- Место здесь есть, - сказал он, - но что, если поезд тронется?
- Не тронется. Удирайте, пока можно, - настаивал кондуктор. - Паровоз
на той стороне набирает воду. Он тут всегда набирает.
Но именно в этот раз паровоз не стал брать воду. Следствие потом вы-
яснило, что воды в водокачке не оказалось и машинист решил ехать дальше.
Едва мальчики успели соскочить наземь из боковой двери вагона и пройти
несколько шагов по узкому пространству между рельсами и обрывом, как по-
езд начал двигаться. Дик, всегда быстро соображавший и действовавший,
стал на четвереньки. Это дало ему возможность крепче уцепиться за мост и
удержаться, ибо выступавшие части вагона проходили над его головой, не
задевая его.
Но Тим, соображавший гораздо медленнее и еще ослепленный чисто
кельтским бешенством, вместо того чтобы лечь на мост, продолжал стоять и
крайне образно, в духе своих родичей, выражаться по адресу кондуктора.
- Ложись! Скорее! - крикнул ему Дик.
Но Тим уже пропустил удобную минуту: поезд шел под уклон и быстро ус-
корял ход. Стоя лицом к бегущим вагонам и чувствуя, что за спиной у него
нет опоры, а под ногами - пропасть, Тим наконец решил последовать приме-
ру Дика. Но едва он повернулся, как ударился плечом о бегущие вагоны и
чуть не потерял равновесие. Каким-то чудом он все же удержался и продол-
жал стоять. Поезд шел все быстрее. Лечь было уже нельзя.
Дик следил за всем этим, но не мог двинуться. Поезд набирал скорость.
Однако Тим не терял присутствия духа: стоя спиной к пропасти, а лицом к
бегущим вагонам и упираясь ногами в узкие доски моста, он качался и ба-
лансировал. Чем быстрее шел поезд, тем сильнее Тим качался; наконец,
сделав над собой усилие, он нашел устойчивое положение и перестал раска-
чиваться. - Все могло бы еще окончиться благополучно, если бы не послед-
ний вагон. Дик понял это и с ужасом следил за его приближением. Это был
"усовершенствованный вагон для лошадей" - на шесть дюймов шире, чем все
остальные. Дик видел, что и Тим его заметил; видел, как товарищ напряг
все силы, чтобы удержаться на том пространстве, которое теперь еще сок-
ратилось чуть не на полфута; видел, как Тим откидывается назад все
дальше, дальше, до последней возможности, и все же недостаточно далеко.
Катастрофа была неизбежна. Если бы вагон оказался уже всего на один
дюйм, Тим устоял бы. Один дюйм - и он упал бы на рельсы позади поезда, а
вагон прошел бы мимо. Но именно этот дюйм и погубил его. Вагон толкнул
Тима, мальчик несколько раз перевернулся в воздухе и рухнул головой на
камни.
Там, внизу, он уже не шевелился. Упав с высоты семидесяти футов, он
сломал себе шею и размозжил череп.
Тут Дик впервые познал смерть - не упорядоченную и благопристойную
смерть, какой она бывает среди цивилизованных людей, когда и врачи, и
сиделки, и наркотики облегчают человеку переход в вечную ночь, а его
близкие пытаются пышными обрядами, цветами и торжественными проводами
скрасить его путешествие в царство теней, - но смерть внезапную и прос-
тую, грубую и неприкрашенную; смерть, подобную смерти быка или жирной
свиньи, убитых на бойне.
И еще многое открылось Дику: превратности жизни и судьбы; враждеб-
ность вселенной к человеку; необходимость быстро соображать и действо-
вать, быть решительным и уверенным в себе, уметь мгновенно приспособ-
ляться к неожиданным переменам в соотношении сил, властвующих над всем
живым. И, стоя над изуродованными останками того, кто всего несколько
минут назад был его товарищем. Дик понял, что нельзя доверяться иллюзиям
- за них всегда приходится расплачиваться, и что только действительность
никогда не лжет.
В Новой Мексике Дик случайно лопал на одно ранчо под названием
Джингл-Боб, расположенное к северу от Росуэлла, в долине Пикос. Дику еще
не было четырнадцати лет, но он скоро сделался всеобщим любимцем; это,
однако, не помешало ему стать настоящим ковбоем, подобным тем, которые
даже в официальных бумагах именовали себя: "Дики Конь", "Вилли-Олень",
"Большой Карман", или "Вырви глаз".
Здесь за полгода, проведенных на ранчо. Дик в совершенстве узнал ло-
шадей и, будучи сильным и ловким, сделался отличным наездником, а также
узнал людей, как они есть, - и это драгоценное знание сберег на всю
жизнь. Но он узнал и многое другое. Вот, например, Джон Чайзом, владелец
Джингл-Боба, Bosque grande и еще многих других скотоводческих ферм до
самой Черной речки и за ней; Джон Чайзом, "Коровий король", предвидя
возникновение мелких фермерских хозяйств, скупил кругом все свободные
участки, на которых имелась вода, поставил ограды из колючей проволоки и
стал полновластным хозяином над миллионами акров прилегавшей к ним зем-
ли, которая без орошения не имела никакой цены. А из бесед у ночного
костра, сидя возле фургона с продовольствием, среди ковбоев, получавших
в месяц не более сорока долларов (они не предусмотрели того, что предус-
мотрел их хозяин). Дик отчетливо понял, почему Джон Чайзом сделался "ко-
ровьим королем", а сотни его соседей нанимались к нему в качестве
сельскохозяйственных рабочих.
Но у Дика был горячий нрав. Его кровь кипела. В нем жила пылкая мужс-
кая гордость. Готовый иногда разрыдаться после двадцати часов, проведен-
ных в седле, он сдерживал себя, научился презирать жестокую боль, тер-
завшую его еще полудетское тело, и молча терпеть, не мечтая о постели,
пока закаленные гуртовщики не лягут первыми. С той же терпеливой выдерж-
кой он садился на любую лошадь, какую ему давали, требовал, чтобы и его
посылали в ночное, и в развевающемся непромокаемом плаще уверенно мчался
наперерез разбегающемуся стаду. Он готов был подвергнуть себя любому
риску и любил рисковать, но даже в такие минуты никогда не забывал о
трезвой действительности. Дику отлично было известно, что люди - сущест-
ва весьма хрупкие, они легко гибнут, разбиваясь о камни или затоптанные
лошадиными копытами. И если он иной раз отказывался садиться на лошадь,
у которой на галопе заплетались ноги, то делал это не из страха, а пото-
му что, как он заявил однажды самому Джону Чайзому, "если уж падать, так
хоть за хорошие деньги".
Только отсюда, из этого имения. Дик решил написать своим опекунам. Но
и тут был настолько осторожен, что отдал письмо проезжему торговцу ско-
том из Чикаго и адресовал его на имя повара О-Чай. Хотя Дик и не пользо-
вался своими миллионами, однако всегда о них помнил; опасаясь, как бы
его состояние не досталось каким-нибудь отдаленным родственникам, кото-
рые могли найтись в Новой Англии, он известил своих опекунов о том, что
жив и здоров и через несколько лет непременно вернется домой. Он прика-
зал им также не отпускать миссис Соммерстон и аккуратно выплачивать ей
жалованье.
Но ему не сиделось на месте. И наконец он решил, что полгода на ранчо
Джингл-Боб - это больше чем достаточно. Тогда Дик стал бродягой и иско-
лесил всю территорию Соединенных Штатов, причем ему довелось познако-
миться во время своих скитаний с мировыми судьями, полицейскими чиновни-
ками, законами о бродяжничестве и даже тюрьмами. И он узнал настоящих
бродяг, странствующих рабочих и мелких преступников. Кроме того, он зна-
комился с фермами и фермерами и изучал земледелие, а однажды в штате
Нью-Йорк целую неделю работал по сбору ягод у одного фермерадатчанина,
который производил эксперименты с первой силосной установкой в Соединен-
ных Штатах. Он учился всему этому не потому, что ставил себе учение как
цель: в нем жила огромная, чисто мальчишеская любознательность и интерес
решительно ко всему. Благодаря этому он приобрел много сведений о чело-
веческой природе и жизни общества. Эти знания, когда он их впоследствии
переварил и систематизировал при помощи книг, сослужили ему неоценимую
службу.
Приключения не повредили Дику. Даже когда ему приходилось встречаться
с острожниками в их лесных убежищах и узнавать их взгляды на жизнь и
нравственность, эти взгляды на него не действовали. Он был точно путе-
шественник среди туземных племен. Уверенный в том, что у него есть двад-
цать миллионов, он не испытывал желания красть и грабить, - да в этом и
не было необходимости. Все на свете интересовало его, но он ни разу не
попадал в такое положение или место, в котором хотел бы остаться навсег-
да. В нем жила жажда видеть все больше, без конца наблюдать действи-
тельность.
Прошло три года; ему минуло шестнадцать. Это был крепкий и закаленный
подросток, весивший сто тридцать фунтов. Тогда Дик решил, что пора вер-
нуться домой и взяться за книги. Так он совершил свое первое большое
морское путешествие, поступив юнгой на судно, которое шло из Делавэра в
Сан-Франциско, огибая мыс Горн. Это было трудное плавание, оно продолжа-
лось сто восемьдесят дней, но в результате Дик прибавил десять фунтов.
Когда в один прекрасный день он вошел в комнату и направился к миссис
Соммерстон, она вскрикнула и послала за поваром О-Чаем: пусть скажет -
действительно ли это Дик. Она вскрикнула во второй раз, когда протянула
ему руку и его огрубевшая от канатов мозолистая ладонь сжала ее нежные
пальцы.
Во время первой встречи с опекунами, которые спешно собрались, узнав
о его приезде. Дик держался застенчиво, почти конфузился. Но это не по-
мешало ему высказаться вполне определенно.
- Вот как обстоит дело, - начал он. - Я не дурак, знаю, чего хочу; и
как я захочу - так и будет. Я совсем один на свете, не считая, конечно,
таких добрых друзей, как вы; и у меня есть свои взгляды на жизнь и на
то, что я в ней намерен делать. Вернулся я домой вовсе не из чувства
долга перед кем-то, а потому что пришло время; скорее - из чувства долга
перед самим собой. Три года странствий принесли мне большую пользу, и
теперь я хочу продолжать образование - я разумею, уже по книгам.
- Белмонтское училище, - подсказал мистер Слокум, - подготовит вас в
университет.
Дик решительно покачал головой:
- И отнимет у меня три года, как и любая средняя школа. Нет, я наме-
рен поступить в Калифорнийский университет не позднее чем через год. Ко-
нечно, придется поработать. Но мозг у меня вроде кислоты: так и въедает-
ся в книги. Я возьму себе преподавателей - десяток преподавателей, если
понадобится, - и начну готовиться. Нанимать их я буду сам и выгонять -
тоже сам. А для этого мне понадобятся деньги.
- Сто долларов в месяц достаточно? - спросил мистер Крокетт.
Дик покачал головой.
- Я странствовал три года и не истратил ни гроша из своего капитала.
Надеюсь, я сумею с толком распорядиться его частью здесь, в Сан-Францис-
ко. Я еще не берусь управлять своими делами, но хочу иметь на руках че-
ковую книжку, и на приличную сумму. Деньги я буду тратить на то, что
сочту нужным и как сочту нужным.
Опекуны в ужасе переглянулись.
- Это нелепо, это невозможно, - начал мистер Крокетт возмущенно. - Вы
такой же сорвиголова, как и до вашего ухода.
- Уж какой есть, - вздохнул Дик. - И та размолвка вышла у нас из-за
денег. А ведь тогда я хотел получить всего-навсего сто долларов.
- Но войдите же в наше положение. Дик, - принялся его увещевать мис-
тер Дэвидсон. - Ведь мы ваши опекуны... Что скажут люди, если мы позво-
лим вам, шестнадцатилетнему мальчику, свободно распоряжаться вашими
деньгами?
- А что стоит теперь моя яхта "Фрида"? - неожиданно спросил Дик.
- Думаю, за нее в любое время дадут тысяч двадцать, - отозвался мис-
тер Крокетт.
- Так продайте ее. Она для меня велика и вдобавок с каждым годом те-
ряет в цене. Мне нужна небольшая яхточка, чтобы я мог сам управлять ею и
плавать в нашей бухте, и стоить она должна не больше тысячи. А эту про-
дайте и положите деньги на мое имя. Я знаю ведь, чего вы, все трое, бои-
тесь: что я растранжирю свои деньги на кутежи да на лошадей и на певи-
чек. Так я вот что вам предложу: пусть на эти деньги будет иметь право
