ши уши порознь и оптом! Слушайте и вы, глупая, толстая, коротконогая и
безобразная женщина - вы там, под роялем! Можете вы исполнить "Молитву
девы"?
Ответа не последовало. В это время из обеих дверей раздались востор-
женные вопли, и Льют крикнула из-под рояля входившему Берту Уэйнрайту:
- На помощь, рыцарь, на помощь!
- Отпусти деву сию! - приказал Берт.
- А ты кто? - вопросил Форрест.
- Я король Джордж, то, есть святой Георгий.
- Ну что ж! В таком случае я твой дракон, - с должным смирением приз-
нал Форрест. - Но прошу тебя, пощади эту древнюю, достойную и несравнен-
ную голову, ибо другой у меня нет.
- Отрубите ему голову! - скомандовали его три врага.
- Подождите, о девы, молю вас! - продолжал Берт. - Хоть я и ничто-
жество, но мне страх неведом. Я схвачу дракона за бороду и удушу его же
бородой, а пока он будет медленно издыхать, проклиная мою жестокость и
беспощадность, вы, прекрасные девы, бегите в горы, чтобы долины не под-
нялись на вас. Иоло, Петалуме и Западному Сакраменто грозят океанские
волны и огромные рыбы.
- Отрубите ему голову! - кричали девушки. - А потом надо его заколоть
и зажарить целиком.
- Они не знают пощады. Горе мне! - простонал Форрест. - Я погиб! Вот
они, христианские чувства молодых девиц тысяча девятьсот четырнадцатого
года! А ведь они в один прекрасный день будут участвовать в голосовании,
если еще подрастут и не повыскочат замуж за иностранцев! Бери, святой
Георгий, мою голову! Моя песенка спета! Я умираю и останусь навсегда не-
ведом потомству!
Тут Форрест, громко стеная и всхлипывая, лег на пол, начал весьма на-
турально корчиться и брыкаться, отчаянно звеня шпорами, и наконец испус-
тил дух.
Льют вылезла из-под рояля и исполнила вместе с Ритой и Эрнестиной
импровизированный танец - это фурии плясали над телом убитого.
Но мертвец вдруг вскочил. Он сделал Льют тайный знак и крикнул:
- А герой-то! Героя забыли! Увенчайте его цветами! И Берт был увенчан
полуувядшими ранними тюльпанами, которые со вчерашнего дня стояли в ва-
зах. Но когда сильной рукой Льют пучок намокших стеблей был засунут ему
за ворот, Берт бежал. Шум погони гулко разнесся по холлу и стал уда-
ляться вниз по лестнице, в сторону бильярдной. А Форрест поднялся, при-
вел себя, насколько мог, в порядок и, улыбаясь и позванивая шпорами,
продолжал свой путь по Большому дому.
Он прошел по двум вымощенным кирпичом и крытым испанской черепицей
дворикам, которые утопали в ранней зелени цветущих кустарников, и, все
еще тяжело дыша от веселой возни, вернулся в свой флигель, где его под-
жидал секретарь.
- С добрым утром, мистер Блэйк, - приветствовал его Форрест. - Прос-
тите, что опоздал. - Он взглянул на свои часы-браслет. - Впрочем, только
на четыре минуты. Вырваться раньше я не мог.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
С девяти до десяти Форрест и его секретарь занимались перепиской со
всякими учеными обществами, питомниками и сельскохозяйственными органи-
зациями.
У рядового дельца, работающего без секретаря, это отняло бы весь
день. Но Дик Форрест поставил себя в центре некоей созданной им системы,
которой он втайне очень гордился. Важные письма и бумаги он подписывал
собственноручно; на всем остальном мистер Блэйк ставил его штамп. В те-
чение часа секретарь стенографировал подробные ответы на одни письма и
готовые формулировки ответов на другие. Мистер Блэйк считал в душе, что
он работает гораздо больше своего хозяина и что последний просто феномен
по части откапывания работы для своих служащих.
Ровно в десять вошел Питтмен - консультант по выставочному скоту, и
Блэйк удалился в свою контору, унося лотки с письмами, пачки бумаг и ва-
лики от диктофонов.
С десяти до одиннадцати беспрерывно входили и выходили управляющие и
экономы. Все они были вышколены, умели говорить кратко и экономить вре-
мя. Дик Форрест приучил их к тому, что когда они являются с докладом или
предложением - колебаться и размышлять уже поздно: надо думать раньше. В
десять часов Бланка сменял помощник секретаря Бонбрайт, садился рядом с
хозяином, и его неутомимый карандаш, летая по бумаге, записывал быстрые,
как беглый огонь, вопросы и ответы, отчеты, планы и предложения. Эти
стенографические записи, которые потом расшифровывались и переписывались
на машинке в двух экземплярах, были прямо кошмаром для управляющих и
экономов, а иногда играли и роль Немезиды. Форрест и сам обладал удиви-
тельной памятью, однако он любил доказывать это, ссылаясь на записи
Бонбрайта.
Нередко после пяти - или десятиминутного разговора с хозяином служа-
щий выходил от него весь в поту, вымотанный, разбитый, словно пропущен-
ный через мясорубку. В этот короткий, но чрезвычайно напряженный час
Форрест брался за каждого по-хозяйски, вникая во все детали его особой,
сложной области. Так, Томпсону, механику, он за четыре быстролетных ми-
нуты указал, почему динамо при холодильнике Большого дома работает неп-
равильно, подчеркнув, что виноват сам Томпсон; заставил Бонбрайта запи-
сать страницу и главу той книги из библиотеки, которую должен был по
этому случаю прочесть Томпсон; сообщил ему, что Паркмен, управляющий мо-
лочной фермой, недоволен работой доильных машин и что холодильник на
бойне работает с перебоями.
Каждый из его служащих был в своей области специалистом, но Форрест,
по общему признанию, знал все. Так, Полсон - агроном, ответственный за
пахоту, жаловался Досону - агроному, ответственному за уборку урожая:
- Я служу здесь двенадцать лет и не замечал, чтобы Форрест когда-ни-
будь прикоснулся к плугу, а вместе с тем он, черт бы его побрал, на этом
деле собаку съел! Знаете, он просто гений! Вот такой случай: он был за-
нят чем-то другим и притом ему надо было следить, чтобы Фурия не выкину-
ла какое-нибудь опасное коленце, а на следующий день он в разговоре за-
метил, будто мимоходом, что поле, мимо которого он проезжал, вспахано на
глубину стольких-то дюймов - и притом с точностью до полдюйма - и что
пахали его плугом такой-то системы... А возьмите запашку Поппи Мэдоу -
знаете, над Литтл Мэдоу, на Лос-Кватос... Я просто не знал, что с ней
делать, - мне пришлось вывернуть и подзол. Ну, думаю, как-нибудь сойдет!
Когда все было кончено, он проехал мимо. Я глаз с него не спускал, а он
даже как будто и не взглянул на поле, но на следующее утро я получил в
конторе такой нагоняй!.. Нет, мне не удалось провести его. С тех пор я
никогда и не пытаюсь...
Ровно в одиннадцать Уордмен, ученый овцевод, ушел от Форреста, полу-
чив приказание отправиться к половине двенадцатого в машине вместе с Тэ-
йером, покупателем из Айдахо, смотреть шропширских овец; удалился и
Бонбрайт, чтобы разобраться в сделанных сегодня заметках. Форрест нако-
нец остался один. Из проволочного лотка, где хранились неоконченные де-
ла, - таких лотков было множество, и они были поставлены один на другой
по пять штук, - он извлек изданную в штате Айова брошюру о свиной холере
и стал ее просматривать.
В свои сорок лет Форрест выглядел весьма внушительно. Высокий рост,
большие серые глаза, темные ресницы и брови, прямой, не очень высокий
лоб, светло-каштановые волосы, слегка выступающие скулы и под ними обыч-
ные для такого строения черепа легкие впадины; челюсти крепкие, но не
массивные, тонкие ноздри, нос прямой, не слишком крупный, подбородок не
раздвоенный, крутой, но без тяжести; губы почти женственные и мягко
очерченные, но чувствуется, что они могут принимать очень твердое выра-
жение. Кожа на лице гладкая, покрытая загаром, и только над бровями -
там, куда падала тень широкополой шляпы, - лоб оставался белым.
В уголках рта и глаз таился смех, и самые морщинки вокруг губ каза-
лись следом только что исчезнувшей улыбки. Вместе с тем каждая черта в
лице этого человека говорила о спокойной силе и уверенности. Да, Дик
Форрест был уверен в себе: уверен, что когда он протянет руку к столу за
нужной вещью, то безошибочно и мгновенно найдет эту вещь - ни на дюйм
правее или левее, а именно там, где ей быть надлежит; уверен, пробегая
брошюру о свиной холере, что его ясный и внимательный ум не пропустит
ничего существенного; уверен в своем сильном теле, когда, сидя перед
письменным столом на вращающемся кресле, он откидывался на его крепкую
спинку; уверен в своем сердце и уме, в своей жизни и работе, в самом се-
бе и во всем, что ему принадлежит.
И он имел право на такую уверенность: его тело, мозг и жизненный путь
выдержали немало испытаний. Сын богатых родителей, он никогда не мотал
отцовских денег. Рожденный и воспитанный в городе, он вернулся к земле и
так преуспел, что где бы скотоводы ни встретились, они непременно упоми-
нали его имя. Огромное имение его было свободно от долгов и закладных.
Он был владельцем двухсот пятидесяти тысяч акров земли стоимостью от ты-
сячи до ста долларов за акр и от ста долларов до десяти центов, причем
была даже такая земля, которая не стоила и пенни. Местное сельское насе-
ление и не представляло себе, какие суммы он затрачивал на обработку и
улучшение этих угодий, на осушку лугов и болот, прокладывание дорог и
оросительных каналов, возведение построек и содержание Большого дома.
В его хозяйстве все до последней мелочи было поставлено на широкую
ногу и вместе с тем вполне отвечало последнему слову науки. Его управля-
ющие пользовались бесплатными квартирами в домах, стоивших от пяти до
десяти тысяч долларов, а жалованье они получали в зависимости от своих
качеств; это были лучшие специалисты, собранные со всего материка, от
Атлантического до Тихого океана. Если ему нужны были бензиновые тракторы
для вспашки низменностей, он покупал сразу большую партию. А если он
запруживал воду в горах, то строил огромные плотины, создавал целые озе-
ра вместимостью чуть не в миллиард галлонов воды. Если Дик осушал боло-
та, то, вместо того чтобы поручать это специальным предприятиям, он сам
выписывал мощные землечерпалки; когда же в его имении не было такой ра-
боты, он брал подряды на осушение болотистых земель у соседних крупных
фермеров и заключал договоры с земельными компаниями и корпорациями за
сотни миль от Большого дома, вверх и вниз по реке Сакраменто.
Он был достаточно умен и понимал, что без чужого ума не обойдешься и
что, покупая эти чужие умы, приходится платить самым способным значи-
тельно больше обычной рыночной цены, - достаточно умен, чтобы направлять
эти купленные им умы на служение его интересам.
И вот ему стукнуло сорок лет; его взгляд был ясен, сердце билось ров-
но, он чувствовал себя здоровым и в расцвете сил. Однако до тридцати он
вел жизнь беспорядочную и сумасбродную. Тринадцати лет он убежал из до-
ма, оставленного ему отцом-миллионером; окончил университет, когда ему
еще не было двадцати одного года, а затем решил изведать соблазны всех
сказочных гаваней и сказочных морей. С трезвой головой и пылающим серд-
цем шел он, смеясь, на любой риск, только бы получить желанное, и оку-
нулся в тот бурный мир приключений, который буквально у него на глазах
все же вынужден был покориться закону и порядку.
В былые дни имя отца Форреста имело в СанФранциско магическую силу.
Дом Форрестов на НобХилле, где жили такие люди, как Флуды, Маккейи, Кро-
керы и О'Брайены, был одним из первых воздвигнутых здесь дворцов. Ричард
Форрест, прозванный "Счастливчиком", отец Дика, прибыл сюда из Новой
Англии через Панамский перешеек в поисках почвы для смелых торговых
предприятий; перед отъездом он интересовался быстроходными судами и
строительством быстроходных судов, в Калифорнии же стал интересоваться
земельными участками в районе порта и речными пароходами, потом, конеч-
но, рудниками, а позднее - осушкой Комстока в Неваде и постройкой Южно-
Тихоокеанской железной дороги.
