этого человека было энергичное лицо и темные глаза, - вероятнее всего,
еврей. Билл вспомнив наставления Саксон, дождался подходящей минуты и
завел разговор. Очень скоро выяснилось, что Ганстон - так звали незна-
комца - комиссионер, и беседа с ним оказалась настолько поучительной,
что и Саксон следовало принять в ней участие. Как только Билл увидел,
что Ганстон докурил сигару, он пригласил его перейти в их вагон, чтобы
познакомить с женой. До жизни в Кармеле Билл едва ли решился бы на это,
но там он привык держаться с людьми более свободно.
- Он рассказывал мне о картофельных королях, и я решил, что и тебе
следует послушать, - обратился Билл к жене, представляя ей Ганстона. -
Валяйте дальше, мистер Ганстон, расскажите ей про того китайца-игрока,
который нажил в прошлом году девятнадцать тысяч на сельдерее и спарже.
- Я объяснял вашему мужу, как китайцы ведут хозяйство на Сан-Хоакине.
Вам бы следовало побывать там и поглядеть. Теперь самое время, - для
москитов еще рано. Вы можете сойти в Блэк-Даймонде или Антиохе и поез-
дить на катере или моторке - посмотреть, как обрабатывают землю на
больших островах. Проезд там всюду недорог, и вы найдете поместительные
моторные лодки - это скорее целые пароходы.
- Расскажите ей о Чжоу Лан, - сказал Билл.
Комиссионер прислонился к стенке.
- Несколько лет тому назад Чжоу Лан был совершенно опустившимся игро-
ком. У него не осталось ни гроша, да и здоровье сильно сдало. Он прора-
ботал двадцать лет на золотых приисках, промывая отвалы, оставленные
прежними старателями. И сколько бы он ни добыл, все спускалось в
фан-тан. Кроме того, он задолжал триста долларов "Шести компаниям", -
знаете, есть такая китайская фирма. Не забудьте, что это было всего ка-
ких-нибудь семь лет назад, - здоровье никуда, триста долларов долгу и
никакой работы. Чжоу Лан поехал в Стоктон и поступил поденщиком на тор-
фяные разработки китайской компании, которая разводила на Миддл-ривер
сельдерей и спаржу. Здесь-то он опомнился и задумался: вот он уже чет-
верть века живет в Соединенных Штатах, спина у него уже далеко не такая
крепкая, как прежде, и ни одного пенни не отложено на возвращение в Ки-
тай. Он видел, как другие китайцы, работавшие в этой компании, копили
деньги и покупали себе паи.
И он тоже решил откладывать и спустя два года приобрел пай в компа-
нии, где было всего тридцать паев. Это произошло около пяти лет тому на-
зад. Он арендовал триста акров торфяной земли у американца, предпочитав-
шего слоняться по Европе. Из прибыли на свой пай за первый год Чжоу Лан
купил два пая в другой компании, а год спустя - на доходы с трех паев -
организовал собственную компанию. Один год был неурожайный, и он чуть не
прогорел. Так обстояло дело три года тому назад. Но на следующий год
урожай был отличный, и он получил четыре тысячи долларов чистого дохода.
Еще через год - пять тысяч. А в прошлом году его доход составил девят-
надцать тысяч. Правда, не плохо для старого, опустившегося Чжоу Лана?
- Господи! - невольно вырвалось у Саксон.
То жадное любопытство, с каким она слушала комиссионера, заставило
его продолжать:
- А возьмите Син Цзи, стоктонского картофельного короля. Я его отлич-
но знаю; ни с кем я не вел таких крупных дел и ни на ком так мало не за-
работал, как на нем. Он был простым кули и двадцать лет тому назад конт-
рабандой пробрался в Соединенные Штаты. Начал поденщиком, потом торговал
овощами, разнося их в корзинах, надетых на палку, потом открыл лавку в
китайском квартале Сан-Франциско. Но он был парень с головой и скоро пе-
ренял всю науку у китайских фермеров, которые посещали его лавку. Лавка
не давала ему возможности быстро разбогатеть. Тогда он отправился вверх
по Сан-Хоакину. Два года он ничего не предпринимал, а только ко всему
присматривался. Потом вдруг принялся за дело и арендовал тысячу двести
акров по семи долларов за акр!..
- Вот это да! - воскликнул Билл, пораженный. - Заплатить восемь тысяч
четыреста долларов за одну аренду, и в первый же год! Я знаю место, где
можно купить пятьсот акров по три доллара за акр.
- А картофель там может расти? - спросил Ганстон.
Билл покачал головой.
- Там вообще ничего не может расти.
Все трое рассмеялись, и комиссионер продолжал:
- Семь долларов - это была только арендная плата за землю. Вы знаете,
сколько стоит вспахать тысячу двести акров?
Бил с важным видом кивнул головой.
- В тот год он собрал по сто шестьдесят мешков с акра, - продолжал
Ганстон. - Цена на картофель была пятьдесят центов за мешок. Мой отец в
то время стоял во главе нашего концерна, и я знаю все из первых рук. Син
Цзи мог продать свой картофель по пятьдесят центов и уже на этом здорово
нажиться. Что же он сделал? Кто-кто, а китайцы всегда отлично знают ус-
ловия рынка, они любого комиссионера за пояс заткнут. Син Цзи попридер-
жал свой картофель. Когда почти все распродали имевшиеся у них запасы,
цена на картофель начала расти. Син Цзи только смеялся в лицо скупщикам,
когда ему предлагали шестьдесят центов, семьдесят, наконец по целому
доллару за мешок. И знаете, почем он, наконец, продал свой картофель? По
доллару шестьдесят пять центов! Считайте, что мешок картофеля обошелся
ему сорок центов. Сто шестьдесят мешков на тысячу двести... Подождите...
двенадцать раз ноль-ноль, двенадцать раз шестнадцать будет сто девяносто
два... Сто девяносто две тысячи мешков по доллару с четвертью... сто де-
вяносто два на четыре будет сорок восемь плюс сто девяносто два, всего
двести сорок... Ну да, двести сорок тысяч долларов чистого дохода за
один год!
- Вот так китаец! - огорченно сказал Билл и повернулся к Саксон. -
Нет, нам, белым, нужна какая-нибудь новая страна! Боже мой! Они же нас
просто выгнали, выгнали из дому!
- Конечно, такие прибыли получают не каждый день, - поспешил огово-
риться Ганстон. - Дело в том, что в других районах картофель не уродил-
ся, и его скупали спекулянты. Какими-то таинственными путями Син Цзи обо
всем узнал и участвовал в этих спекуляциях. Таких барышей он потом уже
ни разу не получал. Но его дело расширялось. В прошлом году у него под
картофелем было четыре тысячи акров, под спаржей - тысяча, пятьсот под
сельдереем и пятьсот под бобами. А шестьсот акров он отвел под семена.
Даже если одна-две культуры и не дадут большого урожая, на всех он поте-
рять не может.
- Я видела двенадцать тысяч акров, засаженные яблонями, - сказала
Саксон. - И мне хотелось бы видеть четыре тысячи акров под картофелем.
- Что ж, и увидим, - степенно заметил Билл. - Давай поедем на Сан-Хо-
акин. Мы ведь нашей страны совсем не знаем. Не мудрено, что мы чувствуем
себя ее пасынками.
- Вы найдете там очень много королей, - продолжал Ганстон. - Я Хун-ли
- по прозванию "Длинный Джим", А-пок и А-ван и, наконец, Сима - японский
картофельный король. У него несколько миллионов. Живет роскошно.
- А почему американцы не могут добиться того же? - спросила Саксон.
- Видимо, не хотят... Ничто им не мешает, кроме самих себя. Скажу вам
одно: я лично предпочитаю иметь дело с китайцами. Китаец честен, его
слово - все равно что подпись на векселе, - как он скажет, так и сдела-
ет. И потом - белый человек не умеет хозяйничать на земле. Самый передо-
вой хозяин-белый довольствуется одним урожаем и обычным севооборотом. А
китаец далеко опередил его и получает с одного клочка земли одновременно
два урожая. Я сам видел: редис и морковь, две культуры, были посажены
одновременно на одной грядке.
- Но ведь это же бессмысленно, - заметил Билл. - Каждая даст тогда
пол-урожая - вот и все.
- Выходит, что нет, - усмехнулся Ганстон. - Наступает время, когда
морковь надо продергивать. Редис - тоже. Но морковь туго растет, а редис
растет быстро, и морковь дает возможность поспевать редису. А когда ре-
дис готов и убран, это прореживает морковь, которая доходит позже. Да,
нам далеко до китайцев!
- Не понимаю, почему белый не может сделать то же самое, что и кита-
ец? - запротестовал Билл.
- Вы совершенно правы, - ответил Ганстон. - Но факт тот, что белый
этого не делает. Китаец работает без передышки и заставляет работать
землю. У него все организовано, у него есть система. Слышали вы, чтобы
белый хозяин вел книги? А китаец ведет. Он ничего не делает наудачу, он
всегда знает, в точности до одного цента, какова цена на те или иные
овощи. И знает рынок. Он берется за дело с обоих концов. Как он ухитря-
ется - это выше моего понимания, но он знает рынок лучше, чем мы, комис-
сионеры.
- А кроме того, он очень терпелив, но не упрям. Предположим, он до-
пустил ошибку - посадил какие-нибудь овощи, а затем узнал, что этот сорт
не будет иметь сбыта, - в таких случаях белый обычно упрямится и не хо-
чет признать свою ошибку, а китаец - признает. Он старается уменьшить
потери. Земля должна работать и давать деньги. Как только он понял свою
ошибку, он тут же, без всяких колебаний и сожалений, берется за плуг,
перепахивает поле и сажает что-нибудь другое. У него есть смекалка. Ки-
тайцу достаточно взглянуть на побег, который чуть высунулся из земли, и
он уже знает, вырастет этот побег или нет, и предскажет, какой он даст
урожай - большой, средний или плохой. Это одно. А во-вторых, он регули-
рует созреванье овощей, - он ускоряет или задерживает его в зависимости
от рынка. А когда настает подходящий момент, его урожай - пожалуйте -
уже готов, и он выбрасывает его на рынок.
Они беседовали с Ганстоном несколько часов; и чем больше он рассказы-
вал о китайцах и об их способах ведения хозяйства, тем сильнее росло в
душе Саксон чувство досады. Она не сомневалась в фактах, которые приво-
дил комиссионер, но эти факты не увлекали ее. Они не вязались с ее
представлением о лунной долине. И лишь после того как их разговорчивый
спутник сошел с поезда, Билл выразил словами волновавшие ее смутные мыс-
ли.
- Ну! Мы ведь с тобой не китайцы! Мы белые. Какому китайцу придет на
ум носиться на лошади сломя голову ради своего удовольствия? Ты ког-
да-нибудь видела, чтобы китаец проплывал через полосу прибоя в Кармеле?
Или занимался боксом, борьбой, бегом, прыжками исключительно из любви к
спорту? Ты когда-нибудь видела, чтобы китаец, взяв ружье, отмахал шесть
миль и вернулся домой веселый и довольный с каким-нибудь тощим зайцем?
Ведь что китаец делает? Работает до потери сознания. Ничего другого
знать не хочет. Да к чертям всякую работу, если жить только ради этого!
Я достаточно наработался в своей жизни и умею работать не хуже любого из
них. Но какой в этом прок? С тех пор как мы с тобой странствуем, Саксон,
я твердо понял одно: работа - далеко еще не все в жизни! Черт! Да если
бы вся жизнь состояла только в работе, так нужно бы поскорее перерезать
себе глотку, и прощайте. А я хочу, чтобы у меня был и дробовик, и ружье,
и хорошая верховая лошадь, и я не желаю так изматываться, чтобы не иметь
сил любить свою жену. Зачем это нужно - быть богатым, зарабатывать на
картофеле двести сорок тысяч долларов?.. Смотри на Рокфеллера! Он вынуж-
ден сидеть на одном молоке. А мне подавай бифштекс и такой желудок, что-
бы подошву переваривал! И мне нужна ты, и свободное время, и возможность
вместе повеселиться. Зачем жизнь, если в ней нет радости?
- О Билл! - воскликнула Саксон. - Вот это я все время и чувствовала,
только слов не находила, чтобы сказать. Именно это меня и мучило. Я уж
решила, что мне, видно, чего-то не хватает и я не гожусь для деревни! Ни
разу я не позавидовала этим португальцам в Сан-Леандро, я не хотела быть
на их месте, и не хотела быть на месте далматинцев из Пахарской долины,
и даже на месте миссис Мортимер. И ты тоже им не завидовал. Нам с тобой
нужна лунная долина - не так уж много работы и чтобы можно было весе-
