и оскалив зубы, в надежде перегрызть ему хребет. А Волк, повесив уши и
еще больше припадая к земле, отползал прочь, но тут же, сделав круг,
подбирался к добыче с другой стороны, и кобыла опять начинала волно-
ваться. Наконец Харниш, по просьбе Дид, прикрикнул на собаку; услышав
низкий, угрожающий голос, она тотчас покорно отказалась от охоты и с ви-
новатым видом ушла за сарай.
Несколько минут спустя Харниш, прервав чтение, чтобы передвинуть
шланг, обнаружил, что вода перестала течь. Он достал из мастерской моло-
ток и гаечный ключ и, вскинув на плечо кирку и заступ, вернулся к веран-
де.
- Придется мне сойти вниз и откопать трубу, - сказал он Дид. - Всю
зиму я боялся оползня. Видно, трубу завалило.
- Только, смотри, не читай дальше без меня, - крикнул он, уходя, и,
обогнув дом, начал спускаться по тропинке, которая вела на дно каньона.
На полпути Харниш увидел оползень. Он был невелик - всего-то нес-
колько тонн земли и раскрошенного камня. Но они двинулись с высоты пяти-
десяти футов, и трубопровод, не выдержав тяжести, разошелся на стыке.
Прежде чем приступить к работе, Харниш посмотрел вверх, на путь, проде-
ланный оползнем, посмотрел наметанным глазом рудокопа. И вдруг взгляд
его остановился, зрачки расширились.
- Вот те на! - сказал он вслух.
Он водил взглядом по неровной поверхности крутого склона, сначала
вдоль, потом поперек. В этом месте, если не считать травы и сорняков, да
редких искривленных деревцев мансаниты, склон каньона был голый. Харниш
заметил признаки частого перемещения почвы, вызванного тем, что сильные
ливни смывали выветренную почву через край ущелья.
- Самая заправская жила, лучше не бывает, - объявил он вполголоса.
И как час назад в Волке проснулся древний охотничий инстинкт, так и в
Харнише с новой силой ожил страстный охотник за золотом. Бросив ключ и
молоток, он с киркой и лопатой вскарабкался по оползню к тому месту, где
виднелся смутно очерченный, прикрытый землей выход коренной породы. Он
был едва заметен, но опыт Харниша подсказал ему, что скрывается под сло-
ем земли. Он принялся то здесь, то там пробивать киркой крошившийся ка-
мень и отваливать лопатой мешавшую ему землю. Несколько раз он брал по-
роду в руки и разглядывал ее. Попадались куски такие мягкие, что он лег-
ко разламывал их пальцами. Он поднялся выше футов на десять и опять за-
работал киркой и лопатой. И на этот раз, очистив кусок породы и присмот-
ревшись к нему, он вдруг выпрямился и судорожно перевел дыхание. Потом,
словно олень у водопоя, опасающийся врагов, он быстро глянул вокруг - не
видит ли его посторонний глаз. Посмеиваясь над собственной глупостью, он
снова принялся рассматривать кусок породы. Косой луч солнца упал на не-
го, и он весь засверкал крупицами чистого золота.
- Под самым верховиком, - с благоговейным трепетом пробормотал Хар-
ниш, вгоняя кирку в податливую почву.
Он весь преобразился. Никогда, сколько бы он ни выпил коктейлей, у
него так не пылали щеки, не горели глаза. Давняя страсть золотоиска-
тельства, которой он подчинялся столько лет своей жизни, опять овладела
им. Лихорадочное возбуждение усиливалось с каждой минутой. Он работал,
как одержимый, задыхаясь от усталости; пот ручьями стекал с его лица и
капал на землю. Он исследовал поверхность оползня от одного края до дру-
гого и стал возвращаться обратно. Дойдя до середины, он начал спус-
каться, вскапывая красную вулканическую почву, намытую сверху, с вывет-
рившегося склона, и обнаружил кварц, кварц с золотыми прожилками, кото-
рый крошился у него под руками.
Иногда кучи земли сползали сверху и засыпали вырытые им ямы, и тогда
он начинал копать сызнова. Один раз, не удержавшись на ногах, он скатил-
ся вниз на пятьдесят футов, но тут же вскочил и опять полез наверх, даже
не передохнув. Он наткнулся на пласт, где кварц оказался податливым,
почти как глина, и здесь золота было особенно много. Подлинная сокровищ-
ница! Харниш проследил жилу на сто футов вверх и вниз от оползня. Он да-
же вскарабкался на край каньона, чтобы поглядеть, нет ли там выхода мес-
торождения. Но это после, после, - и опять кинулся к своей находке.
Он работал все так же исступленно, до полного изнеможения, пока нес-
терпимая боль в спине не заставила его остановиться. Он выпрямился, дер-
жа в руке поблескивающий золотом кусок кварца. Когда он работал согнув-
шись, пот капал с его лба на землю, теперь он заливал ему глаза. Харниш
вытер лицо рукой и опять принялся разглядывать найденное им золото. Ни-
каких сомнений - тридцать тысяч долларов на тонну, пятьдесят тысяч, -
нет, больше, гораздо больше! Тяжело переводя дух, смахивая капли пота с
ресниц, он, как зачарованный, смотрел на желтый металл, и в его вообра-
жении мгновенно возникла заманчивая картина. Он уже видел подъездные пу-
ти, проложенные по долине и нагорным пастбищам, насыпи, мост через
каньон, - видел так ясно, словно они были у него перед глазами. Промы-
вочную он поставит по ту сторону каньона, - и вот уже бесконечная цепь
ковшей, подвешенных к канату, переправляет кварцевую руду через каньон и
доставляет ее в толчею. А здесь уже вырос весь рудник - наземные строе-
ния, шахты, штольни, забои, подъемные машины; слышится грохот взрывов, а
из-за каньона доносится оглушительный стук пестов. Рука Харниша, сжимав-
шая кусок кварца, задрожала, он ощутил судорожное подергивание и сосущую
пустоту под ложечкой - и вдруг понял, что ему смертельно хочется выпить
- виски, коктейль, все равно что, лишь бы выпить. И в ту же минуту, ког-
да в нем проснулось неудержимое желание одурманить себя, до него сверху,
сквозь зеленую чащу каньона, донесся далекий, едва уловимый голос Дид:
- Цып, цып, цып, цып, цып! Цып, цып, цып! Как? Уже? Сколько же прошло
времени? Значит, она уже не шьет на веранде, она кормит кур и сейчас бу-
дет готовить ужин. День кончался. Неужели он пробыл здесь так долго?
Снова послышался ее голос:
- Цып, цып, цып, цып, цып! Цып, цып, цып! Так она всегда сзывала кур
- сначала пять раз, потом три раза. Он давно это приметил. Харниш улыб-
нулся, думая о жене, но улыбка медленно сползла с его лица, и оно иска-
зилось от страха. Он почувствовал, что чуть не потерял Дид. Ни разу не
вспомнил он о ней в долгие часы лихорадочных поисков; все это время она
поистине была потеряна для него.
Он выронил кусок кварца, спустился с оползня и кинулся бежать вверх
по тропинке. Выйдя на опушку, он замедлил шаг и почти ползком, краду-
чись, подобрался к большому дереву и посмотрел из-за него в сторону до-
ма. Дид пригоршнями бросала курам зерно и весело смеялась, глядя на их
суматошную возню.
Чем дольше Харниш смотрел на жену, тем спокойнее становилось его ли-
цо; он повернулся и сбежал вниз по тропинке. Опять он вскарабкался на
оползень, но на этот раз он поднялся выше; и опять он, как одержимый,
работал киркой и лопатой, но цель у него была другая. Он слой за слоем
подкапывал красноватую землю и сбрасывал ее вниз, тщательно засыпая раз-
рытые места, пряча от дневного света найденное им богатство. Он даже по-
шел в лесную чащу, набрал охапку прошлогодних листьев и раскидал их. Но
он скоро бросил эту затею и все сыпал и сыпал землю, пока от выступающих
краев жилы не осталось и следа.
Потом он починил трубу, собрал свои инструменты и стал подыматься по
тропинке. Он шел медленно, чувствуя бесконечную усталость, как человек,
избежавший страшной опасности. Он убрал инструменты, напился воды из по-
чиненного водопровода и сел на скамью перед открытой дверью в кухню. Там
хозяйничала Дид, и он с огромным облегчением прислушивался к ее шагам.
Он жадно глотал душистый горный воздух, словно водолаз, только что под-
нявшийся со дна морского. Он впивался взглядом в облака, в синеву неба,
в зелень долины, как будто все это он вдыхал вместе с воздухом.
Дид не знала, что он вернулся, и время от времени он поворачивал го-
лову и украдкой взглядывал на нее - на ее умелые руки, на отливающие
бронзой каштановые волосы, в которых вспыхивали огоньки, когда на них из
открытого окна падал солнечный луч; он видел ее отяжелевшую фигуру буду-
щей матери, - и сердце сжималось у него от не испытанной доселе сладост-
ной боли и нежности. Он услышал ее шаги у самой двери, но не оглянулся и
упорно продолжал смотреть на долину. Дид подошла к нему, и он затрепетал
от счастья, как всегда, когда она ласково ерошила ему волосы.
- А я и не заметила, как ты пришел, - сказала она. - Ну что, серьез-
ное повреждение?
- Да, довольно сильный оползень, - ответил он, все еще не поворачивая
головы. - Хуже, чем я ожидал. Но я уже придумал. Знаешь, что я сделаю? Я
посажу там эвкалипты. Они будут держать его. Я так густо посажу их, что
даже голодный заяц не продерется. А когда они пустят корни, никакая сила
не сдвинет эту землю с места.
- Неужели это так опасно?
- Да нет, не очень. - Он помотал головой. - Но я не желаю, чтобы ка-
кой-то несчастный оползень издевался надо мной, вот и все. Я так припе-
чатаю его, что он миллион лет не тронется с места. И когда в последний
раз затрубит труба и гора Сонома и все другие горы рассыплются прахом,
этот оползень никуда не денется, так и будет держаться за корни.
Он обнял Дид и посадил ее к себе на колени.
- Скажи, маленькая женщина, ты, наверно, скучаешь в нашей глуши? Ни
театра, ни концертов, ничего такого. Тебе никогда не приходит на ум, что
хорошо бы все это бросить и вернуться в город?
Он с такой тревогой ждал ее ответа, что боялся смотреть ей в глаза;
но она только засмеялась и покачала головой, и у него отлегло от сердца.
И еще он с радостью подумал о том, что смех ее по-прежнему звучит молодо
и по-мальчишески задорно.
- Слушай! - заговорил он с внезапной горячностью. - И близко не под-
ходи к оползню, пока я не засажу его деревьями и они не пустят корни.
Это очень, очень опасно, а я и подумать не могу, чтобы теперь потерять
тебя.
Он притянул к себе ее голову и поцеловал в губы долгим, страстным по-
целуем.
- Как ты меня любишь! - шепнула она с гордостью за него и за себя.
- Взгляни-ка, Дид. - Он выпустил ее из объятий и широким взмахом руки
обвел долину и окрестные горы. - Лунная долина - это хорошее название,
очень хорошее. Знаешь, когда я вижу все это и думаю о тебе и о том, как
все это мне дорого, у меня комок подступает к горлу и в душе такое тво-
рится, что я не умею сказать словами, и я начинаю понимать Браунинга и
всех твоих замысловатых поэтов. Посмотри на гору Худ - видишь, где солн-
це светит на нее? Вот в этом самом месте мы нашли ключ.
- Да, и в тот вечер ты подоил коров только в десять часов, - сказала
она, смеясь. - И если ты сейчас не отпустишь меня, то мы и сегодня будем
ужинать не раньше, чем тогда.
Они встали со скамьи, и Харниш снял ведерко с гвоздя возле, двери. Он
еще помедлил немного, любуясь красотой долины.
- Хорошо! - сказал он. - Ничего не скажешь.
- Ничего не скажешь! - повторила она и повернулась к двери, радостно
улыбаясь ему, и своим мыслям, и всему миру.
И Харниш, как тот старик, который однажды повстречался ему, стал
спускаться под гору в лучах пламенеющего заката, держа в руке ведерко
для молока.
