- Мое терпение может каждую минуту лопнуть...
- Да я знаю, вы известный скандалист... - начал опять кочегар.
Но тут раздался звук - несомненно, звук удара, затем звон разбитого
стекла, шум свалки на крыльце и глухой стук тела, катящегося по сту-
пенькам. Саксон слышала, как Билл вернулся в кухню, повозился там и на-
чал заметать битое стекло у кухонной двери. Потом он вымылся под краном,
посвистывая, вытер лицо и руки полотенцем и вошел к ней в комнату. Она
даже на него не взглянула; ей было слишком тяжело и больно. Он постоял в
нерешительности, словно что-то обдумывал.
- Пойду в город, - сказал он, наконец. - Там митинг нашего союза. Ес-
ли я не вернусь, значит, этот негодяй подал на меня жалобу.
Он открыл дверь в прихожую и остановился. Она знала, что он смотрит
на нее. Потом дверь закрылась, и она слышала, как он спустился по сту-
пенькам.
Саксон была ошеломлена. Она ни о чем не думала, ничего не понимала.
Все случившееся казалось ей невероятным, невозможным. Оцепенев, с закры-
тыми глазами, лежала она в кресле, голова ее была пуста; нестерпимо уг-
нетала и томила уверенность, что теперь всему, всему конец.
Ее привели в себя голоса детей, игравших на улице. Уже совсем стемне-
ло. Она ощупью нашла лампу и зажгла ее. В кухне она долго смотрела оста-
новившимся взглядом на жалкий недоварившийся ужин, и губы ее дрожали.
Огонь в плите потух, из кастрюли с картошкой вода вся выкипела; когда
она подняла крышку, в лицо ей пахнуло пригоревшим. Она машинально опо-
рожнила и вычистила кастрюлю, привела кухню в порядок, почистила и наре-
зала картошку на завтра. Так же машинально легла в постель. Это спо-
койствие, это равнодушие не были естественными, но они так сильно овла-
дели ею, что едва она закрыла глаза, как тотчас заснула. Она проснулась,
когда солнце ярким светом уже заливало комнату.
Миновала первая ночь, которую она провела в разлуке с Биллом. Саксон
была поражена: как это она могла спать и не беспокоиться о нем? Она ле-
жала с широко открытыми глазами, почти без мыслей, пока не обратила вни-
мание на какую-то боль в руке. Оказалось, что болит то место, которое
стиснул Билл. Осмотрев руку, она обнаружила кровоподтек и огромный си-
няк. И она удивилась не тому, что это с ней сделал тот, кого она любила
больше всего на свете, но тому, что можно, сжав руку на миг, так повре-
дить ее. Да, мужская сила - страшная штука. И совершенно безучастно, как
будто это ее вовсе не касалось, она задумалась над вопросом: кто же
сильнее, Чарли Лонг или Билл?
Только одевшись и разведя огонь, она стала размышлять о более насущ-
ных вещах. Билл не вернулся. Значит, он арестован. Что ей делать? Оста-
вить его в тюрьме? Уйти и начать жизнь сначала? Конечно, немыслимо про-
должать жизнь с человеком, который мог так поступить. "Но, - подумала
она, - с другой стороны, разве это уж так немыслимо? Все же он ее муж".
"На горе и на радость" - эти слова не переставали звучать в ее сознании,
как однообразный аккомпанемент к ее мыслям. Бросить его - значило
сдаться. Она попыталась представить себе, как бы решила этот вопрос ее
мать. Нет, Дэзи никогда бы не сдалась. Значит, и она, Саксон, должна бо-
роться. И кроме того, нельзя не признать, - правда, она думала об этом
теперь холодно и равнодушно, - что Билл все-таки лучше многих мужей;
действительно, он был лучше всех, о ком она когда-либо слыхала, и ей не-
вольно вспомнились его былая мягкость и деликатность, а особенно его
постоянная поговорка: "Нет, нам подавай самое лучшее. Робертсы не скря-
ги".
В одиннадцать часов к ней зашел товарищ Билла - Бэд Стродзерс, несший
вместе с ним обязанность пикетчика. Он сообщил ей, что Билл отказался от
того, чтобы его взяли на поруки, отказался от защитника, просил, чтобы
его дело разбиралось в суде, признал себя виновным и приговорен к шести-
десяти долларам штрафа или к месяцу тюрьмы. Кроме того, он не пожелал,
чтобы товарищи внесли за него этот штраф.
- Он ничего и слышать не хочет, - закончил Стродзерс, - он прямо как
полоумный. "Отсижу, говорит, сколько положено". По-моему, он немножко
рехнулся. Вот он написал вам записку. Как только вам что-нибудь понадо-
бится, пошлите за мной. Мы все поможем жене Билла. Как у вас насчет де-
нег?
Она гордо отказалась от всяких денег и только после ухода Стродзерса
прочла записку Билла:
"Дорогая Саксон, Бэд Стродзерс передаст тебе эту записку. Не горюй
обо мне. Я решил принять горькое лекарство. Я заслужил его, ты знаешь.
Вероятно, я спятил. Но я все равно очень сожалею о том, что натворил. Не
приходи меня навещать. Я не хочу. Если тебе нужны деньги, обратись в со-
юз, он даст; тамошний секретарь очень хороший человек. Я выйду через ме-
сяц. Помни, Саксон, я люблю тебя, и скажи себе, что на этот раз ты меня
прощаешь. Поверь, тебе никогда больше не придется меня прощать".
После Стродзерса явились Мэгги Донэхью и миссис Олсен, они пришли,
как добрые соседки, навестить ее и развлечь и, предлагая ей свою помощь,
были настолько тактичны, что почти не коснулись неприятной истории, в
которую попал Билл.
Под вечер явился Джеймс Гармон. Он слегка прихрамывал, но Саксон ви-
дела, что кочегар изо всех сил старается скрыть это явное доказательство
самоуправства Билла. Она начала извиняться, однако он и слушать ее не
хотел.
- Я вас и не виню, миссис Роберте. Я знаю, что вы тут ни при чем. Ваш
муж был, видно, не в себе. У него много всяких неприятностей, и я, к
несчастью, попался ему под руку. Вот и все.
- Да, но...
Кочегар покачал головой.
- Я все это очень хорошо понимаю. Я и сам прежде частенько напивался
и тоже куролесил порядочно. Зря я подал на него жалобу. Но уж очень я в
ту минуту был обижен, вот и погорячился. Теперь-то я поостыл и жалею,
что не сдержался и затеял всю эту историю.
- Вы очень милый и добрый... - сказала Саксон и замялась, но потом
все же решилась высказать то, что ее тревожило: - ...Вы... вам теперь
неудобно оставаться у нас... раз его нет дома... Вы же понимаете...
- Ну конечно. Я сейчас переоденусь и уложусь, а к шести часам пришлю
лошадь за вещами. Вот ключ от кухонной двери.
Как он ни отказывался, она заставила его взять обратно уплаченные
вперед деньги. Он крепко и сердечно пожал ей на прощанье руку и взял
обещание, что в случае необходимости она непременно займет у него денег.
- Тут ничего плохого нет, - уверял он ее. - Я ведь женат, у меня два
мальчика. У одного из них легкие не в порядке, вот они и живут с матерью
в Аризоне, на свежем воздухе. Правление дороги устроило им проезд со
скидкой.
И когда он спускался с крыльца, она подивилась, что в этом злом и
жестоком мире нашелся такой добрый человек.
В этот вечер малыш Донэхью забросил ей газету, - в ней полстолбца бы-
ли посвящены Биллу. Читать было очень невесело. Газета отмечала тот
факт, что Билл предстал на суде весь в синяках, полученных, очевидно, в
какой-то другой драке. Он был изображен буяном, озорником и бездельни-
ком, который не должен состоять в союзе, ибо только позорит организован-
ных рабочих. Его нападение на кочегара - безобразное и ничем не вызван-
ное хулиганство, и если, возмущалась газета, бастующие возчики все на
него похожи, то единственная разумная мера - это разогнать весь союз и
выселить его членов из города. В заключение автор статьи жаловался на
излишнюю мягкость приговора. Преступника следовало закатать по крайней
мере на полгода. Приводились слова судьи, будто бы высказавшего сожале-
ние по поводу того, что он не мог посадить его на шесть месяцев, так как
тюрьмы переполнены по случаю многочисленных эксцессов, имевших место во
время последних забастовок.
В эту ночь Саксон, ледка в постели, впервые почувствовала свое одино-
чество. Ее мучили кошмары, она то и дело просыпалась, ей все чудилось,
что она видит смутные очертания лежащего рядом Билла, и она тщетно шари-
ла по кровати. Наконец, она зажгла лампу и продолжала лежать с широко
открытыми глазами, глядя в потолок и все вновь и вновь перебирая в уме
подробности постигшего ее несчастья. Она и прощала Билла - и не могла
простить вполне. Удар, нанесенный ее любви, был слишком внезапен, слиш-
ком жесток. Ее гордость была оскорблена, и она не могла забыть о тепе-
решнем Билле и вспоминать только о том, которого когда-то любила. Нап-
расно она повторяла себе, что с пьяного какой спрос: это не могло оправ-
дать поведение того, кто спал рядом с ней, кому она отдала себя, отдала
целиком. И она плакала от одиночества на своей чересчур широкой постели,
стараясь забыть его непонятную жестокость и прижимаясь щекой к зашиблен-
ному им локтю даже с какой-то неясностью. И все-таки в ней кипело возму-
щение против Билла и всего, что он натворил. Горло у нее пересохло, в
груди была ноющая боль, сердце мучительно замирало, в мозгу неотвязно
стучало: отчего? Отчего? Но она не находила ответа.
Утром к ней пришла Сара, - второй раз после ее замужества, - и Саксон
без труда отгадала причину этого посещения. В ее душе мгновенно пробуди-
лась вся былая гордость. Она не стала защищаться. Она держалась так,
словно и не нужно было никаких объяснений или оправданий. Все в порядке,
да и ее дела никого не касаются. Но такой тон только оскорбил Сару.
- Я ведь предупреждала тебя! - начала она свою атаку. - Этого ты от-
рицать не можешь. Я всегда говорила, что он негодяй, хулиган, что место
ему только в тюрьме. У меня душа ушла в пятки, когда я узнала, что ты
хороводишься с боксером. И я тебе тогда же прямо сказала. Так нет! Ты и
слушать не хотела! Как же! С твоими фанабериями да с дюжиной туфель, ка-
ких не бывает ни у одной порядочной женщины! Но ведь тебе нельзя слова
сказать! И я тогда же предупредила Тома: "Ну, говорю, теперь Саксон по-
гибла!" Вот этими самыми словами! Коготок увяз, всей птичке пропасть!
Почему ты не вышла за Чарли Лонга? Хоть семью-то не позорила бы! И пом-
ни, это только начало! Только начало! Чем он кончит - одному богу из-
вестно! Он еще убьет кого-нибудь, этот твой негодяй. Ты дождешься, что
его повесят! Погоди! Придет время, вспомнишь мои слова. Как постелешь,
так и поспишь!
- Лучшей постели у меня никогда не было! - возразила Саксон.
- Да уж конечно, конечно! - издевалась Сара.
- Я не променяла бы ее на королевское ложе, - прибавила молодая жен-
щина.
- Все равно каторжник, как ни защищай! - продолжала кипятиться Сара.
- Ничего, теперь это модно! - беспечно возразила Саксон. - С каждым
может приключиться. Ведь Том, кажется, тоже был арестован на каком-то
уличном митинге социалистов? Теперь не шутка попасть в тюрьму!..
Напоминание о Томе достигло цели.
- Но Тома оправдали, - поспешно отозвалась Сара.
- Все равно он провел ночь в тюрьме, даже на поруки не отпустили.
На это Саре возразить было нечего, и она, по своему обыкновению, по-
вела атаку с другой стороны:
- Тоже, хороша эта история с кочегаром! Есть с чем поздравить особу,
воспитанную так деликатно, как ты! Спутаться с жильцом!
- Кто смеет это говорить? - вспылила Саксон, но тотчас же овладела
собой.
- Ну, есть вещи, которые даже слепой увидит! Жилец, молодая женщина,
потерявшая всякое уважение к себе, и муж - боксер!.. Спрашивается, из-за
чего же они могли подраться?
- Мало ли из-за чего ссорятся добрые супруги, - лукаво улыбнулась
Саксон.
Сара онемела и в первую минуту даже не нашлась, что ответить.
- Я хочу, чтобы ты поняла меня, - продолжала Саксон. - Женщина должна
гордиться, если из-за нее дерутся мужчины. И я горжусь! Слышишь? Гор-
жусь! Так и скажи! Всем своим соседям скажи! Я не корова. Я нравлюсь
мужчинам. Мужчины из-за меня дерутся! Идут в тюрьму из-за меня! Зачем
женщине и жить на свете, как не для того, чтобы нравиться мужчинам? А
