сравнением, что по прихоти Счастья ему выпала самая лучшая карта из всей
колоды, а он годами не замечал ее. Карта эта - любовь, и она бьет любую
другую. Любовь - наивысший козырь, пятый туз, джокер; сильней этой карты
нет ничего, и он все поставит на нее, когда начнется игра. Как она нач-
нется, он еще не знал. Сперва ему предстояло так или иначе закончить фи-
нансовую игру, которую он вел сейчас.
И все же, как он ни гнал от себя воспоминания, он не мог забыть брон-
зовых туфелек, мягко облегающего платья, женственной теплоты и кротости,
с какой Дид принимала его в своей уютной комнате. Еще раз, в такой же
дождливый воскресный день, предупредив ее по телефону, он поехал в Берк-
ли. И, как это бывает всегда, с тех самых пор, когда мужчина впервые
взглянул на женщину и увидел, что она хороша, снова произошел поединок
между слепой силой мужской страсти и тайным желанием женщины уступить.
Не в привычках Харниша было просить и вымаливать, властность натуры ска-
зывалась во всем, что бы он ни делал; но Дид куда легче было бы устоять
перед униженными мольбами, чем перед его забавной напористостью. Свида-
ние кончилось нерадостно: Дид, доведенная до отчаяния внутренней
борьбой, готовая сдаться и презирая себя за эту готовность, крикнула в
запальчивости:
- Вы уговариваете меня пойти на риск: стать вашей женой и положиться
на счастье - будь что будет! Жизнь, по-вашему, азартная игра. Отлично,
давайте сыграем. Возьмите монету и подбросьте ее. Выпадет орел, я выйду
за вас. А если решка, то вы оставите меня в покое и никогда больше не
заикнетесь о нашей женитьбе.
Глаза Харниша загорелись любовью и игорным азартом. Рука невольно по-
тянулась к карману за монетой. Но он тотчас спохватился, и взгляд его
затуманился.
- Ну, что же вы? - резко сказала она. - Скорей, не то я могу переду-
мать, и вы упустите случай.
- Маленькая женщина, - заговорил он проникновенно и торжественно, и
хотя слова его звучали шутливо, он и не думал шутить. - Я могу играть от
сотворения мира до Страшного суда; могу поставить золотую арфу против
ангельского сияния, бросать кости в преддверье святого града; метать
банк у его жемчужных ворот; но будь я проклят во веки веков, если стану
играть любовью. Любовь для меня слишком крупная ставка, я не могу идти
на такой риск. Любовь должна быть верным делом; и наша любовь - дело
верное. Будь у меня хоть сто шансов против одного, все равно на это я не
пойду.
Весной того года разразился кризис. Первым предвестником его явилось
требование банков возвратить ссуды, не имеющие достаточного обеспечения.
Харниш поспешил оплатить несколько предъявленных ему долговых обяза-
тельств, но очень скоро догадался, куда ветер дует, и понял, что над Со-
единенными Штатами вот-вот понесется одна из тех страшных финансовых
бурь, о которых он знал понаслышке. Какой ужасающей силы окажется именно
эта буря, он не предвидел, но тем не менее принял все доступные ему меры
предосторожности и ничуть не сомневался, что устоит на ногах.
С деньгами становилось туго. После краха нескольких крупнейших бан-
кирских домов в Восточных штатах положение настолько ухудшилось, что по
всей стране не осталось ни единого банка, который не потребовал бы возв-
рата выданных ссуд. Харниш очутился на мели, и очутился потому, что
впервые в жизни решил стать солидным финансистом. В былые дни такая па-
ника с катастрофическим падением ценных бумаг означала бы для него золо-
тую пору жатвы. А сейчас он вынужден был смотреть со стороны, как бирже-
вые спекулянты, воспользовавшись волной ажиотажа и обеспечив себя на
время кризиса, теперь либо прятались в кусты, либо готовились собрать
двойной урожай. Харнишу оставалось только не падать духом и стараться
выдержать бурю.
Картина была ему ясна. Когда банки потребовали от него уплаты долгов,
он знал, что они сильно нуждаются в деньгах. Но он нуждался в деньгах
еще сильнее. И он также знал, что банкам мало пользы от ценных бумаг,
которые лежали на его онкольном счету. При таком падении курсов продажа
этих бумаг ничего бы не дала. Акции, положенные Харнишем в банки в обес-
печение взятых им ссуд, никому не внушали тревоги; это было вполне на-
дежное, прочное обеспечение; но оно не имело никакой цены в такое время,
когда все в один голос кричали: денег, денег, наличных денег! Натолкнув-
шись на упорное противодействие Харниша, банки потребовали дополни-
тельного обеспечения, и по мере того как нехватка наличных денег стано-
вилась все ощутимее, они начинали требовать вдвое и втрое больше того,
на что соглашались раньше. Иногда Харниш удовлетворял их требования, но
это случалось редко и то лишь после ожесточенного боя.
Он точно сражался под прикрытием обваливающейся стены, вместо щита
пользуясь глиной. Вся стена была под угрозой, и он только и делал, что
замазывал самые уязвимые места. Глиной ему служили деньги, и он то там,
то сям залеплял новые трещины, но лишь в тех случаях, когда иного выхода
не было. Его главными опорными пунктами оказались Компания Йерба Буэна,
Трамвайный трест и Объединенная водопроводная компания, никто теперь не
покупал землю под жилые дома, заводы и торговые помещения, но люди не
могли не ездить на его трамвае, не переправляться через бухту на его ка-
терах, не потреблять его воду. Между тем как весь финансовый мир зады-
хался от нехватки денег, в первый день каждого месяца в мошну Харниша
текли тысячи долларов, взимаемые с населения за воду, и каждый день при-
носил ему десять тысяч долларов, собранных по грошам за проезд на трам-
вае и за пользование переправой.
Наличные деньги - вот что требовалось постоянно; и если бы Харниш мог
располагать всей своей наличностью, он не знал бы забот. Но беда была в
том, что ему непрерывно приходилось драться за нее. Всякие работы по
благоустройства прекратились, производили только самый необходимый ре-
монт. Особенно ожесточенно воевал Харниш с накладными расходами, цепля-
ясь буквально за каждый цент. Издержки безжалостно урезались - начиная
от смет на поставку материалов, жалованья служащим и кончая расходом
канцелярских принадлежностей и почтовых марок. Когда директора его
предприятий и заведующие отделами совершали чудеса бережливости, он
одобрительно хлопал их по плечу и требовал новых чудес. Когда же у них
опускались руки, он поучал их, как можно достигнуть большего.
- Я плачу вам восемь тысяч долларов в год, - сказал он Мэтьюсону. -
Такого жалованья вы в жизни не получали. Мы с вами одной веревочкой свя-
заны. Вы должны взять на себя часть риска и кое-чем поступиться. В горо-
де у вас есть кредит. Пользуйтесь им. Гоните в шею мясника, булочника и
прочих. Понятно? Вы получаете ежемесячно что-то около шестисот шестиде-
сяти долларов. Эти деньги мне нужны. С сегодняшнего числа вы будете за-
бирать все в долг, а получать только сто долларов. Как только окончится
эта заваруха, я все верну вам и заплачу проценты.
Две недели спустя, сидя с Мэтьюсоном над платежной ведомостью, Харниш
заявил:
- Кто этот бухгалтер Роджерс? Ваш племянник? Так я и думал. Он полу-
чает восемьдесят пять долларов в месяц. Теперь будет получать тридцать
пять. Остальные пятьдесят я верну ему с процентами.
- Это немыслимо! - возмутился Мэтьюсон. - Он и так не может свести
концы с концами, у него жена и двое детей...
Харниш яростно выругался.
- Немыслимо! Не может! Что у меня - приют для слабоумных? Вы что ду-
маете - я стану кормить, одевать и вытирать носы всяким сопливым крети-
нам, которые не могут сами о себе позаботиться? И не воображайте. Я вер-
чусь как белка в колесе, и пусть все, кто у меня работает, тоже малость
повертятся. Очень мне нужны этакие пугливые пташки - капли дождя боятся.
Сейчас у нас погода скверная, хуже некуда, и нечего хныкать. Я же вот не
хнычу. В Окленде десять тысяч безработных, а в Сан-Франциско - шестьде-
сят тысяч. Ваш племянник и все, кто у вас тут в списке, сделают по-мое-
му, а не желают, могут получить расчет. Понятно? Если кому-нибудь при-
дется совсем туго, вы самолично обойдете лавочников и поручитесь за моих
служащих. А платежную ведомость извольте урезать. Я достаточно долго со-
держал тысячи людей, могут месяц-другой и без меня прожить.
- По-вашему, этот фильтр надо заменить новым? - говорил он управляю-
щему водопроводной сетью. - И так обойдутся. Пусть оклендцы раз в жизни
попьют грязную водицу: Лучше будут понимать, что такое хорошая вода. Не-
медля приостановите работы. Прекратите выплату жалованья рабочим. Отме-
ните все заказы на материалы. Подрядчики подадут в суд? Пусть подают,
черт с ними! Раньше чем суд вынесет решение, мы либо вылетим в трубу,
либо будем плавать деньгах.
- Отмените ночной катер, - заявил он Уилкинсону. - Ничего, пусть пас-
сажиры скандалят - пораньше к жене будут возвращаться. И последний трам-
вай на линии Двадцать Вторая - Гастингс не нужен. Как люди попадут на
катер, который отходит в двенадцать сорок пять? Наплевать, я не могу
пускать трамвай ради двух-трех пассажиров. Пусть идут пешком или едут
домой предыдущим катером. Сейчас не время заниматься благотвори-
тельностью. И заодно подсократите еще малость число трамваев в часы пик.
Пусть едут стоя. Пассажиров от этого меньше не станет, в них-то все наше
спасение.
- Вы говорите, этого нельзя, того нельзя, - сказал он другому управ-
ляющему, восставшему против его свирепой экономии. - Я вам покажу, что
можно и чего нельзя. Вы будете вынуждены уйти? Пожалуйста, я вас не дер-
жу. Не имею привычки цепляться за своих служащих. А если кто-нибудь ду-
мает, что мне без него не обойтись, то я могу сию минуту вразумить его и
дать ему расчет.
И так он воевал, подстегивая, запугивая, даже улещая. С раннего утра
до позднего вечера шли беспрерывные бои. Целый день в его кабинете была
толчея. Все управляющие приходили к нему, или он сам вызывал их. Одного
он утешал тем, что кризис вот-вот кончится, другому рассказывал анекдот,
с третьим вел серьезный деловой разговор, четвертого распекал за непови-
новение. А сменить его было некому. Он один мог выдержать такую бешеную
гонку. И так это шло изо дня в день, а вокруг него весь деловой мир сот-
рясался, и крах следовал за крахом.
- Ничего, друг, ничего, выкрутимся, - каждое утро говорил он Хигану;
и весь день он этими словами подбадривал себя и других, за исключением
тех часов, когда он, стиснув зубы, силился подчинить своей воле людей и
события.
В восемь часов он уже сидел за письменным столом. В десять ему пода-
вали машину, и начинался ежедневный объезд банков. Почти всегда он прих-
ватывал с собой десять тысяч долларов, а то и больше, полученные накану-
не за пользование трамваем и катерами переправы, - этими деньгами он за-
тыкал самые опасные бреши своей финансовой дамбы. Между Харнишем и каж-
дым директором банка по очереди разыгрывалась приблизительно одна и та
же сцена. Директора дрожали от страха, и Харниш прежде всего напускал на
себя несокрушимый оптимизм. Горизонт проясняется. Верно, верно, никаких
сомнений. Это чувствуется по всему, нужно только немного потерпеть и не
сдаваться. Вот и все. На Востоке уже наблюдается некоторое оживление.
Достаточно посмотреть на сделки Уолл-стрита за истекшие сутки. Сразу
видно, что ветер переменился. Разве не сказал Райан то-то и то-то? И
разве не стало известно, что Морган готовится к тому-то и тому-то?
А что до него, так ведь трамвай с каждым днем приносит все больше до-
хода. Вопреки тяжелым временам население города увеличивается. Даже поя-
вился спрос на недвижимость. Он уже закинул удочку: думает продать
кое-какую мелочь - с тысячу акров в пригородах Окленда. Разумеется,
убытка не миновать, зато всем немного легче станет, а главное - трусы
