люди часто сокращают и этот короткий срок. Так было и с Белым Клыком.
Серый Бобр задолжал другому индейцу, которого звали Три Орла. А Три Орла
уходил вверх по реке Маккензи на Большое Невольничье озеро. Кусок крас-
ной материи, медвежья шкура, двадцать патронов и Кичи пошли в уплату
долга. Белый Клык увидел, как Три Орла взял его мать к себе в пирогу, и
хотел последовать за ней. Ударом кулака Три Орла отбросил его обратно на
берег. Пирога отчалила. Белый Клык прыгнул в воду и поплыл за ней, не
обращая внимания на крики Серого Бобра. Белый Клык не внял даже голосу
человека - так боялся он разлуки с матерью.
Но боги привыкли, чтобы им повиновались, и разгневанный Серый Бобр,
спустив на воду пирогу, поплыл вдогонку за Белым Клыком. Настигнув бег-
леца, он вытащил его за загривок из воды и, держа в левой руке, задал
ему хорошую трепку. Белому Клыку попало как следует. Рука у индейца была
тяжелая, удары были рассчитаны точно и сыпались один за другим.
Под градом этих ударов Белый Клык болтался из стороны в сторону, как
испортившийся маятник. Самые разнообразные чувства волновали его. Снача-
ла он удивился, потом на него напал страх, и он начал взвизгивать от
каждого удара. Но страх вскоре сменился злобой. Свободолюбивая натура
заявила о себе - Белый Клык оскалил зубы и бесстрашно зарычал прямо в
лицо разгневанному божеству. Божество разгневалось еще больше. Удары по-
сыпались чаще, стали тяжелее и больнее.
Серый Бобр не переставал бить Белого Клыка, Белый Клык не переставал
рычать. Но это не могло продолжаться вечно, кто-то должен был уступить,
и уступил Белый Клык. Страх снова овладел им. В первый раз в жизни чело-
век бил его по-настоящему. Случайные удары палкой или камнем казались
лаской по сравнению с тем, что ему пришлось испытать сейчас. Белый Клык
сдался и начал визжать и выть. Сначала он взвизгивал от каждого удара,
но скоро страх его перешел в ужас, и визги сменились непрерывным воем,
не совпадающим с ритмом побоев. Наконец, Серый Бобр опустил правую руку.
Белый Клык продолжал выть, повиснув в воздухе, как тряпка. Хозяин,
по-видимому, остался доволен этим и швырнул его на дно пироги. Тем вре-
менем пирогу отнесло вниз по течению. Серый Бобр взялся за весло. Белый
Клык мешал ему грести. Серый Бобр злобно толкнул его ногой. В этот миг
свободолюбие снова дало себя знать в Белом Клыке, и он впился зубами в
ногу, обутую в мокасин.
Предыдущая трепка была ничто в сравнении с той, которую ему пришлось
вынести. Гнев Серого Бобра был страшен, и Белого Клыка обуял ужас. На
этот раз Серый Бобр пустил в ход тяжелое весло, и, когда Белый Клык очу-
тился на дне пироги, на всем его маленьком теле не было ни одного живого
места. Серый Бобр еще раз ударил его ногой. Белый Клык не бросился на
эту ногу. Неволя преподала ему еще один урок: никогда, ни при каких обс-
тоятельствах, нельзя кусать бога - твоего хозяина и повелителя; тело бо-
га священно, и зубы таких, как Белый Клык, не смеют осквернять его. Это
считалось, очевидно, самой страшной обидой, самым страшным проступком,
за который не было ни пощады, ни снисхождения.
Пирога причалила к берегу, но Белый Клык не шевельнулся и продолжал
лежать, повизгивая и дожидаясь, когда Серый Бобр изъявит свою волю. Се-
рый Бобр пожелал, чтобы Белый Клык вышел из пироги, и швырнул его на бе-
рег так, что тот со всего размаху ударился боком о землю. Дрожа всем те-
лом. Белый Клык встал и заскулил. Лип-Лип, который наблюдал за происхо-
дящим с берега, кинулся, сшиб его с ног и впился в него зубами. Белый
Клык был слишком беспомощен и не мог защищаться, и ему бы несдобровать,
если бы Серый Бобр не ударил Лип-Липа ногой так, что тот взлетел высоко
в воздух и шлепнулся на землю далеко от Белого Клыка.
Такова была человеческая справедливость, и Белый Клык, несмотря на
боль и страх, не мог не почувствовать признательность к человеку. Он
послушно поплелся за Серым Бобром через весь поселок к его вигваму. И с
того дня Белый Клык запомнил, что право наказывать боги оставляют за со-
бой, а животных, подвластных им, этого права лишают.
В ту же ночь, когда в поселке все стихло. Белый Клык вспомнил мать и
загрустил. Но грустил он так громко, что разбудил Серого Бобра, и тот
побил его. После этого в присутствии богов он тосковал молча и давал во-
лю своему горю тогда, когда выходил один на опушку леса.
В эти дни Белый Клык мог бы внять голосу прошлого, который звал его
обратно к пещере и ручью, но память о матери удерживала его на месте.
Может быть, она вернется в поселок, как возвращаются люди после охоты. И
Белый Клык оставался в неволе, поджидая Кичи.
Подневольная жизнь не так уж тяготила Белого Клыка. Многое в ней его
интересовало. События в поселке следовали одно за другим. Странным пос-
тупкам, которые совершали боги, не было конца, а Белый Клык всегда отли-
чался любопытством. Кроме того, он научился ладить с Серым Бобром. Пос-
лушание, строгое, неукоснительное послушание требовалось от Белого Клы-
ка, и, усвоив это, он не вызывал гнева у людей и избегал побоев.
А иногда случалось даже, что Серый Бобр сам швырял Белому Клыку кусок
мяса и, пока тот ел, не подпускал к нему других собак. И такому куску не
было цены. Он один был почему-то дороже, чем десяток кусков, полученных
из рук женщин. Серый Бобр ни разу не погладил и не приласкал Белого Клы-
ка. И, может быть, его тяжелый кулак, может быть, его справедливость и
могущество или все это вместе влияло на Белого Клыка, но в нем начинала
зарождаться привязанность к угрюмому хозяину.
Какие-то предательские силы незаметно опутывали Белого Клыка узами
неволи, и действовали они так же безошибочно, как палка или удар кула-
ком. Инстинкт, который издавна гонит волков к костру человека, развива-
ется быстро. Развивался он и в Белом Клыке. И хотя его теперешняя жизнь
была полна горестей, поселок становился ему все дороже и дороже. Но сам
он не подозревал этого. Он чувствовал только тоску по Кичи, надеялся на
ее возвращение и жадно тянулся к прежней свободной жизни.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ОТЩЕПЕНЕЦ
Тип-Лип до такой степени отравлял жизнь Белому Клыку, что тот стано-
вился злее и свирепее, чем это полагалось ему от природы. Свирепость бы-
ла свойственна его нраву, но теперь она перешла всякие границы. Он был
известен своей злобой даже людям. Каждый раз, когда в поселке слышался
лай, собачья грызня или женщины поднимали крик из-за украденного куска
мяса, никто не сомневался, что виновником всего этого был Белый Клык.
Люди не старались разобраться в причинах такого поведения. Они видели
только следствия, и следствия эти были дурные. Белый Клык слыл пронырой,
вором и зачинщиком всех драк; разгневанные индианки обзывали его волком,
предрекали ему плохой конец, а он, слушая все это, зорко следил за ними
и каждую минуту готов был увернуться от удара палкой или камнем.
Белый Клык чувствовал себя отщепенцем среди обитателей поселка. Все
молодые собаки следовали примеру Лип-Липа. Между ними и Белым Клыком бы-
ло какое-то различие. Может быть, собаки чуяли в нем другую породу и пи-
тали к нему инстинктивную вражду, которая всегда возникает между домаш-
ней собакой и волком. Как бы то ни было, но они присоединились к Лип-Ли-
пу. И, объявив Белому Клыку войну, собаки имели достаточно поводов, что-
бы не прекращать ее. Все они до одной познакомились с его острыми зуба-
ми, и, надо отдать ему справедливость, он воздавал своим врагам стори-
цей. Многих собак он мог бы одолеть один на один, но такой возможности
не представлялось. Начало каждой драки служило сигналом для всех молодых
собак, они сбегались со всего поселка и набрасывались на Белого Клыка.
Вражда с собачьей сворой научила его двум важным вещам: отбиваться
сразу от всей стаи и, имея дело с одним противником, наносить ему воз-
можно большее количество ран в кратчайший срок. Не упасть, устоять среди
осаждающих его со всех сторон врагов - значило сохранить жизнь, и Белый
Клык постиг эту науку в совершенстве. Он умел держаться на ногах не хуже
кошки. Даже взрослые собаки могли сколько угодно теснить его, - Белый
Клык подавался назад, подскакивал, ускользал в сторону, и все же ноги не
изменяли ему и твердо стояли на земле.
Перед каждой дракой собаки обычно соблюдают некий ритуал: рычат, про-
хаживаются друг перед другом, шерсть у них встает дыбом. Белый Клык об-
ходился без этого. Всякая задержка грозила появлением всей собачьей
стаи. Дело надо делать быстро, а затем удирать. И Белый Клык не показы-
вал своих намерений. Он кидался в драку без всякого предупреждения и на-
чинал кусать и рвать своего противника, не дожидаясь, пока тот пригото-
вится. Таким образом, он научился наносить собакам тяжелые раны. Кроме
того. Белый Клык понял, что важно застать врага врасплох, надо напасть
неожиданно, распороть ему плечо, изорвать в клочья ухо, прежде чем он
опомнится, - и тогда дело наполовину сделано.
Он убедился, что собаку, застигнутую врасплох, ничего не стоит сбить
с ног, а тогда самое уязвимое место у нее на шее будет незащищенным. Бе-
лый Клык знал, где находится это место. Знание это досталось ему по нас-
ледству от многих поколений волков. И, нападая, он придерживался такой
тактики: во-первых, подстерегал собаку, когда она была одна; во-вторых,
налетал на нее неожиданно и сбивал с ног; и, в-третьих, вцеплялся ей в
горло.
Белый Клык был еще молод, и его неокрепшие челюсти не могли наносить
смертельных ударов, но все же не один щенок бегал по поселку со следами
его зубов на шее. И как-то раз, поймав одного из своих врагов на опушке
леса, он все же ухитрился перекусить ему горло и выпустил из него дух. В
тот вечер поселок заволновался. Его проделку заметили, весть о ней дошла
до хозяина издохшей собаки, женщины припомнили Белому Клыку все его кра-
жи, и около жилища Серого Бобра собралась толпа народу. Но он решительно
закрыл вход в вигвам, где отсиживался преступник, и отказался выдать его
своим соплеменникам.
Белого Клыка возненавидели и люди и собаки. Он не знал ни минуты по-
коя. Каждая собака скалила на него зубы, каждый человек на него замахи-
вался. Сородичи встречали его рычанием, боги - проклятиями и камнями. Он
держался все время начеку, каждую минуту был готов напасть, отразить на-
падение или увернуться от удара. Он действовал стремительно и хладнок-
ровно: сверкнув клыками, кидался на противника или с грозным рычанием
отскакивал назад.
Что до рычания, то рычать он умел пострашнее собак - и старых и моло-
дых. Цель рычания - предостеречь или испугать врага; и надо хорошо раз-
бираться в том, когда и при каких обстоятельствах следует пускать в ход
такое средство. И Белый Клык знал это. В свое рычание он вкладывал всю
ярость и злобу, все, чем только мог устрашить врага. Вздрагивающие нозд-
ри, вставшая дыбом шерсть, язык, красной змейкой извивающийся между зу-
бами, прижатые уши, горящие ненавистью глаза, подергивающиеся губы, ос-
каленные клыки заставляли призадуматься многих собак. Когда Белого Клыка
застигали врасплох, ему было достаточно секунды, чтобы обдумать план
действий. Но часто пауза эта затягивалась, противник отказывался от дра-
ки, и рычание Белого Клыка сплошь и рядом давало ему возможность отсту-
пить с почетом даже при стычках со взрослыми собаками.
Изгнав Белого Клыка из стаи, объявив ему войну, молодые собаки тем
самым поставили себя лицом к лицу с его злобой, ловкостью и силой. Дело
обернулось так, что теперь враги Белого Клыка и сами ни на шаг не могли
отойти от стаи. Он не допускал этого. Молодые собаки каждую минуту ждали
его нападения и не решались бегать поодиночке. Всем им, за исключением
Лип-Липа, приходилось держаться стаей, чтобы общими усилиями отбиваться
от своего грозного противника. Отправляясь в одиночестве к реке, щенок
