взрослым, - безумец воображал, что сила и молодость останутся при нем
навсегда и что, лишь сделавшись адмиралом, он получит право наслаждаться
радостями жизни. И всегда он потом вспоминал:
На юге, на юге, за тысячи миль,
Друг с другом мы там побратались,
Мы жемчуг скупали у островитян,
Годами по морю шатались.
Каких тогда не было в мире чудес!
В какие мы плавали дали!
В те дни был неведом великий Вальдес,
Но все моряки меня знали.
Когда в тайниках попадалось вино,
Мы вместе вино это пили,
А если добыча в пути нас ждала,
Добычу по-братски делили.
Мы прятали меж островов корабли,
Уйдя от коварной погони,
На перекатах и мелях гребли, -
К веслу прикипали ладони.
Мы днища смолили, костры разведя,
В огне обжигали мы кили,
На мачтах вздымали простреленный флаг
И снова в поход уходили.
Как в белые гребни бушующих вод
Врезается якорь с размаха,
Так мы, капитаны, вперед и вперед
Летели, не ведая страха!
О, где мы снимали и шпагу и шлем?
В каких пировали тавернах?
Где наших нежданных набегов гроза?
Удары клинков наших верных?
О, в знойной пустыне холодный родник!
О, хлеба последняя корка!
О, буйного ястреба яростный крик!
О, смерть, стерегущая зорко!
Как девушки грезят и ждут жениха,
Тоскуют по прошлому вдовы,
Как узник на синее небо в окно
Глядит, проклиная оковы, -
Так сетую я, поседевший моряк:
Все снятся мне юг и лагуны,
Былые походы, простреленный флаг
И сам я - отважный и юный!
Вы, трое почтенных людей, поймите его, поймите
так, как понял я! Послушайте, что он говорит дальше:
Я думал - и сила, и радость, и хмель
С годами взыграют все краше,
Увы, я бесславно весну упустил,
Я выплеснул брагу из чаши!
Увы, по решенью коварных небес
Отмечен я жребием черным, -
Я, вольный бродяга Диего Вальдес,
Зовусь адмиралом верховным!
- Слушайте, опекуны мои! - вскричал Дик, и лицо его запылало. - Не
забывайте ни на миг, что жажда моя вовсе не утолена. Нет, я весь горю.
Но я сдерживаюсь. Не воображайте, что я ледышка, только потому, что веду
себя, как полагается пай-мальчику, пока он учится, я молод. Жизнь во мне
кипит. Я полон непочатых сил. Но я не повторю ошибки, которую делают
другие. Я держу себя в руках. Я не накинусь на первую попавшуюся приман-
ку. А пока я готовлюсь. Но своего не упущу. И не расплескаю чаши, а
выпью ее до дна. Я не собираюсь, как Диего Вальдес, оплакивать упущенную
молодость:
О, если б по-прежнему ветер подул,
По-прежнему волны вскипели,
Смолили бы днища друзья вкруг костров
И песни разгульные пели!
О, в знойной пустыне холодный родник!
О, хлеба последняя корка!
О, буйного ястреба яростный крик!
О, смерть, стерегущая зорко! [3].
Слушайте, опекуны мои! Знаете вы, каково это - ударить врага, дать
ему по челюсти и видеть, как он падает, холодея? Вот каких чувств я хо-
чу. И я хочу любить, и целовать, и безумствовать в избытке молодости и
сил. Я хочу изведать счастье и разгул в молодые годы, но не теперь, - я
еще слишком юн. А пока я учусь и играю в футбол, готовлюсь к той минуте,
когда смогу дать себе волю, - и уж тут я возьму свое! И не промахнусь!
О, поверьте мне, я не всегда сплю спокойно по ночам!
- То есть? - испуганно спросил мистер Крокетт.
- Вот именно. Я как раз об этом и говорю. Я еще держу себя в узде, я
еще не начал, но если начну, тогда берегитесь...
- А вы "начнете", когда окончите университет? Странный юноша покачал
головой.
- После университета я поступлю по крайней мере на год в сельскохо-
зяйственный институт. У меня, видите ли, появился конек - это сельское
хозяйство. Мне хочется... хочется что-нибудь создать. Мой отец наживал,
но ничего не создал. И вы все тоже. Вы захватили новую страну и только
собирали денежки, как матросы вытряхивают самородки из мха, наткнувшись
на девственную россыпь...
- Я, кажется, кое-что смыслю, дружок, в сельском хозяйстве Калифор-
нии, - обиженным тоном прервал его мистер Крокетт.
- Наверное, смыслите, но вы ничего не создали, вы - что поделаешь,
факты остаются фактами, - вы... скорее разрушали. Вы были удачливыми
фермерами. Ведь как вы действовали? Брали, например, в долине реки Сак-
раменто сорок тысяч акров лучшей, роскошнейшей земли и сеяли на ней из
года в год пшеницу. О многопольной системе вы и понятия не имели. Вы по-
нятия не имели, что такое севооборот. Солому жгли. Чернозем истощали. Вы
вспахивали землю на глубину каких-нибудь четырех дюймов и оставляли нет-
ронутым лежащий под ними грунт, жесткий, как камень. Вы истощили этот
тонкий слой в четыре дюйма, а теперь не можете даже собрать с него на
семена.
Да, вы разрушали. Так делал мой отец, так делали все. А я вот возьму
отцовские деньги и буду на них созидать. Накуплю этой истощенной пшени-
цей земли, - ее можно приобрести за бесценок, - все переворошу и буду в
конце концов получать с нее больше, чем получали вы, когда только что
взялись за нее!
Приблизилось время окончания курса, и мистер Крокетт вспомнил об ис-
пугавшем опекунов намерении Дика начать "беситься".
- Теперь уже скоро, - последовал ответ, - вот только окончу сельско-
хозяйственный институт; тогда я куплю землю, скот, инвентарь и создам
поместье, настоящее поместье. А потом уеду. И уж тут держись!
- А какой величины имение хотите вы приобрести для начала? - спросил
мистер Дэвидсон.
- Может быть, в пятьдесят тысяч акров, а может быть, и в пятьсот ты-
сяч, как выйдет. Я хочу добиться максимальной выгоды. Калифорния - это,
в сущности, еще не заселенная страна. Земля, которая идет сейчас по де-
сять долларов за акр, будет стоить через пятнадцать лет не меньше пяти-
десяти, а та, которую я куплю по пятьдесят, будет стоить пятьсот, и я
для этого пальцем не пошевельну.
- Но ведь полмиллиона акров по десять долларов - это пять миллионов,
- с тревогой заметил мистер Крокетт.
- А по пятьдесят - так и все двадцать пять, - рассмеялся Дик.
Опекуны в душе не верили в его обещанные безумства. Конечно, он может
потерять часть своего состояния, вводя все эти сельскохозяйственные нов-
шества, но чтобы он мог закутить после стольких лет воздержания, каза-
лось им просто невероятным.
Дик окончил курс без всякого блеска. Он был двадцать восьмым и ничем
не поразил университетский мир. Его главной заслугой оказалась та стой-
кость, с какой он выдерживал осаду очень многих милых девиц и их мамаш,
и та победа, которую он помог одержать футбольной команде своего универ-
ситета над стэнфордцами, - впервые за пять лет. Это происходило в те
времена, когда о высокооплачиваемых инструкторах еще и не слыхали и осо-
бенно ценились хорошие игроки. Но для Дика на первом плане стояли инте-
ресы всей команды, поэтому в Благодарственный день голубые с золотом
торжественно шествовали по всему СанФранциско, празднуя свою славную по-
беду над гораздо более сильными стэнфордцами.
В сельскохозяйственном институте Дик совсем не посещал лекций и весь
отдался лабораторной работе. Он приглашал преподавателей к себе и истра-
тил пропасть денег на них и на разъезды с ними по Калифорнии.
Жак Рибо, считавшийся одним из мировых авторитетов по агрономической
химии и получавший во Франции две тысячи долларов в год, перебрался в
Калифорнийский университет, прельстившись окладом в шесть тысяч; потом
перешел на службу к владельцам сахарных плантаций на Гавайских островах
на десять тысяч; и наконец соблазненный пятнадцатью тысячами, которые
ему предложил Дик Форрест, и перспективой жить в более умеренном и при-
ятном климате Калифорнии, заключил с ним контракт на пять лет.
Господа Крокетт, Слокум и Дэвидсон в ужасе воздели руки, решив, что
это и есть обещанное Диком безрассудство.
Но это было только своего рода повторение пройденного. Дик переманил
к себе с помощью чудовищного оклада лучшего специалиста по скотоводству,
состоявшего на службе у правительства, таким же предосудительным спосо-
бом отнял у университета штата Небраска прославленного специалиста по
молочному хозяйству и наконец нанес удар декану сельскохозяйственного
института при Калифорнийском университете, отняв у него профессора Нир-
денхаммера, мага и волшебника в вопросах фермерского хозяйства.
- Дешево, поверьте мне, дешево, - уверял Дик своих опекунов. - Неуже-
ли вам было бы приятнее, если бы я вместо профессоров покупал лошадей и
актрис? Вся беда в том, что вы, господа, не понимаете, как это выгодно -
покупать чужие мозги. А я понимаю. Это моя специальность. И я буду на
этом зарабатывать деньги, а главное - у меня вырастет десять колосьев
там, где у вас и одного бы не выросло, ибо свою землю вы ограбили.
После этого опекунам, конечно, трудно было поверить, что он пустится
во всякие авантюры, будет "рисковать и целовать", а мужчинам давать в
зубы.
- Еще год... - предупреждал, он их, погруженный в книги по агрономи-
ческой химии, почвоведению и сельскому хозяйству и занятый постоянными
разъездами по Калифорнии со всей своей свитой высокооплачиваемых экспер-
тов.
Опекуны боялись только, что, когда Дик достигнет совершеннолетия и
сам будет распоряжаться своим состоянием, отцовские миллионы быстро нач-
нут таять, уходя на всякие нелепые сельскохозяйственные затеи.
Как раз в день, когда ему исполнился двадцать один год, была соверше-
на купчая на огромное ранчо; оно простиралось к западу от реки Сакрамен-
то вплоть до вершин тянувшейся там горной цепи.
- Невероятно дорого, - сказал мистер Крокетт.
- Наоборот, невероятно дешево, - возразил Дик. - Вы бы видели, какие
я получил сведения о качестве почвы! И об источниках! Послушайте, опеку-
ны мои, что я вам спою! Я сам и песня и певец!
И он запел тем своеобразным вибрирующим фальцетом, каким обычно поют
североамериканские индейцы, эскимосы и монголы:
Ху-тим йо-ким кой-оди!
Уи-хи йан-нинг кой-о-ди!
Ло-хи йан-нинг кой-о-ди!
Ио-хо най-ни, хал-юдом йо най, йо-хо, най-ним!
- Ну, музыка моего сочинения, - смущенно пробормотал он, - я пою так,
как, мне кажется, эта песня должна была звучать. Видите ли, нет ни одно-
го человека, который бы слышал, как ее поют. Нишинамы получили ее от
майду, а те от канкау, которые и сочинили ее. Но все эти племена вымер-
ли. А угодья их остались. Вы истощили эти земли, мистер Крокетт, вашей
хищнической системой земледелия. Песню эту я нашел в одном этнологичес-
ком отчете, помещенном в третьем томе "Обзора географии и геологии Тихо-
океанского побережья Соединенных Штатов". Вождь по имени Багряное Обла-
ко, сошедший с неба в первое утро мира, спел эту песню звездам и горным
цветам. А теперь я спою ее вам по-английски.
Он опять запел фальцетом, подражая индейцам, и голос его был полон
весеннего, ликующего торжества; он хлопал себя по бедрам и притопывал в
такт песне. Дик пел:
Желуди падают с неба!
Я сажаю маленький желудь в долине!
Я сажаю большой желудь в долине!
Я расту, я - желудь темного дуба, я даю ростки!
Имя Дика Форреста все чаще упоминалось в газетах. Он сразу стал зна-
менит, ибо первый в Калифорнии заплатил за одного производителя пять ты-
сяч гиней. Его специалист-скотовод, которого ему удалось сманить у пра-
вительства, перебил у английских Ротшильдов и приобрел для фермы Форрес-
та великолепное животное, вскоре ставшее известным под именем Каприз
Форреста.
- Пусть смеются, - говорил Дик своим опекунам. - Я выписал сорок ма-
ток. В первый же год этот бык вернет мне половину своей стоимости. Он
станет отцом, дедом и прадедом целого потомства, и калифорнийцы будут
отрывать у меня с руками его детей и внуков по три и даже по пять тысяч
долларов за голову.
В эти первые месяцы своего совершеннолетия Дик Форрест натворил еще
ряд таких же безрассудств. Но самым непостижимым оказалось последнее,
