ком". Но раз уж они этого не делают, раз уж они - совсем наоборот - по-
сылают благодатные лучи южного солнца, чтобы одарить животных и растения
всеми красками спектра, - человек непременно должен стремиться проник-
нуть туда, и я это советую каждому, хотя бы раз в жизни, пока не слишком
стар. Для этого человеку нужны лишь маска и дыхательная трубка - в край-
нем случае, если он уж очень важный, еще пара резиновых ласт, - ну и
деньги на дорогу к Средиземному морю или к Адриатике, если только попут-
ный ветер не занесет его еще дальше на юг.
С изысканной небрежностью пошевеливая плавниками, я скольжу над ска-
зочным ландшафтом. Это не насто-
I Эпиграфы из "Фауста" даны в переводах Б. Пастернака и Н. Холод
ковского.
ящие коралловые рифы с их буйно расчлененным рельефом живых гор и
ущелий, а менее впечатляющая, но отнюдь не менее заселенная поверхность
дна возле берега одного из тех островков, сложенных коралловым известня-
ком, - так называемых Кейз, - которые длинной цепью примыкают к южной
оконечности полуострова Флорида. На дне из коралловой гальки повсюду си-
дят диковинные полушария кораллов-мозговиков, несколько реже - пышно
разветвленные кусты ветвистых кораллов, развеваются султаны роговых ко-
раллов, или горгоний, а между ними - чего не увидишь на настоящем корал-
ловом рифе дальше в океане - колышутся водоросли, коричневые, красные и
желтые. На большом расстоянии друг от друга стоят громадные губки, тол-
щиной в обхват и высотой со стол, некрасивой, но правильной формы, слов-
но сделанные человеческими руками. Безжизненного каменистого дна не вид-
но нигде: все пространство вокруг заполнено густой порослью мшанок, гид-
рополипов и губок; фиолетовые и оранжево-красные виды покрывают дно
большими пятнами, и о многих из этих пестрых бугристых покрывал я даже
не знаю - животные это или растения.
Не прилагая усилий, я выплываю постепенно на все меньшую глубину; ко-
раллов становится меньше, зато растений больше. Подо мной расстилаются
обширные леса очаровательных водорослей, имеющих ту же форму и те же
пропорции, что африканская зонтичная акация; и это сходство прямо-таки
навязывает иллюзию, будто я парю не над коралловым атлантическим дном на
высоте человеческого роста, а в сотни раз выше - над эфиопской саванной.
Подо мной уплывают вдаль широкие поля морской травы - у карликовой травы
и поля поменьше, - и когда воды подо мною остается чуть больше метра -
при взгляде вперед я вижу длинную, темную, неровную стену, которая прос-
тирается влево и вправо, насколько хватает глаз, и без остатка заполняет
промежуток между освещенным дном и зеркалом водной поверхности. Это -
многозначительная граница между морем и сушей, берег Лигнум Витэ Кэй,
Острова Древа Жизни.
Вокруг становится гораздо больше рыб. Они десятками разлетаются подо
мной, и это снова напоминает аэроснимки из Африки, где стада диких жи-
вотных разбегаются во все стороны перед тенью самолета. Рядом, над гус-
тыми лугами взморника, забавные толстые рыбы-шары разительно напоминают
куропаток, которые вспархивают над полем из-под колосьев, чтобы, проле-
тев немного, нырнуть в них обратно. Другие рыбы поступают наоборот -
прячутся в водоросли прямо под собою, едва я приближаюсь. Многие из них
самых невероятных расцветок, но при всей пестроте их краски сочетаются
безукоризненно. Толстый "дикобраз" с изумительными дьявольскими рожками
над ультрамариновыми глазами лежит совсем спокойно, осклабившись, я ему
ничего плохого не сделал.
А вот мне один из его родни сделал: за несколько дней до того я неос-
торожно взял такую рыбку (американцы называют ее "шипастый коробок"), и
она - своим попугайским клювом из двух зубов, растущих друг другу
навстречу и острых как бритвы, - без труда отщипнула у меня с пальца по-
рядочный кусок кожи. Я ныряю к только что замеченному экземпляру - на-
дежным, экономным способом пасущейся на мелководье утки, подняв над во-
дой заднюю часть, - осторожно хватаю этого малого и поднимаюсь с ним на-
верх. Сначала он пробует кусаться, но вскоре осознает серьезность поло-
жения и начинает себя накачивать. Рукой я отчетливо ощущаю, как "работа-
ет поршень" маленького насоса - глотательных мышц рыбы. Когда она дости-
гает предела упругости своей кожи и превращается у меня на ладони в туго
надутый шар с торчащими во все стороны шипами - я отпускаю ее и забавля-
юсь потешной торопливостью, с какой она выплевывает лишнюю воду и исче-
зает в морской траве.
Затем я поворачиваюсь к стене, отделяющей здесь море от суши. С пер-
вого взгляда можно подумать, что она из туфа - так причудливо изъедена
ее поверхность, столько пустот смотрят на меня, черных и бездонных,
словно глазницы черепов. На самом же деле эта скала - скелет, остаток
доледникового кораллового рифа, погибшего во время сангаммонского оледе-
нения, оказавшись над уровнем моря. Вся скала состоит из останков корал-
лов тех же видов, какие живут и сегодня; среди этих останков - раковины
моллюсков, живые сородичи которых и сейчас населяют эти воды. Здесь мы
находимся сразу на двух рифах:
на старом, который мертв уже десятки тысяч лет, и на новом, растущем
на трупе старого. Кораллы - как и цивилизации - растут обычно на скеле-
тах своих предшественников.
Я плыву к изъеденной стене, а потом вдоль нее, пока не нахожу удоб-
ный, не слишком острый выступ, за который можно ухватиться рукой, чтобы
встать возле него на якорь. В дивной невесомости, в идеальной прохладе,
но не в холоде, словно гость в сказочной стране, отбросив все земные за-
боты, я отдаюсь колыханию нежной волны, забываю о себе и весь обращаюсь
в зрение: воодушевленный, восторженный привязной аэростат!
Вокруг меня со всех сторон рыбы; на небольшой глубине почти сплошь
мелкие. Они с любопытством подплывают ко мне - издали или из своих укры-
тий, куда успели спрятаться при моем приближении, - снова шарахаются на-
зад, когда я "кашляю" своей трубкой - резким выдохом выталкиваю из нее
скопившийся конденсат и попавшую снаружи воду... Но как только снова ды-
шу спокойно и тихо - они снова возвращаются. Мягкие волны колышут их
синхронно со мною, и я - от полноты своего классического образования -
вспоминаю: "Вы снова рядом, зыбкие созданья? Когда-то, смутно, я уж ви-
дел вас... Но есть ли у меня еще желанье схватить вас, как мечтал я в
прошлый раз?" Именно на рыбах я впервые увидел - еще на самом деле очень
смутно - некоторые общие закономерности поведения животных, поначалу ни-
чего в них не понимая; а желание постигнуть их еще в этой жизни, мечта
об этом - непреходяща! Зоолог, как и художник, никогда не устает в своем
стремлении охватить жизнь во всей полноте и многообразии ее форм.
Многообразие форм, окружающих меня здесь - некоторые из них настолько
близко, что я не могу их четко рассмотреть уже дальнозоркими своими гла-
зами, - поначалу кажется подавляющим. Но через некоторое время физионо-
мии вокруг становятся роднее, и образное восприятие - этот чудеснейший
инструмент человеческого познания - начинает охватывать все многообразие
окружающих обличий. И тогда вдруг оказывается, что вокруг хотя и доста-
точно разных видов, но совсем не так много, как показалось вначале. По
тому, как они появляются, рыбы сразу делятся на две различные категории:
одни подплывают стаями, по большей части со стороны моря или вдоль ска-
листого берега, другие же - когда проходит паника, вызванная моим появ-
лением, - медленно и осторожно выбираются из норы или из другого укры-
тия, и всегда - поодиночке\ Об этих я уже знаю, что одну и ту же рыбу
можно всегда - даже через несколько дней или недель - встретить в одном
и том же месте. Все время, пока я был на острове Кэй Ларго, я регулярно,
каждые несколько дней, навещал одну изумительно красивую рыбу-бабочку в
ее жилище под причальной эстакадой, опрокинутой ураганом Донна, - и
всегда заставал ее дома.
Другие рыбы бродят стаями с места на место; их можно встретить то
здесь, то там. К таким относятся миллионные стаи маленьких серебристых
атеринок - колосков", разные мелкие сельди, живущие около самого берега,
и их опасные враги - стремительные сарганы; чуть дальше, под сходнями,
причалами и обрывами берегов тысячами собираются серо-зеленые рифовые
окуни-снэпперы и - среди многих других - прелестные красноротики, кото-
рых американцы называют "грант" ("ворчун") из-за звука, который издает
эта рыба, когда ее вынимают из воды. Особенно часто встречаются и осо-
бенно красивы синеполосчатые, белые и желтополосчатые красноротики; эти
названия выбраны неудачно, поскольку окраска всех трех видов состоит из
голубого и желтого, только в разных сочетаниях. По моим наблюдениям, они
и плавают зачастую вместе, в смешанных стаях. Немецкое название рыбы
происходит от броской, ярко-красной окраски слизистой оболочки рта, ко-
торая видна лишь в том случае, если рыба угрожает своему сородичу широко
раскрытой пастью, на что тот отвечает подобным же образом. Однако ни в
море, ни в аквариуме я никогда не видел, чтобы эти впечатляющие взаимные
угрозы привели к серьезной схватке.
Очаровательно бесстрашное любопытство, с которым следуют за ныряльщи-
ком яркие красноротики, а также многие снэпперы, часто плавающие с ними
вместе. Вероятно, они точно так же сопровождают мирных крупных рыб или
почти уже вымерших - увы! - ламантинов, легендарных морских коров, в на-
дежде поймать рыбешку или другую мелкую живность, которую вспугнет круп-
ный зверь. Когда я впервые выплывал из своего "порта приписки" - с мола
у мотеля "Кэй-Хэйвн" в Тавернье на острове Кэй Ларго, - я был просто
потрясен неимоверным числом ворчунов и снэпперов, окруживших меня столь
плотно, что я ничего не видел вокруг. И куда бы я ни плыл - они были
повсюду, все в тех же невероятных количествах.
Лишь постепенно до меня дошло, что это те же самые рыбы, что они соп-
ровождают меня; даже при осторожной оценке их было несколько тысяч. Если
я плыл параллельно берегу к следующему молу, расположенному примерно в
семистах метрах, то стая следовала за мной приблизительно до половины
пути, а затем внезапно разворачивалась и стремительно уносилась домой.
Когда мое приближение замечали рыбы, обитавшие под следующим причалом, -
из темноты под мостками навстречу мне вылетало ужасающее чудовище. Нес-
кольких метров в ширину, почти такое же высотой, длиною во много раз
больше - под ним на освещенном солнцем дне плотная черная тень, - и лишь
вблизи оно распадалось в бесчисленную массу все тех же дружелюбных крас-
норотиков. Когда это случилось в первый раз - я перепугался до смерти!
Позднее как раз эти рыбки стали вызывать во мне совсем обратное чувство:
пока они рядом, можно быть совершенно спокойным, что нигде поблизости
не стоит крупная барракуда.
Совершенно иначе организованы ловкие маленькие разбойники-сарганы,
которые охотятся у самой поверхности воды небольшими группами, по
пять-шесть штук в каждой. Тонкие, как прутики, они почти невидимы с моей
стороны, потому что их серебряные бока отражают свет точно так же, как
нижняя поверхность воздуха, нам всем более знакомая во второй своей
ипостаси как поверхность воды. Впрочем, при взгляде сверху они отливают
серо-зеленым, точь-в-точь как вода, так что заметить их еще труднее, по-
жалуй, чем снизу. Развернувшись в широкую цепь, они прочесывают самый
верхний слой воды и охотятся на крошечных атеринок, "серебрянок", кото-
рые мириадами висят в воде, густо, как снежинки в пургу, сверкая словно
серебряная канитель. Меня эти крошки совсем не боятся, - для рыбы моего
размера они не добыча, - могу плыть прямо сквозь их скопления, и они
почти не расступаются, так что порой я непроизвольно задерживаю дыхание,
чтобы не затянуть их себе в горло, как это часто случается, если имеешь
