вал наружную сторону копыта, чтобы лучше пригнать подкову. Форрест
мельком взглянул на кузнеца и на его работу, поклонился и поехал дальше.
Проехав около ста футов, он остановил лошадь, вытащил из заднего кармана
записную книжку и что-то в нее занес.
По пути он заглянул еще в несколько мастерских - малярную, слесарную,
столярную, в гараж. Когда он стоял возле столярной, мимо него промчалась
необычная автомашина - полугрузовик, полулегковая - и, свернув на
большую дорогу, понеслась к станции железной дороги, находившейся в
восьми милях от имения. Он узнал грузовик, забиравший каждое утро с мо-
лочной фермы ее продукцию.
Большой дом являлся как бы душой и центром всего имения. На расстоя-
нии полумили его окружало кольцо хозяйственных построек. Не переставая
раскланиваться со своими служащими. Дик Форрест проехал галопом мимо мо-
лочной фермы. Это был целый городок с силосными башнями и подвесной до-
рогой, по которой двигалось множество транспортеров, автоматически выг-
ружавших удобрения на площадки машин. Некоторые служащие, ехавшие кто
верхом, кто в повозках, останавливали Форреста, желая посоветоваться с
ним; по всему было видно, что это сведущие, деловые люди. То были эконо-
мы и управляющие отдельными отраслями хозяйства; говоря с хозяином, они
были так же немногоречивы, как и он. Последнего из них, сидевшего на
грациозной молодой трехлетке - дикой и прекрасной, как может быть прек-
расна еще не вполне объезженная лошадь арабской крови, - и вознамеривше-
гося ограничиться только поклоном, Дик Форрест сам остановил.
- С добрым утром, мистер Хеннесси, - сказал он. - Скоро она будет го-
това для миссис Форрест?
- Подождите еще недельку, - ответил Хеннесси. - Она теперь объезжена,
и именно так, как этого хотелось миссис Форрест; но лошадь утомлена и
нервничает, - хорошо бы дать ей несколько дней, чтобы совсем привыкнуть
и успокоиться.
Форрест кивнул, и Хеннесси, его ветеринар, продолжал:
- Кстати, у нас есть два возчика, они возят люцерну... Я полагаю, их
следует рассчитать.
- А что такое?
- Один из них новый, Хопкинс, демобилизованный солдат; с мулами он,
может быть, и умеет обращаться, но в рысаках ничего не смыслит.
Форрест снова кивнул.
- Другой служит у нас уже два года, но он стал пить и похмелье свое
вымещает на лошадях...
- Ага, Смит - этакий американец старого типа, бритый, левый глаз ко-
сит? - перебил его Форрест.
Ветеринар кивнул.
- Я наблюдал за ним... Сначала он хорошо работал, а теперь почему-то
закуролесил... Конечно, пошлите его к черту. И этого тоже, как его...
Хопкинса, гоните вон. Кстати, мистер Хеннесси, - Форрест вынул записную
книжку и, оторвав недавно исписанный листок, скомкал его, - у вас там
новый кузнец. Ну что, как он кует лошадей?
- Он у нас совсем недавно, я еще не успел к нему присмотреться.
- Так вот: гоните его вместе с теми двумя. Он нам не подходит. Я
только что видел, как он, чтобы получше пригнать подкову старухе Бесси,
соскоблил у нее чуть ли не полдюйма с переднего копыта.
- Нашел способ!
- Так вот. Отправьте его ко всем чертям, - повторил Форрест и, слегка
тронув лошадь, пустил ее по дороге; она с места взяла в карьер, закиды-
вая голову и пытаясь сбросить его.
Многое из того, что Форрест видел, нравилось ему. Глядя на жирные
пласты земли, он даже пробормотал: "Хороша землица, хороша!" Кое-что
ему, однако, не понравилось, и он тотчас же сделал соответствующие по-
метки в своей записной книжке.
Замыкая круг, центром которого был Большой дом, Форрест проехал еще с
полмили до группы стоящих отдельно бараков и загонов. Это была больница
для скота - цель его поездки. Здесь он нашел только двух телок с подоз-
рением на туберкулез и великолепного джерсейского борова, чувствовавшего
себя как нельзя лучше. Боров весил шестьсот фунтов; ни блеск глаз, ни
живость движений, ни лоснящаяся щетина не давали оснований предположить,
что он болен. Боров недавно прибыл из штата Айова и должен был, по уста-
новленным в имении правилам, выдержать определенный карантин. В списках
торгового товарищества он значился как Бургесс Первый, двухлетка, и обо-
шелся Форресту в пятьсот долларов.
Отсюда Форрест свернул на одну из тех дорог, которые расходились ра-
диусами от Большого дома, догнал Креллина, своего свиновода, дал ему в
течение пятиминутного разговора инструкции, как содержать в ближайшие
месяцы Бургесса Первого, и узнал, что его великолепная первоклассная
свиноматка Леди Айлтон, премированная на всех выставках от Сиэтла до
СанДиего и удостоенная голубой ленты, благополучно разрешилась одиннад-
цатью поросятами. Креллин рассказал, что просидел возле нее чуть не всю
ночь и едет теперь домой, чтобы принять ванну и позавтракать.
- Я слышал, что ваша старшая дочь окончила школу и собирается посту-
пить в Стэнфордский университет? - спросил Форрест, сдержав лошадь, ко-
торую он уже хотел пустить галопом.
Креллин, молодой человек лет тридцати пяти, рано созревший оттого,
что давно стал отцом, и еще юный благодаря честной жизни и свежему воз-
духу, был польщен вниманием хозяина; он слегка покраснел под загаром и
кивнул.
- Обдумайте это хорошенько, - продолжал Форрест. - Вспомните-ка всех
известных вам девушек, окончивших колледж или учительский институт: мно-
гие ли работают по своей специальности? А сколько в течение ближайших же
двух лет по окончании курса повыходили замуж и обзавелись собственными
младенцами?
- Но Елена относится к учению очень серьезно, - возразил Креллин.
- А помните, когда мне удаляли аппендикс, - снова заговорил Форрест,
- за мной ухаживала одна умелая сиделка - самая прелестная девушка, ка-
кая когда-либо ходила по земле на прелестных ножках. Она всего за шесть
месяцев до этого получила свидетельство квалифицированной сиделки. И не
прошло и четырех месяцев, как мне пришлось послать ей свадебный подарок.
Она вышла замуж за агента автомобильной фирмы. С тех пор она все время
кочует по гостиницам и ни разу не имела возможности применить свои зна-
ния, тем более что и детей они не завели. Правда, теперь у нее опять по-
явились надежды... Но то ли это будет, то ли нет, а пока она и так со-
вершенно счастлива. К чему же все ее учение?..
Как раз в это время мимо них прошел пустой удобритель, и Креллину
пришлось отступить, а Форресту отъехать к самому краю дороги. Форрест с
удовольствием оглядел запряженную в удобритель рослую, удивительно про-
порционально сложенную кобылу, многочисленные премии которой, так же как
и премии ее предков, потребовали бы особого эксперта, чтобы их перечис-
лить и классифицировать.
- Посмотрите на Принцессу Фозрингтонскую, - заметил Форрест, указывая
на лошадь, радовавшую его взоры. - Вот настоящая производительница.
Только случайно, благодаря селекции во многих поколениях, стала она жи-
вотным, приспособленным для перевозки тяжестей. Но не это в ней главное:
главное то, что она производительница. И для наших женщин в большинстве
случаев самое главное - любовь к мужчине и материнство, к которому они
предназначены природой. В биологии нет никаких оснований для всей этой
современной женской кутерьмы из-за работы и политических прав.
- Но есть основания экономические, - возразил Креллин.
- Несомненно, - согласился Форрест и продолжал: - Наш промышленный
строй не дает женщинам возможности выйти замуж и заставляет их работать.
Но не забудьте, что промышленные системы приходят и уходят, а законы би-
ологии вечны.
- В наше время одной семейной жизнью молодых женщин не удовлетворишь,
- продолжал настаивать Креллин.
Дик Форрест недоверчиво засмеялся.
- Ну не знаю! - сказал он. - Возьмем хотя бы вашу жену: получила дип-
лом, да еще университетский по факультету древних языков! А зачем ей это
нужно? У нее два мальчика и три девочки, если не ошибаюсь. А вашей не-
вестой она стала - помните, вы говорили? - еще за полгода до окончания
курса...
- Так-то так, но... - настаивал Креллин, хотя в его глазах мелькнуло
что-то, показывавшее, что он согласен со своим хозяином, - во-первых,
это было пятнадцать лет назад, а во-вторых, мы отчаянно влюбились друг в
друга. Чувство было сильнее нас. Тут, я не спорю, вы правы. Она мечтала
о великих деяниях, а я мог в лучшем случае рассчитывать на деканство в
сельскохозяйственном колледже. И все-таки чувство пересилило, и мы поже-
нились. Но ведь с тех пор прошло целых пятнадцать лет, а за эти годы в
жизни, в стремлениях, в идеалах нашей женской молодежи изменилось очень
многое.
- Не верьте этому, мистер Креллин, не верьте! Посмотрите статистику.
То, о чем вы говорите, случайно и очень относительно. Каждая женщина бы-
ла и останется женщиной прежде всего. Пока наши девочки будут играть в
куклы и любоваться на себя в зеркало, женщина будет тем, чем была всег-
да: во-первых, матерью, вовторых, подругой мужчины, женой. Это, повто-
ряю, подтверждается статистикой. Я следил за судьбою женщин, окончивших
учительский институт. Не забудьте, что те из них, кто выходит замуж до
окончания курса, исключаются из института. Но и те, кто успевает окон-
чить его, преподают в среднем не больше двух лет. А если принять во вни-
мание, что многие из кончающих некрасивы или незадачливы и обречены
судьбою оставаться старыми девами и всю жизнь преподавать, то срок рабо-
ты тех, кто выходит замуж, еще сократится.
- И все-таки женщина, даже девочка, всегда сделает все по-своему, на-
перекор мужчине, - пробормотал Креллин, пасуя перед цифрами, приведенны-
ми Форрестом, и решив на досуге изучить их.
- Значит, ваша дочка поступит в университет, - рассмеялся Форрест,
готовясь пустить лошадь галопом, - а вы, и я, и все мужчины до скончания
века будут позволять женщинам делать все, что им вздумается?
Провожая взглядом быстро уменьшавшуюся фигуру хозяина и его лошади,
Креллин улыбнулся. Он подумал: "А где же ваши собственные ребята, мистер
Форрест?" - и решил за утренним кофе рассказать жене об этом разговоре.
Прежде чем вернуться к Большому дому. Дик Форрест остановился еще
раз.
Человека, которого он окликнул, звали Менденхоллом; это был управляю-
щий конюшнями и специалист по пастбищам. Про него говорили, что он знает
в имении не только каждую травинку с той минуты, как появился росток, но
и высоту травинки.
По знаку Форреста Менденхолл остановил пару трехлеток, которых он
объезжал в пароконной двуколке.
Окликнул же его Форрест после того, как внимательно вгляделся в се-
верный конец долины Сакраменто: там на много миль тянулась волнистая ли-
ния холмов, озаренных солнцем и уже покрытых яркой, свежей зеленью.
Происшедший затем разговор был краток и свелся к немногосложным воп-
росам и ответам. Они давно научились понимать друг друга. Речь шла о
травах, о зимних дождях и возможности поздних весенних дождей. Упомина-
лись речки - Литтл Койот и Лос-Кватос, холмы Йоло и Миримар, а также Биг
Бэзин, Раунд Валлей и горные кряжи Сан-Ансельмо и Лос-Банос. Обсуждались
теперешние, прошлые и будущие передвижения стад и гуртов, надежды на
травы, посеянные на горных пастбищах, производился приблизительный подс-
чет сена, оставшегося в отдаленных сараях, укрытых в горных долинах, где
скот зимовал и кормился.
Под дубами, у коновязи, Форресту не пришлось самому возиться с Фури-
ей. Подбежавший конюх принял ее. Форрест на ходу бросил несколько слов
относительно Дадди, выездной лошади, и вскоре его шпоры зазвенели на
крыльце дома.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Открыв тяжелую тесовую дверь, обитую железными гвоздями, Форрест во-
шел в один из флигелей Большого дома. И дверь и помещение за ней, с бе-
тонным полом и многочисленными дверями, напоминали средневековую тюрем-
ную башню. Одна из них распахнулась, на пороге показался китаец в белом
