боль, то есть запретов и преград, и пользоваться только наградами и ра-
достями, которые дает жизнь.
Вот почему, повинуясь закону, внушенному матерью, повинуясь неведомо-
му закону страха, волчонок держался подальше от выхода из пещеры. Выход
все еще казался ему светлой белой стеной. Когда матери в пещере не было,
он большей частью спал, а просыпаясь, лежал тихо и сдерживал жалобное
повизгивание, которое щекотало ему горло и рвалось наружу.
Проснувшись однажды, он услышал у белой стены непривычные звуки. Он
не знал, что это была росомаха, которая остановилась у входа в пещеру и,
трепеща от собственной дерзости, осторожно принюхивалась к идущим оттуда
запахам. Волчонок понимал только одно: звуки были непривычные, странные,
а значит, неизвестные и страшные, - ведь неизвестное было одним из ос-
новных элементов, из которых складывался страх.
Шерсть на спине у волчонка встала дыбом, но он молчал. Почему он до-
гадался, что в ответ на эти звуки надо ощетиниться? У него не было тако-
го опыта в прошлом, - и все же так проявлялся в нем страх, которому
нельзя было найти объяснения в прожитой жизни. Но страх сопровождался
еще одним инстинктивным желанием - желанием притаиться, спрятаться. Вол-
чонка охватил ужас, но он лежал без звука, без движения, застыв, окаме-
нев, - лежал, как мертвый. Вернувшись домой и учуяв следы росомахи, его
мать зарычала, бросилась в пещеру и с необычной для нее нежностью приня-
лась лизать и ласкать волчонка. И волчонок понял, что ему удалось избе-
жать сильной боли.
Но в нем действовали и другие силы, главной из которых был рост. Инс-
тинкт и закон требовали от него повиновения, а рост требовал неповинове-
ния. Мать и страх заставляли держаться подальше от белой стены, но рост
есть жизнь, а жизни положено вечно тянуться к свету, - и никакими прег-
радами нельзя было остановить волну жизни, поднимавшейся в нем, подни-
мавшейся с каждым съеденным куском мяса, с каждым глотком воздуха. И на-
конец страх и послушание были отброшены в сторону напором жизни, и в
один прекрасный день волчонок неверными, робкими шагами направился к вы-
ходу из пещеры.
В противоположность другим стенам, с которыми ему приходилось сталки-
ваться, эта стена, казалось, отступала все дальше и дальше, по мере того
как он приближался к ней. Испытующе вытянув вперед свой маленький нежный
нос, он ждал, что натолкнется на твердую поверхность, но стена оказалась
такой же прозрачной и проницаемой, как свет. Волчонок вошел в то, что
мнилось ему стеной, и погрузился в составляющее ее вещество.
Это сбивало его с толку: ведь он полз сквозь что-то твердое! А свет
становился все ярче и ярче. Страх гнал волчонка назад, но крепнущая
жизнь заставляла идти дальше. А вот и выход из пещеры. Стена, внутри ко-
торой, как ему мнилось, он находился, неожиданно отошла неизмеримо дале-
ко. От яркого света стало больно глазам, он ослеплял волчонка; внезапно
раздвинувшееся пространство кружило ему голову. Глаза понемногу привыка-
ли к яркому свету и приноравливались к увеличившемуся расстоянию между
предметами. Сначала стена отодвинулась так далеко, что потерялась из ви-
ду. Теперь он снова разглядел ее, но она отступила вдаль и выглядела уже
совсем по-другому. Стена стала пестрой: в нее входили деревья, окаймляю-
щие ручей, и гора, возвышающаяся позади деревьев, и небо, которое было
еще выше горы.
На волчонка напал ужас. Неизвестных и грозных вещей стало еще больше.
Он съежился у входа в пещеру и стал смотреть на открывшийся перед ним
мир. Как страшно! Все неизвестное казалось ему враждебным. Шерсть у него
на спине встала дыбом; он оскалил зубы, пытаясь издать яростное, устра-
шающее рычание. Крошечный испуганный звереныш бросал вызов и грозил все-
му миру.
Однако все обошлось благополучно. Волчонок продолжал смотреть и от
любопытства даже позабыл, что надо рычать, забыл даже про свой испуг.
Жизнь, крепнущая в нем, на время победила страх, и страх уступил место
любопытству. Волчонок начал различать то, что было у него перед глазами:
открытую часть ручья, сверкающего на солнце, засохшую сосну около откоса
и самый откос, поднимающийся прямо к пещере, у входа в которую он при-
мостился.
До сих пор серый волчонок жил на ровной поверхности, ему еще не при-
ходилось испытывать ушибы от падений - да он и не знал, что такое паде-
ние, - поэтому он смело шагнул прямо в воздух. Задние ноги у него задер-
жались на выступе у входа в пещеру, так что он упал головой вниз. Земля
больно стукнула его по носу, он жалобно тявкнул и тут же вслед за этим
покатился кубарем по откосу. На него напал панический страх. Неизвестное
наконец овладело им, оно держало его в своей власти и готовилось причи-
нить ему невыносимую боль. Жизнь, крепнущая в нем, снова уступила место
страху, и он завизжал, как завизжал бы всякий перепуганный щенок.
Неизвестное грозило ему; он еще не мог понять - чем, и выл и визжал,
не переставая. Это было куда хуже, чем лежать, замирая от страха, когда
неизвестное только промелькнуло мимо него. Теперь оно завладело им цели-
ком. Молчание ничему не поможет. Кроме того, теперь его терзал уже не
страх, а ужас.
Но откос становился все более пологим, а у его подножия росла трава.
Скорость падения уменьшилась. Остановившись наконец, волчонок отчаянно
взвыл, потом заскулил протяжно и жалобно; а вслед за тем, как ни в чем
не бывало, точно ему уже тысячу раз приходилось заниматься своим туале-
том, принялся слизывать приставшую к бокам сухую глину.
Покончив с этим, он сел и осмотрелся по сторонам - так же, как это
сделал бы первый человек, попавший с Земли на Марс. Волчонок пробился
сквозь стену мира, неизвестное выпустило его из своих объятий, и он ос-
тался невредимым. Но первый человек на Марсе встретил бы гораздо меньше
необычного для себя, чем волчонок здесь на земле. Без всякого предвари-
тельного знания, без всякой подготовки он очутился в роли исследователя
совершенно незнакомого ему мира.
Теперь, когда страшная неизвестность отпустила волчонка на свободу,
он забыл обо всех ее ужасах. Он испытывал лишь любопытство ко всему, что
его окружало. Он осмотрел траву под собой, кустик брусники чуть по-
дальше, ствол засохшей сосны, которая стояла на краю полянки, окруженной
деревьями. Белка выбежала из-за сосны прямо на волчонка и привела его в
ужас.
Он припал к земле и зарычал. Но белка перепугалась еще больше; она
быстро вскарабкалась на дерево и, очутившись в безопасности, сердито за-
цокала оттуда.
Это придало волчонку храбрости, и хотя дятел, с которым ему пришлось
вслед за тем встретиться, заставил его вздрогнуть, он уверенно продолжал
свой путь. Уверенность эта возросла до такой степени, что, когда ка-
кая-то дерзкая птица подскочила к волчонку, он, играя, протянул к ней
лапу. В ответ на это птица больно клюнула его в нос; он весь сжался и
завизжал. Птица испугалась его визга и тут же упорхнула.
Волчонок учился. Его маленький, слабый мозг хоть и бессознательно, но
сделал вывод. Вещи бывают живые - и неживые. И живых вещей надо остере-
гаться. Неживые всегда остаются на месте, а живые двигаются, и никогда
нельзя знать заранее, что они могут сделать. От них надо ждать всяких
неожиданностей, с ними надо быть начеку.
Волчонок шагал неуклюже, он то и дело натыкался на что-нибудь. Ветка,
которая, казалось, была так далеко, задевала его по носу или хлестала по
бокам; земля была неровная. Он спотыкался, ушибал нос, лапы. Мелкие кам-
ни выскальзывали у него из-под ног, лишь только он наступал на них. И
наконец волчонок понял, что не все неживые вещи находятся в состоянии
устойчивого равновесия, как его пещера, и что маленькие неживые вещи го-
раздо чаще падают и переворачиваются, чем большие. С каждой своей ошиб-
кой волчонок узнавал все больше и больше. Чем дальше он шел, тем тверже
становился его шаг. Он приспосабливался. Он учился рассчитывать свои
движения, приноравливаться к своим физическим возможностям, измерять
расстояние между различными предметами, а также между ними и собой.
Удача всегда сопутствует новичкам. Рожденный, чтобы стать охотником
(хотя сам он и не знал этого), волчонок напал на дичь сразу около пеще-
ры, в первую же свою вылазку на свет божий. Искусно спрятанное гнездо
куропатки попалось ему только вследствие его же собственной неловкости:
он свалился на него. Он попробовал пройтись по стволу упавшей сосны;
гнилая кора подалась под его ногами, и он с отчаянным визгом сорвался с
круглого ствола, упал на куст и, пролетев сквозь листву и ветви, очутил-
ся прямо в гнезде, где сидели семь птенцов куропатки.
Птенцы запищали, и волчонок сначала испугался; потом, увидев, что они
совсем маленькие, он осмелел. Птенцы двигались. Он примял одного лапой,
и тот затрепыхался еще сильнее. Волчонку это очень понравилось. Он обню-
хал птенца, взял его в рот. Птенец бился и щекотал ему язык. В ту же ми-
нуту волчонок почувствовал голод. Челюсти его сомкнулись, птичьи косточ-
ки хрустнули, и он почувствовал на языке теплую кровь. Кровь оказалась
очень вкусной. В зубах у него была дичь, такая же дичь, какую ему прино-
сила мать, только гораздо вкуснее, потому что она была живая. Волчонок
съел птенца и остановился только тогда, когда покончил со всем выводком.
Вслед за тем он облизнулся, точно так же, как это делала его мать, и
стал выбираться из куста.
Его встретил крылатый вихрь. Стремительный натиск и яростные удары
крыльев ослепили, ошеломили волчонка. Он уткнулся головой в лапы и за-
визжал. Удары посыпались с новой силой. Куропатка-мать была вне себя от
ярости. Тогда волчонок разозлился. Он вскочил с рычанием и начал отби-
ваться лапами, потом запустил свои мелкие зубы в крыло птицы и принялся
что есть силы дергать и таскать ее из стороны в сторону. Куропатка рва-
лась, ударяя его другим крылом. Это была первая схватка волчонка. Он ли-
ковал. Он забыл весь свой страх перед неизвестным и уже ничего не боялся
Он рвал и бил живое существо, которое наносило еще удары. Кроме того,
это живое существо было мясо. Волчонком овладела жажда крови. Он только
что уничтожил семь маленьких живых существ. Сейчас он уничтожит большое
живое существо. Он был слишком поглощен дракой и слишком счастлив, чтобы
ощущать свое счастье. Он весь дрожал от возбуждения, которого до сих пор
ему никогда не приходилось испытывать.
Он не выпускал крыла и рычал сквозь стиснутые зубы. Куропатка вытащи-
ла его из куста. Когда же она допыталась втащить его туда обратно, он
выволок ее на открытое место. Птица кричала и била его свободным крылом,
а перья ее разлетались по воздуху, как снежные хлопья. Волчонок уже не
помнил себя от ярости, воинственная кровь предков поднялась и забушевала
в нем. Сам того не ощущая, волчонок жил в эти минуты полной жизнью. Он
выполнял предназначенную ему роль, делал то дело, для которого был рож-
ден, - убивал добычу и дрался, прежде чем убить ее. Он оправдывал свое
существование, выполняя высшее назначение жизни, потому что жизнь дости-
гает своих вершин в те минуты, когда все ее силы устремляются на осу-
ществление поставленных перед ней целей.
Наконец птица перестала бороться. Волчонок все еще держал ее за кры-
ло. Они лежали на земле и смотрели друг на друга. Он попробовал яростно
и угрожающе зарычать. Куропатка клюнула его в нос, и без того болевший.
Волчонок вздрогнул, но не выпустил крыла. Птица клюнула его еще и еще
раз. Он завизжал и попятился, не сообразив, что вместе с крылом потащит
за собой и птицу. Град ударов посыпался на его многострадальный нос. Во-
инственный пыл волчонка погас. Выпустив добычу, он со всех ног пустился
в бесславное бегство на другую сторону поляны и лег там возле кустарни-
ка, тяжело дыша, высунув язык и жалобно повизгивая. И вдруг предчувствие
