то - на! выходит, а кому - нет! Сулят все токо - ом-
манщики. Потому сами мы должны в свое мозолистые руки власть взять...
Э-э, ты, - дура!.. Граждане товаришшы! Не устоят шалаберники перед миром
хресьянским. Не дадимса-а-а! Едем бить камунистов! Бей их - живоглотов!
Да здрастват Совецка власть! Ура-а-а!
- Урра-а-а!
- Бей их! Будя!
- Бе-ей! Ура-а! - перекатилось, заклокотало по пестрой толпе, нест-
ройно, однако, и несогласно.
С площади перед школой галдящая армия кричит, ржет, шумит, спорит,
бабы тут же причитают-всхлипывают. Солнце уж к западу поглядывало, - по-
валила на Чигин.
Впереди на вороных игрунах - братья, кожзаводчики Сапожковы, с нага-
нами у поясов; за ними писарь в пиджаке на худой, уназменной, сивой ко-
быле; а там взводы ополченцев.
Набор каждой деревни составлял отдельный взвод: павловцы, воробьевс-
кие, гнилоярцы, боровинские... Тоинскими командовал Рублев, который тоже
откуда-то выкопал две винтовки и ящик с патронами, живо по запазухам
рассовали тысячу.
Всего бандитов было до двухсот. Близ ста, сказывал Гаврила, должны
были присоединиться от поскотины - с охраны сняться. Вооруженных винтов-
ками - человек двадцать. У остальных: вилы, топоры, колья, а то и про-
земленные пятерни одни. Все на-вершнях: без седел - на пестриках*1, азя-
мах, чапанах и полушубках.
- Разобьем камуницкай отряд-от, - все будет! - обнадеживал сподвижни-
ков Гаврила Сапожков.
Но мужики (большая, пожалуй, часть) - хоть и зевали: бей! - ехали,
опустив голову, а нутро дрожало, как холодное.
Дядя Михайло из годов вышел - дома остался. Поглядел вслед, головой
покрутил:
- Ничо не выйдет у их. Одно - што в землю произведут их. Сомустили
народ-от здря кулачье: видать теперь, хто таки. И техника-то, Федор Па-
лыча, извели. О-хо-хо! - душевнай человек был...
А баба его, подпирая черной сморщенной рукой подбородок, как больным
зубом мучась, - раскачивалась:
- Народу сколь унистожили, о, господи... Чо буот? Чо буот?
Томительно и жутко было ждать оставшимся в деревне событий? а они уж
быстро и четко отбивали: раз-два, раз-два!
Было все так. В Колывани бывшие офицеры, заключенные в концентрацион-
ный лагерь, ночью перебили стражу и власть в городе захватили. Два дня
держались, порядки свои наводили, - но на третий накрыли их подошедшие
революционные части, и восстание было подавлено.
Отголоски его, однако, прокатились по окружным волостям. Кулаки вос-
пользовались этим.
Велики сибирские пространства, и широко разбросаны поселки. Пока-то
милицейский район в Воронове стягивал свои силы и помаленьку двигался.
Тут рассеется, - там, глядишь, опять. _______________
*1 Пестрик - домотканный коврик.
Но не успела пестрая и гулкая толпа допереть до речки Кочегай, откуда
оставалось версты три до Чигина, - как вдруг из-за речки с правого бере-
га отчетливо прозвучало:
- Пли! - и вслед за этим громовый залп.
Два-три человека свалились с лошадей.
Неожиданная, суровая действительность глянула прямо в глаза пьяным
своими криками и жарким днем мужикам. Сразу подрубила все постромки.
Безумный ужас обуял банду. Вздыбились лошади. Рев, неукротимый вопль
вырвался и понесся в леса. Давя друг друга, бросились врассыпную люди
назад - по дороге, вправо, влево, в кусты... А из-за Кочегая уже трещали
одиночные крепкие взгрохи, и тонкие, меткие пули сверлили душный воздух.
Сапожков Гаврила что-то орал, махал наганом, пытался остановить спод-
вижников, но и сам мчался за ними, раненый в ногу.
Шайка рассеялась вмиг. Пешая милиция, числом около семидесяти чело-
век, сначала бегом, а потом шагом пустилась вслед, в Тою.
Тоинские, кроме Хряпова и Рублева, прискакали домой, бросили лошадей
на руки бабам и попрятались по сеновалам, в бурьянах таежных, а кто и на
поля угнал.
Деревня, - как вымерла.
---------------
Левое плечо Иванова горело и ныло и больно уже было не только им ше-
велить, но и самому шевелиться.
Солнце давно уж покатилось под гору, и духотная жарынь висла в лесу.
Овод жужжал над ним и ел его, как на пиру. Усталый - он плохо оборонял-
ся. Паутины слепили глаза, вязали веки и слепляли пальцы.
Несколько раз он сбивался с пути и возвращался обратно. Винтовка нес-
терпимо оттягивала плечо и грудь ломило. Несчетно раз он выходил к Баксе
и мочил пересохшее горло и треснутые губы.
Наконец решил он итти по Баксе, берегом, не показываясь на реку до
самой тропки на Заболотье. С час, как издалека слышались частые горошис-
тые выстрелы, но потом все смолкло, а помутившейся головой, в которой
как гарь стояла, Иванов, конечно, не мог представить в чем дело.
После того обочиной тропы шел он долго, заплетаясь ногами спотыкаясь,
хлюпая в мочежинах, путаясь в зарослях, подпираясь винтовкой, и, - нако-
нец, - упал боком меж кочек в сограх в ржавую воду...
Обросшие лишаями и зеленой щетью, лапы шумно раздвинули листву. Он
еще увидел в ней: широкоскулое, прорезанное морщинами, как плугом, лицо
с выпуклыми, обтянутыми клочковатой шерстью и зеленым мхом, надбровными
дугами, черную усмешку, завязшую в желтых клыках, - и услышал хриплый
шопот:
- ...Ну и назюзюкался ты, гостенек дорогой... Сынок названный...
