что не может помочь сыну. Но Серый Бобр смеялся, хлопая себя по бедрам,
и рассказывал всем о случившемся, и все тоже громко смеялись. А Белый
Клык, усевшись на задние лапы, визжал и визжал и казался таким маленьким
и жалким среди окружающих его людей.
Это была самая сильная боль, какую ему пришлось испытать. Живое су-
щество, возникшее под руками Серого Бобра и похожее цветом на солнце,
обожгло ему нос и язык. Белый Клык скулил, скулил не переставая, и каж-
дый его вопль люди встречали новым взрывом смеха. Он попробовал лизнуть
нос, но прикосновение обоженного языка к обожженному носу только усилило
боль, и он завыл еще отчаянней, еще тоскливей.
А потом ему стало стыдно. Он понял, почему люди смеются. Нам не дано
знать, каким образом некоторые животные понимают, что такое смех, и до-
гадываются, что мы смеемся над ними. Вот это и произошло с Белым Клыком,
и ему стало стыдно, когда люди подняли его на смех. Он повернулся и убе-
жал, но убежать его заставила не боль от ожогов, а смех, потому что смех
проникал глубже и ранил сильнее, чем огонь. Белый Клык кинулся к матери,
бесновавшейся на привязи, к единственному в мире существу, которое не
смеялось над ним.
Наступили сумерки, вслед за ними пришла ночь, а Белый Клык не отходил
от Кичи. Нос и язык у него по-прежнему болели, но ему не давало успоко-
иться другое, еще более сильное чувство. Его охватила тоска. Он ощущал
какую-то пустоту в себе, он томился по тишине и миру, царившим у ручья и
в родной пещере. Жизнь стала слишком беспокойной. Тут было слишком много
человеческих существ - мужчин, женщин, детей, - все они шумели и раздра-
жали его. Собаки непрестанно ссорились, рычали, грызлись. Спокойное оди-
ночество, которое он знал раньше, кончилось. Здесь даже самый воздух был
насыщен жизнью. Она жужжала и гудела вокруг Белого Клыка, не умолкая ни
на минуту. Новые звуки смущали и тревожили его, заставляя все время
ждать новых событий.
Белый Клык наблюдал за людьми, которые ходили между вигвамами, исче-
зали, снова появлялись. Подобно тому как человек взирает на им же сотво-
ренных богов, Белый Клык взирал на окружающих его людей. Они были для
него высшими существами. Он видел во всех их деяниях ту же чудотворную
силу, которой человек наделяет бога. Они обладали непостижимым, безгра-
ничным могуществом. Они были властелинами живого и неживого мира; они
держали в повиновении все, что способно двигаться, и сообщали движение
неподвижным вещам; из сухого моха и палок они творили жизнь, которая
больно жгла и цветом своим напоминала солнце. Они творили огонь! Они бы-
ли боги!
ГЛАВА ВТОРАЯ
НЕВОЛЯ
Каждый новый день приносил Белому Клыку что-нибудь новое. Пока мать
сидела на привязи, он бегал по всему поселку, исследуя, изучая его и на-
бираясь опыта. Он быстро ознакомился с повадками человеческих существ,
но такое близкое знакомство не вызвало в нем пренебрежения к ним. Чем
больше он узнавал людей, тем больше убеждался в их могуществе.
Человек испытывает душевную боль, когда его богов ниспровергают и
когда алтари, воздвигнутые его руками, рушатся, но волку и дикой собаке
такая боль неведома. В противоположность человеку, боги которого - это
легкая дымка мечты, никогда не обретающая реальности, это призраки, на-
деленные добротой и силой, это взлеты его я в царство духа, - в противо-
положность человеку волк и дикая собака, пригревшиеся у разведенного че-
ловеком костра, видят, что их боги облечены в плоть и кровь, что они
осязаемы, занимают определенное место в пространстве и добиваются своих
целей, оправдывают свое назначение в жизни, подчиняясь закону времени.
Вера в таких богов дается легко, ее ничто не может поколебать. От такого
бога никуда не уйдешь. Вот он стоит во весь рост, с палкой в руке - все-
сильный, гневный и добрый. В нем тайна и могущество, облеченные плотью,
которая истекает кровью, когда ее рвут, и которая на вкус ничем не хуже
любого другого мяса.
Так было и с Белым Клыком. Человеческие существа казались ему богами,
несомненными и вездесущими богами. И он покорился им, так же как покори-
лась его мать Кичи, едва только она услышала свое имя из их уст. Он ус-
тупал им дорогу. Когда они подзывали его - он подходил, когда прогоняли
прочь - поспешно убегал, когда грозили - припадал к земле, потому что за
каждым их желанием была сила, которая проявлялась при помощи кулака и
палки, летающих по воздуху камней и обжигающих болью ударов бича.
Белый Клык принадлежал людям, как принадлежали им все собаки. Его
поступки зависели от их велений. Его тело они вольны были искалечить,
растоптать или пощадить. Этот урок Белый Клык запомнил быстро, но дался
он ему не легко, - слишком многое в его натуре восставало против того, с
чем ему приходилось сталкиваться на каждом шагу. И вместе с тем незамет-
но для самого себя Белый Клык начинал постигать прелесть новой жизни,
хотя привыкать к ней было и трудно и неприятно. Он отдал свою судьбу в
чужие руки и снял с себя всякую ответственность за собственное существо-
вание. Уже одно это служило ему наградой, потому что опираться на друго-
го всегда легче, чем стоять одному.
Но все это случилось не сразу - за один день нельзя отдаться человеку
и душой и телом. Белый Клык не мог отречься от наследия предков, не мог
забыть Северную глушь. Бывали дни, когда он выходил на опушку леса и
стоял там, прислушиваясь к зовам, влекущим его вдаль. И с таких прогулок
он возвращался беспокойный, встревоженный, жалобно и тихо повизгивая,
ложился рядом с Кичи и лизал ей морду своим быстрым, пытливым язычком.
Белый Клык быстро изучил жизнь индейского поселка. Он узнал, как
несправедливы и жадны взрослые собаки при раздаче мяса и рыбы. Убедился,
что мужчины справедливы, дети жестоки, а женщины добры и от них скорее,
чем от других, можно получить кусок мяса или кость. А после двух или
трех стычек с матерями щенят Белый Клык понял, что с этими фуриями лучше
не связываться, - чем дальше от них держаться, тем будет спокойнее.
Но больше всех ему отравлял жизнь Лип-Лип. Он был старше и сильнее
его. Белый Клык не избегал драк с ним, но всегда терпел поражение. Такой
противник был ему не по силам. Лип-Лип преследовал свою жертву всюду.
Стоило Белому Клыку отойти от матери, и забияка был тут как тут, ходил
за ним по пятам, рычал, привязывался к нему и, если людей поблизости не
было, лез в драку. Эти стычки доставляли Лип-Липу громадное удо-
вольствие, потому что он всегда выходил из них победителем. Но то, что
было для Лип-Липа самым большим наслаждением в жизни, приносило Белому
Клыку лишь одни страдания.
Однако запугать Белого Клыка было не так легко. Он терпел поражение
за поражением, но не смирялся. И все-таки эта вечная вражда начинала
сказываться на нем. Он стал злобным и угрюмым. Свирепость была
свойственна ему как волку, а бесконечные преследования еще больше ожес-
точали его. То добродушное, веселое, юное, что было в нем, не находило
себе выхода. Он никогда не играл и не возился со своими сверстниками:
Лип-Лип не допускал этого. Стоило Белому Клыку появиться среди щенят,
как Лип-Лип подлетал к нему, затевал ссору и в конце концов прогонял его
прочь.
Вскоре почти все щенячье, что было в Белом Клыке, исчезло, и он стал
казаться гораздо старше своего возраста. Лишенный возможности давать вы-
ход своей энергии в игре, он ушел в себя и стал развиваться умственно. В
нем появилась хитрость, а времени, чтобы обдумать свои проделки, у него
было достаточно. Так как ему мешали получать свою долю мяса и рыбы во
время общей кормежки собак, он сделался ловким вором. Приходилось самому
заботиться о себе, и Белый Клык ухитрялся промышлять еду так искусно,
что стал настоящим бичом для индианок. Он шнырял по всему поселку, знал,
где что происходит, все видел и слышал, применялся к обстоятельствам и
всячески избегал встреч со своим заклятым врагом.
Еще в первые дни своей жизни в поселке Белый Клык сыграл злую шутку с
Лип-Липом и вкусил сладость мести. Он заманил его прямо в пасть свирепой
Кичи примерно тем же способом, каким она когда-то заманивала собак и
уводила их от людской стоянки на съедение волкам. Спасаясь от Лип-Липа,
Белый Клык побежал не напрямик, а стал кружить между вигвамами. Бегал он
хорошо, быстрее любого щенка его возраста и быстрее самого Лип-Липа. Но
на этот раз он не особенно торопился и подпустил своего преследователя
на расстояние всего только одного прыжка от себя.
Возбужденный погоней и близостью жертвы, ЛипЛип оставил всякую осто-
рожность и забыл, где находится. Когда он вспомнил об этом, было уже
поздно. На всем бегу обогнув вигвам, он с размаху налетел прямо на Кичи,
лежавшую на привязи. Лип-Лип взвыл от ужаса. Хоть Кичи и была привязана,
но отделаться от нее оказалось не так-то легко. Она сбила его с ног,
чтобы он не мог убежать, и впилась в него зубами.
Откатившись наконец от волчицы в сторону, ЛипЛип с трудом поднялся,
весь взлохмаченный, побитый и телесно и морально. Шерсть на нем торчала
клочьями в тех местах, где по ней прошлись зубы Кичи. Он раскрыл пасть и
разразился протяжным, душераздирающим щенячьим воем. Но Белый Клык не
дал ему даже повыть как следует. Он кинулся на своего врага и рванул его
за заднюю ногу. Куда девалась былая воинственность щенка! Лип-Лип пус-
тился наутек, а его жертва гналась за ним по пятам и не отстала до тех
пор, пока ее мучитель не добежал до своего вигвама. Тут на выручку
Лип-Липу подоспели индианки, и Белый Клык, превратившийся в разъяренного
дьявола, отступил только под градом сыпавшихся на него камней.
Настал день, когда Серый Бобр отвязал Кичи, решив, что теперь она уже
не убежит. Белый Клык ликовал, видя мать на свободе. Он с радостью отп-
равился бродить с ней по всему поселку и, пока Кичи была близко, Лип-Лип
держался от Белого Клыка на почтительном расстоянии. Белый Клык даже
ощетинивался и подходил к нему с воинственным видом, но Лип-Лип не при-
нимал вызова. Он был неглуп и решил подождать с отмщением до тех пор,
пока не встретится с Белым Клыком один на один.
В тот же день Кичи и Белый Клык вышли на опушку леса неподалеку от
поселка. Белый Клык постепенно, шаг за шагом, уводил туда мать, и, когда
она остановилась на опушке, он попробовал завлечь ее дальше. Ручей, ло-
говище и спокойный лес манили к себе Белого Клыка, и ему хотелось, чтобы
мать ушла вместе с ним. Он отбежал на несколько шагов, остановился и
посмотрел на нее. Она стояла не двигаясь. Белый Клык жалобно заскулил и,
играя, стал бегать среди кустов, потом вернулся, лизнул мать в морду и
снова отбежал. Но она продолжала стоять на месте. Белый Клык смотрел на
нее, и казалось, что настойчивость и нетерпение вселились вдруг в вол-
чонка и затем медленно покинули его, когда Кичи повернула голову и пос-
мотрела на поселок.
Даль звала Белого Клыка. И мать слышала этот зов. Но еще яснее она
слышала зов огня и человека, зов, на который из всех зверей откликается
только волк - волк и дикая собака, ибо они братья.
Кичи повернулась и медленно, рысцой побежала обратно. Поселок держал
ее в своей власти крепче всякой привязи. Невидимыми, таинственными путя-
ми боги завладели волчицей и не отпускали ее от себя. Белый Клык сел в
тени березы и тихо заскулил. Пахло сосной, нежные лесные ароматы напол-
няли воздух, напоминая Белому Клыку о прежней вольной жизни, на смену
которой пришла неволя. Но Белый Клык был всего-навсего щенком, и зов ма-
тери доносился до него яснее, чем зов Северной глуши или человека. Он
привык полагаться на нее во всем. Независимость была еще впереди. Белый
Клык встал и грустно поплелся в поселок, но по дороге раза два остано-
вился и поскулил, прислушиваясь к зову, который все еще летел из лесной
чащи.
В Северной глуши мать и детеныш недолго живут друг подле друга, но
