большой рыбачий стаксель был изготовлен к подъему, а грота-топсель,
пришнурованный у топа мачты, был разобран так, что мы могли поставить его
в любую минуту.
Мы быстро шли фордевинд, неся паруса бабочкой, стаксель на правом
борту и грот на левом, и вскоре увидели впереди флотилию рыбаков. Как и в
то воскресенье, когда им удалось впервые провести нас, вся река, насколько
хватало глаз, была усеяна их лодками и сетями. У правого берега они
оставили узкий проход для судов, а вся остальная поверхность воды была
сплошь покрыта широко растянутыми сетями. Нам, конечно, следовало бы войти
в этот проход, но Чарли стоявший у руля, направил "Мэри-Ребекку" прямо на
сети. Однако это не вызвало тревоги среди рыбаков, ибо суда, идущие вверх
по реке, ставят обычно на конце киля так называемые "башмаки", которые
скользят по сетям, не зацепляя их.
- Готово дело! - крикнул Чарли, когда мы быстро пересекли длинный ряд
поплавков, отмечавших край сети. На одном конце этого длинного ряда плавал
маленький бочонок - буек, а на другом была лодка с двумя рыбаками. Бочонок
и лодка вдруг начали быстро сближаться, а рыбаки, увидев, что мы тащим их
за собой, принялись громко кричать. Две-три минуты спустя мы зацепили
вторую сеть, а за ней третью и, двигаясь посредине флотилии, цепляли на
крюк одну сеть за другой.
Потрясенные рыбаки смотрели на нас в полном смятении. Как только мы
цепляли сеть, оба ее конца, буек и лодка, сближались и неслись за нашей
кормой; и вся эта стая лодок и буйков мчалась за нами с такой
головокружительной быстротой, что рыбаки едва успевали управляться с
лодками, стараясь не разбиться друг о друга. Греки орали что есть мочи,
требуя, чтобы остановили судно; они думали, что это веселая шутка
подвыпивших матросов, им и в голову не приходило, что на шхуне рыбачий
патруль.
Даже одну сеть тащить нелегко, и Чарли с Оле Эриксеном решили, что,
несмотря на попутный ветер, "Мэри-Ребекке" не справиться больше чем с
десятью сетями. Поэтому, подцепив десяток сетей и волоча за собой десять
лодок с двадцатью рыбаками, мы свернули влево, оставив позади флотилию, и
направились в Коллинсвиль.
Мы ликовали. Чарли так гордо стоял у руля, как будто вел домой
победившую на гонках яхту. Два матроса, составлявшие весь экипаж
"Мэри-Ребекки", потешались и скалили зубы. Оле Эриксен потирал свои руки с
детской радостью.
- Я думал, ваш рыбачий патруль никогда не имел такой удача, как на
шхуне Оле Эриксена, - сказал он, как вдруг за кормой хлопнул выстрел,
прожужжала пуля, чиркнула по свежевыкрашенной обшивке каюты и, ударившись
о гвоздь, со свистом отскочила в сторону.
Для Оле Эриксена это было уж слишком. Увидев, что ему испортили
новенькую обшивку, он вскочил и погрозил рыбакам кулаком; но тут вторая
пуля угодила в стенку каюты, в шести дюймах от его головы, и он поскорей
растянулся на палубе, укрывшись за бортом.
У всех рыбаков были ружья, и теперь они принялись палить все разом.
Мы попрятались кто куда, даже Чарли пришлось бросить штурвал. Если бы не
тяжелые сети за кормой, мы наверняка попали бы в руки разъяренных рыбаков.
Но сети, прочно зацепившиеся за днище "Мэри-Ребекки", тащили ее корму на
ветер и она по-прежнему держала курс, хотя и не очень точно.
Лежа на палубе, Чарли мог дотянуться до нижних спиц рулевого колеса,
но управлять шхуной таким способом было крайне неудобно. Тут Оле Эриксен
припомнил, что в трюме у него лежит большой стальной лист. Это был кусок
бортовой обшивки "Нью-Джерси": пароход недавно потерпел крушение возле
Золотых ворот, и "Мэри-Ребекка" принимала участие в его спасении.
Двое матросов, Оле и я осторожно проползли по палубе и притащили
тяжелый лист наверх, а затем поставили его на корме, как щит, загородив
штурвал от рыбаков. Пули щелкали и звенели, ударяясь о гудевший, как
колокол, щит, но Чарли только посмеивался в своем укрытии и спокойно
правил рулем. И так мы мчались вперед: за кормой - орава вопивших от
ярости греков, впереди - Коллинсвиль, а вокруг рой свистевших пуль.
- Оле, - сказал вдруг Чарли упавшим голосом, - я не знаю, что нам
теперь делать.
Оле лежал на спине у самого борта и усмехался, глядя в небо; он
повернулся на бок и взглянул на Чарли.
- Я думал, мы будем идти в Коллинсвиль, как хотел раньше, - ответил
он.
- Но мы не можем там остановиться, - простонал Чарли. - Я никак не
ожидал, что мы не сможем остановиться.
Широкое лицо Оле Эриксена выразило полную растерянность.
Увы, это была правда. За спиной у нас осиное гнездо, а остановиться в
Коллинсвиле - значит сунуть в это гнездо голову.
- У каждого чертова грека ружье, - весело сказал один из матросов.
- Да еще нож в придачу, - отозвался второй.
Теперь уже застонал Оле Эриксен.
- И зачем только шведский человек, как я, совать свой нос в чужие
дела, будто обезьяна! - пробормотал он про себя.
Пуля щелкнула по корме и пролетела над правым бортом, жужжа, как
разозленная пчела.
- Остается только пристать к берегу, бросить "Мэри-Ребекку" и удрать,
- сказал веселый матрос.
- Бросать "Мэри-Ребекку"? - воскликнул Оле Эриксен с непередаваемым
ужасом в голосе.
- Дело ваше, - отозвался тот. - Только я хотел бы оказаться за тысячу
миль отсюда, когда эти парни взберутся на борт. - И он указал на
беснующихся греков, которых мы продолжали тащить за собой.
Мы как раз поравнялись с Коллинсвилем и, вспенивая воду, прошли так
близко от пристани, что до нее можно было добросить камень.
- У меня одна надежда, что ветер продержится, - сказал Чарли,
украдкой поглядывая на наших пленников.
- А что нам ветер? - уныло спросил Оле. - Скоро река нельзя пройти, и
тогда... тогда...
- Тогда мы заберемся в глухие места и попадем в лапы грекам, -
добавил веселый матрос, пока Оле раздумывал над тем, что случится когда мы
дойдем до истока реки.
Мы подошли к тому месту, где река расходилась на два рукава. Налево
было устье реки Сакраменто, а направо устье реки Сан-Хоакин. Веселый
матрос прополз вперед и перебросил фок, а Чарли взял право руля и мы
свернули направо - в устье реки Сан-Хоакин. Попутный ветер, который гнал
нас вперед на ровный киль, теперь задул справа по борту, и "Мэри-Ребекка"
так резко накренилась влево, что, казалось, вот-вот опрокинется.
Но мы все же мчались вперед, а рыбаки неслись за нами. Стоимость их
сетей была значительно выше штрафов, которые с них брали за нарушение
законов о рыбной ловле, и потому, хотя им ничего не стоило отвязать свои
лодки и удрать, они на этом ничего бы не выгадали. Кроме того, они не
бросали своих сетей инстинктивно, как моряк не бросает своего корабля. Но
главное, в них все росла жажда мести, и мы могли быть уверены, что они
последуют за нами хоть на край света, если нам вздумается тащить их в
такую даль.
Стрельба прекратилась, и мы отважились выглянуть за корму,
посмотреть, что делают наши пленники. Их лодки следовали за нами на разных
расстояниях друг от друга, но четыре передних выравнялись и шли рядом.
Передняя лодка, видно, бросила с кормы конец той, что шла за ней. Лодки
ловили концы, отделялись от своих сетей и подтягивались друг к другу, пока
не стали в одну линию. Однако мы шли с такой скоростью, что произвести
этот маневр было очень нелегко. Порой, несмотря на все усилия, им не
удавалось подтянуться ни на дюйм, но иногда они двигались довольно быстро.
Когда четыре лодки сблизились настолько, что из одной в другую мог
перебраться человек, из трех задних лодок перешло в переднюю по одному
греку, и каждый захватил с собой ружье. Таким образом в передней лодке
собралось пять человек, и мы сразу поняли, что они намереваются взять нас
на абордаж. Но, чтобы осуществить свое намерение, им надо было изрядно
потрудиться: приходилось подтягиваться за веревку с поплавками, все время
перехватывая руки. И все же, хотя они двигались очень медленно и часто
останавливались передохнуть, им удавалось потихоньку подбираться к нам все
ближе и ближе.
Чарли улыбался, глядя на их усилия.
- Поставь-ка топсель, Оле! - сказал он.
Под свист пуль шнуровка на топе мачты была разорвана, шкот и галс
оттянуты втугую, и "Мэри-Ребекка", сильно накренившись, понеслась еще
быстрей.
Но греки не сдавались. Не в силах при такой скорости подтягивать
лодку вручную, они сняли блоки со своих парусов и соорудили то, что моряки
называют "хваттали". Один из рыбаков, лежа на носу лодки, свешивался как
можно дальше за борт и, пока товарищи держали его за ноги, прикреплял блок
к натянутому краю сети. Затем они все вместе тянули за тали, пока блоки не
сходились, и снова повторяли этот маневр.
- Придется отдать стаксель! - сказал Чарли.
Оле Эриксен посмотрел на дрожавшую от напряжения "Мэри-Ребекку" и
покачал головой.
- Тогда вылетят мачты, - сказал он.
- А иначе мы вылетим со шхуны, - возразил Чарли.
Оле с тревогой взглянул на мачты, потом на лодку с вооруженными
греками и согласился.
Пятеро греков столпились на носу - место опасное, когда лодка идет на
буксире. Я наблюдал, что станется с их лодкой, когда мы поставим большой
рыбачий стаксель: он несравненно больше марселя и ставится только при
легком бризе. Когда "Мэри-Ребекка" стремительно рванулась вперед, лодка
зарылась носом в воду, а люди, цепляясь друг за друга, как безумные,
бросились на корму, спасая лодку от гибели.
- Это охладит им пыл! - заметил Чарли, но я видел, что он с тревогой
следит за ходом "Мэри-Ребекки", которая несла гораздо больше парусов, чем
ей было под силу.
- Следующая остановка - Антиох! - возвестил веселый матрос на манер
железнодорожного кондуктора. - А за ней Мериуэзер.
- Поди-ка сюда поскорей, - позвал меня Чарли.
Я подполз к нему и стал рядом под защитой стального листа.
- Засунь руку мне в карман и достань записную книжку, - сказал он. -
Так. Теперь вырви чистый листок и напиши то, что я скажу.
И я написал:
"Позвоните в Мериуэзер шерифу, констеблю или судье. Сообщите, что мы
идем к ним. Пусть они поднимут на ноги весь город и вооружат людей. Пусть
приведут всех на пристань и встречают нас, иначе нам каюк".
- Теперь сложи бумажку, привяжи к свайке и стой тут наготове, чтобы
бросить ее на берег. Я сделал все, как он сказал. Тем временем мы подошли
к Антиоху. Ветер выл в наших снастях, и "Мэри-Ребекка", почти
опрокинувшись на бок, неслась вперед, как быстроходное океанское судно.
Моряки на берегу Антиоха, увидев, что мы поставили марсель и стаксель -
безрассудный маневр при таком ветре, - поспешили на пристань и стояли у
причала, стараясь понять, в чем дело.
Не убавляя хода, мы подошли так близко к берегу, что любой из нас мог
бы спрыгнуть на пристань. Тут Чарли дал мне знак, и я бросил свайку. Она
громко стукнулась о дощатый настил, отскочила на пятнадцать - двадцать
футов и была подхвачена пораженными зрителями.
Все это произошло в мгновение ока, в следующий миг Антиох остался
позади, и мы уже неслись по Сан-Хоакину к Мериуэзеру, лежавшему в шести
милях вверх по течению. Река повернула на восток, и мы снова мчались по
ветру, поставив паруса бабочкой и перекинув стаксель на правый борт.
Оле Эриксен, казалось, погрузился в глубокое отчаяние. Чарли и двое
матросов, напротив, не теряли надежды и, видимо, не без основания. В
Мериуэзере жили главным образом углекопы, и можно было ожидать, что в
воскресный день все они в городе. К тому же углекопы никогда не питали
особой любви к греческим рыбакам, и мы могли быть уверены, что они окажут
