лифы, извилистой вязью покрывающие всю рыбу, словно изысканная парча.
Без сомнения, этот рисунок тоже является сигналом, позволяющим узнавать
свой вид, но он предназначен для того, чтобы его могли видеть вблизи со-
родичи, плывущие рядом. Точно так же, вне всяких сомнений, плакатные
краски территориально-агрессивных коралловых рыб приспособлены для того,
чтобы их можно было заметить и узнать на возможно большем расстоянии.
Что узнавание своего вида вызывает у этих животных яростную агрессив-
ность - это мы уже знаем.
Многие люди - в том числе и те, кто в остальном понимает природу, -
считают странным и совершенно излишним, когда мы, биологи, по поводу
каждого пятна, которое видим на каком-нибудь животном, тотчас задаемся
вопросом - какую видосохраняющую функцию могло бы выполнять это пятно и
какой естественный отбор мог бы привести к его появлению. Более того, мы
знаем из опыта, что очень многие ставят нам это в вину как проявление
грубого материализма, слепого по отношению к ценностям и потому достой-
ного всяческого осуждения. Однако оправдан каждый вопрос, на который су-
ществует разумный ответ, а ценность и красота любого явления природы ни-
коим образом не страдают, если нам удается понять, почему оно происходит
именно так, а не иначе. Радуга не стала менее прекрасной от того, что мы
узнали законы преломления света, благодаря которым она возникает.
Восхитительная красота и правильность рисунков, расцветок и движений
наших рыб могут вызвать у нас лишь еще большее восхищение, когда мы уз-
наем, что они существенно важны для сохранения вида украшенных ими живых
существ. Как раз о великолепной боевой раскраске коралловых рыб мы знаем
уже вполне твердо, какую особую роль она выполняет: она вызывает у соро-
дича - и только у него - яростный порыв к защите своего участка, если он
находится на собственной территории, и устрашающе предупреждает его о
боевой готовности хозяина, если он вторгся в чужие владения. В обеих
функциях это как две капли воды похоже на другое прекрасное явление при-
роды - на пение птиц; на песню соловья, красота которой "поэта к твор-
честву влечет", как хорошо сказал Рингельнац. Как расцветка коралловой
рыбы, так и песня соловья служат для того, чтобы издали предупредить
своих сородичей - ибо обращаются только к ним, - что здешний участок уже
нашел себе крепкого и воинственного хозяина.
Если проверять эту теорию, сравнивая боевое поведение плакатно и
тускло расцвеченных рыб, находящихся в близком родстве, обитающих в од-
ном и том же жизненном пространстве, то теория подтверждается полностью.
Особенно впечатляют те случаи, когда яркий и тусклый виды принадлежат к
одному роду. Так, например, есть принадлежащая к группе "демуазель" рыба
простой поперечнополосатой окраски, которую американцы называют "старший
сержант", - это мирная рыба, держащаяся в стаях. Ее собрат по роду "абу-
дефдуф" - роскошная бархатно-черная рыба с ярко-голубым полосчатым узо-
ром на голове и передней части тела и с желтым, цвета серы, поперечным
поясом посреди туловища, - напротив, пожалуй самый свирепый вид из всех
оседлых, с какими я познакомился за время изучения коралловых рыб. Наш
большой аквариум оказался слишком мал для двух крошечных деток этого ви-
да, длиной едва по 2,5 см. Одна из них "застолбила" весь аквариум, дру-
гая влачила жалкое существование в левом верхнем переднем углу, за стру-
ей пузырьков от аэратора, которая прятала ее от глаз враждебного собра-
та. Другой хороший пример дает сравнение рыб-бабочек. Единственный среди
них уживчивый вид, какой я знаю, в то же время имеет и единственную в
своем роде расцветку, состоящую из деталей настолько мелких, что харак-
терный рисунок можно различить лишь на очень малом расстоянии.
Но наиболее примечательным является тот факт, что коралловые рыбы,
которые в молодости расцвечены плакатно, а в зрелом возрасте тускло, -
демонстрируют такую же корреляцию между окраской и агрессивностью: в мо-
лодости они яростно защищают свою территорию, но с возрастом становятся
несравненно более уживчивыми.
Многие из них производят даже впечатление, что им необходимо снять
боевую раскраску, чтобы вообще допустить мирное сближение разных полов.
Это, несомненно, верно для одного из родов группы "демуазель" - пестрых
рыбок, часто резкой черно-белой расцветки, - размножение которых в аква-
риуме я наблюдал несколько раз; ради нереста они меняют свою контрастную
окраску на тускло-серую, но тотчас же после нереста вновь поднимают свои
боевые знамена.
3. ДЛЯ ЧЕГО НУЖНА АГРЕССИЯ
Часть силы той, что без числа,
Творит добро, всему желая зла.
Гете
Для чего вообще борются друг с другом живые существа? Борьба - везде-
сущий в природе процесс; способы поведения, предназначенные для борьбы,
как и оружие, наступательное и оборонительное, настолько высоко развиты
и настолько очевидно возникли под селекционным давлением соответствующих
видосохраняющих функций, что мы, вслед за Дарвином, несомненно, должны
заняться этим вопросом.
Как правило, неспециалисты, сбитые с толку сенсационными сказками
прессы и кино, представляют себе взаимоотношения "диких зверей" в "зеле-
ном аду" джунглей как кровожадную борьбу всех против всех. Совсем еще
недавно были фильмы, в которых, например, можно было увидеть борьбу бен-
гальского тигра с питоном, а сразу вслед затем - питона с крокодилом. С
чистой совестью могу заявить, что в естественных условиях такого не бы-
вает никогда. Да и какой смысл одному из этих зверей уничтожать другого?
Ни один из них жизненных интересов другого не затрагивает!
Точно так же и формулу Дарвина "борьба за существование", превратив-
шуюся в модное выражение, которым часто злоупотребляют, непосвященные
ошибочно относят, как правило, к борьбе между различными видами. На са-
мом же деле, "борьба", о которой говорил Дарвин и которая движет эволю-
цию, - это в первую очередь конкуренция между ближайшими родственниками.
То, что заставляет вид, каков он сегодня, исчезнуть - или превращает его
в другой вид, - это какое-нибудь удачное "изобретение", выпавшее на долю
одного или нескольких собратьев по виду в результате совершенно случай-
ного выигрыша в вечной лотерее Изменчивости. Потомки этих счастливцев,
как уже говорилось, очень скоро вытеснят всех остальных, так что вид бу-
дет состоять только из особей, обладающих новым "изобретением".
Конечно же, бывают враждебные столкновения и между разными видами.
Филин по ночам убивает и пожирает даже хорошо вооруженных хищных птиц,
хотя они наверняка очень серьезно сопротивляются. Со своей стороны - ес-
ли они встречают большую сову средь бела дня, то нападают на нее, преис-
полненные ненависти. Почти каждое хоть сколь-нибудь вооруженное живот-
ное, начиная с мелких грызунов, яростно сражается, если у него нет воз-
можности бежать. Кроме этих особых случаев межвидовой борьбы существуют
и другие, менее специфические. Две птицы разных видов могут подраться
из-за дупла, пригодного под гнездо; любые два животных, примерно равные
по силе, могут схватиться из-за пищи и т.д. Здесь необходимо сказать
кое-что о случаях межвидовой борьбы, иллюстрированных примерами ниже,
чтобы подчеркнуть их своеобразие и отграничить от внутривидовой агрес-
сии, которая собственно и является предметом нашей книги.
Функция сохранения вида гораздо яснее при любых межвидовых столкнове-
ниях, нежели в случае внутривидовой борьбы. Взаимное влияние хищника и
жертвы дает замечательные образцы того, как отбор заставляет одного из
них приспосабливаться к развитию другого. Быстрота преследуемых копытных
культивирует мощную прыгучесть и страшно вооруженные лапы крупных кошек,
а те - в свою очередь - развивают у жертвы все более тонкое чутье и все
более быстрый бег. Впечатляющий пример такого эволюционного соревнования
между наступательным и оборонительным оружием дает хорошо прослеженная
палеонтологически специализация зубов травоядных млекопитающих - зубы
становились все крепче - и параллельное развитие пищевых растений, кото-
рые по возможности защищались от съедения отложением кремневых кислот и
другими мерами. Но такого рода "борьба" между поедающим и поедаемым ни-
когда не приводит к полному уничтожению жертвы хищником; между ними
всегда устанавливается некое равновесие, которое - если говорить о виде
в целом - выгодно для обоих. Последние львы подохли бы от голода гораздо
раньше, чем убили бы последнюю пару антилоп или зебр, способную к про-
должению рода. Так же, как - в переводе на человеческикоммерческий язык
- китобойный флот обанкротился бы задолго до исчезновения последних ки-
тов. Кто непосредственно угрожает существованию вида - это не "пожира-
тель", а конкурент; именно он и только он. Когда в давние времена в
Австралии появились динго - поначалу домашние собаки, завезенные туда
людьми и одичавшие там, - они не истребили ни одного вида из тех, что
служили добычей, зато под корень извели крупных сумчатых хищников, кото-
рые охотились на тех же животных, что и они. Местные хищники, сумчатый
волк и сумчатый дьявол, были значительно сильнее динго, но в охотничьем
искусстве эти древние, сравнительно глупые и медлительные звери уступали
"современным" млекопитающим.
Динго настолько уменьшили поголовье добычи, что охотничьи методы их
конкурентов больше "не окупались", так что теперь они обитают лишь на
Тасмании, куда динго не добрались.
Впрочем, с другой стороны, столкновение между хищником и добычей во-
обще не является борьбой в подлинном смысле этого слова. Конечно же,
удар лапы, которым лев сбивает свою добычу, формой движения подобен то-
му, каким он бьет соперника, - охотничье ружье тоже похоже на армейский
карабин, - однако внутренние истоки поведения охотника и бойца совершен-
но различны. Когда лев убивает буйвола, этот буйвол вызывает в нем не
больше агрессивности, чем во мне аппетитный индюк, висящий в кладовке,
на которого я смотрю с таким же удовольствием. Различие внутренних по-
буждений ясно видно уже по выразительным движениям. Если собака гонит
зайца, то у нее бывает точно такое же напряженно-радостное выражение, с
каким она приветствует хозяина или предвкушает что-нибудь приятное. И по
львиной морде в драматический момент прыжка можно вполне отчетливо ви-
деть, как это зафиксировано на многих отличных фотографиях, что он вовсе
не зол. Рычание, прижатые уши и другие выразительные движения, связанные
с боевым поведением, можно видеть у охотящихся хищников только тогда,
когда они всерьез боятся своей вооруженной добычи, но и в этом случае
лишь в виде намека.
Ближе к подлинной агрессии, чем нападение охотника на добычу, инте-
ресный обратный случай "контратаки" добычи против хищника. Особенно это
касается стадных животных, которые всем скопом нападают на хищника, сто-
ит лишь им его заметить; потому в английском языке это явление называет-
ся "мобинг".
В обиходном немецком соответствующего слова нет, но в старом охот-
ничьем жаргоне есть такое выражение - вороны или другие птицы "травят"
филина, кошку или другого ночного хищника, если он попадется им на глаза
при свете дня. Если сказать, что стадо коров "затравило" таксу - этим
можно шокировать даже приверженцев святого Хуберта; однако, как мы вско-
ре увидим, здесь и в самом деле идет речь о совершенно аналогичных явле-
ниях.
Нападение на хищника-пожирателя имеет очевидный смысл для сохранения
вида. Даже когда нападающий мал и безоружен, он причиняет объекту напа-
дения весьма чувствительные неприятности. Все хищники, охотящиеся в оди-
ночку, могут рассчитывать на успех лишь в том случае, если их нападение
внезапно. Когда лисицу сопровождает по лесу кричащая сойка, когда вслед
за кобчиком летит целая стая предупреждающе щебечущих трясогузок - охота
