Джек Лондон
Белый клык
Изд. "Правда", 1984 г.
OCR Палек, 1998 г.
Часть первая
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ПОГОНЯ ЗА ДОБЫЧЕЙ
Темный еловый лес стоял, нахмурившись, по обоим берегам скованной
льдом реки. Недавно пронесшийся ветер сорвал с деревьев белый покров
инея, и они, черные, зловещие, клонились друг к другу в надвигающихся
сумерках. Глубокое безмолвие царило вокруг. Весь этот край, лишенный
признаков жизни с ее движением, был так пустынен и холоден, что дух, ви-
тающий над ним, нельзя было назвать даже духом скорби. Смех, но смех
страшнее скорби, слышался здесь - смех безрадостный, точно улыбка сфинк-
са, смех, леденящий своим бездушием, как стужа. Это извечная мудрость -
властная, вознесенная над миром - смеялась, видя тщету жизни, тщету
борьбы. Это была глушь - дикая, оледеневшая до самого сердца Северная
глушь.
И все же что-то живое двигалось в ней и бросало ей вызов. По замерз-
шей реке пробиралась упряжка ездовых собак. Взъерошенная шерсть их заин-
девела на морозе, дыхание застывало в воздухе и кристаллами оседало на
шкуре. Собаки были в кожаной упряжи, и кожаные постромки шли от нее к
волочившимся сзади саням. Сани без полозьев, из толстой березовой коры,
всей поверхностью ложились на снег. Передок их был загнут кверху, как
свиток, чтобы приминать мягкие снежные волны, встававшие им навстречу.
На санях стоял крепко притороченный узкий, продолговатый ящик. Были там
и другие вещи: одежда, топор, кофейник, сковорода; но прежде всего бро-
сался в глаза узкий, продолговатый ящик, занимавший большую часть саней.
Впереди собак на широких лыжах с трудом ступал человек. За санями шел
второй. На санях, в ящике, лежал третий, для которого с земными трудами
было покончено, ибо Северная глушь одолела, сломила его, так что он не
мог больше ни двигаться, ни бороться. Северная глушь не любит движения.
Она ополчается на жизнь, ибо жизнь есть движение, а Северная глушь стре-
мится остановить все то, что движется. Она замораживает воду, чтобы за-
держать ее бег к морю; она высасывает соки из дерева, и его могучее
сердце коченеет от стужи; но с особенной яростью и жестокостью Северная
глушь ломает упорство человека, потому что человек - самое мятежное су-
щество в мире, потому что человек всегда восстает против ее воли, сог-
ласно которой всякое движение в конце концов должно прекратиться.
И все-таки впереди и сзади саней шли два бесстрашных и непокорных че-
ловека, еще не расставшиеся с жизнью. Их одежда была сшита из меха и
мягкой дубленой кожи. Ресницы, щеки и губы у них так обледенели от зас-
тывающего на воздухе дыхания, что под ледяной коркой не было видно лица.
Это придавало им вид каких-то призрачных масок, могильщиков из потусто-
роннего мира, совершающих погребение призрака. Но это были не призрачные
маски, а люди, проникшие в страну скорби, насмешки и безмолвия, смельча-
ки, вложившие все свои жалкие силы в дерзкий замысел и задумавшие потя-
гаться с могуществом мира, столь же далекого, пустынного и чуждого им,
как и необъятное пространство космоса.
Они шли молча, сберегая дыхание для ходьбы. Почти осязаемое безмолвие
окружало их со всех сторон. Оно давило на разум, как вода на большой
глубине давит на тело водолаза. Оно угнетало безграничностью и непрелож-
ностью своего закона. Оно добиралось до самых сокровенных тайников их
сознания, выжимая из него, как сок из винограда, все напускное, ложное,
всякую склонность к слишком высокой самооценке, свойственную человечес-
кой душе, и внушало им мысль, что они всего лишь ничтожные, смертные су-
щества, пылинки, мошки, которые прокладывают свой путь наугад, не заме-
чая игры слепых сил природы.
Прошел час, прошел другой. Бледный свет короткого, тусклого дня начал
меркнуть, когда в окружающей тишине пронесся слабый, отдаленный вой. Он
стремительно взвился вверх, достиг высокой ноты, задержался на ней, дро-
жа, но не сбавляя силы, а потом постепенно замер. Его можно было принять
за стенание чьей-то погибшей души, если б в нем не слышалось угрюмой
ярости и ожесточения голода.
Человек, шедший впереди, обернулся, поймал взгляд того, который брел
позади саней, и они кивнули друг другу. И снова тишину, как иголкой,
пронзил вой. Они прислушались, стараясь определить направление звука. Он
доносился из тех снежных просторов, которые они только что прошли.
Вскоре послышался ответный вой, тоже откуда-то сзади, но немного ле-
вее.
- Это ведь они за нами гонятся, Билл, - сказал шедший впереди. Голос
его прозвучал хрипло и неестественно, и говорил он с явным трудом.
- Добычи у них мало, - ответил его товарищ. - Вот уже сколько дней я
не видел ни одного заячьего следа.
Путники замолчали, напряженно прислушиваясь к вою, который поминутно
раздавался позади них.
Как только наступила темнота, они повернули собак к елям на берегу
реки и остановились на привал. Гроб, снятый с саней, служил им и столом
и скамьей. Сбившись в кучу по другую сторону костра, собаки рычали и
грызлись, но не выказывали ни малейшего желания убежать в темноту.
- Что-то они уж слишком жмутся к огню, - сказал Билл.
Генри, присевший на корточки перед костром, чтобы установить на огне
кофейник с куском льда, молча кивнул. Заговорил он только после того,
как сел на гроб и принялся за еду.
- Шкуру свою берегут. Знают, что тут их накормят, а там они сами пой-
дут кому-нибудь на корм. Собак не проведешь.
Билл покачал головой:
- Кто их знает! Товарищ посмотрел на него с любопытством.
- Первый раз слышу, чтобы ты сомневался в их уме.
- Генри, - сказал Билл, медленно разжевывая бобы, - а ты не заметил,
как собаки грызлись, когда я кормил их?
- Действительно, возни было больше, чем всегда, - подтвердил Генри.
- Сколько у нас собак. Генри?
- Шесть.
- Так вот... - Билл сделал паузу, чтобы придать больше веса своим
словам. - Я тоже говорю, что у нас шесть собак. Я взял шесть рыб из меш-
ка, дал каждой собаке по рыбе. И одной не хватило. Генри.
- Значит, обсчитался.
- У нас шесть собак, - безучастно повторил Билл. - Я взял шесть рыб.
Одноухому рыбы не хватило. Мне пришлось взять из мешка еще одну рыбу.
- У нас всего шесть собак, - стоял на своем Генри.
- Генри, - продолжал Билл, - я не говорю, что все были собаки, но ры-
ба досталась семерым.
Генри перестал жевать, посмотрел через костер на собак и пересчитал
их.
- Сейчас там только шесть, - сказал он.
- Седьмая убежала, я видел, - со спокойной настойчивостью проговорил
Билл. - Их было семь.
Генри взглянул на него с состраданием и сказал:
- Поскорее бы нам с тобой добраться до места.
- Это как же понимать?
- А так, что от этой поклажи, которую мы везем, ты сам не свой стал,
вот тебе и мерещится бог знает что.
- Я об этом уж думал, - ответил Билл серьезно. - Как только она побе-
жала, я сразу взглянул на снег и увидел следы; потом сосчитал собак - их
было шесть. А следы - вот они. Хочешь взглянуть? Пойдем - покажу.
Генри ничего ему не ответил и молча продолжал жевать. Съев бобы, он
запил их горячим кофе, вытер рот рукой и сказал:
- Значит, по-твоему, это...
Протяжный тоскливый вой не дал ему договорить.
Он молча прислушался, а потом закончил начатую фразу, ткнув пальцем
назад, в темноту:
- ...это гость оттуда?
Билл кивнул.
- Как ни вертись, больше ничего не придумаешь. Ты же сам слышал, ка-
кую грызню подняли собаки.
Протяжный вой слышался все чаще и чаще, издалека доносились ответные
завывания, - тишина превратилась в сущий ад. Вой несся со всех сторон, и
собаки в страхе сбились в кучу так близко к костру, что огонь чуть ли не
подпаливал им шерсть.
Билл подбросил хвороста в костер и закурил трубку.
- Я вижу, ты совсем захандрил, - сказал Генри.
- Генри... - Билл задумчиво пососал трубку. - Я все думаю. Генри: он
куда счастливее нас с тобой. - И Билл постучал пальцем по гробу, на ко-
тором они сидели. - Когда мы умрем. Генри, хорошо, если хоть кучка кам-
ней будет лежать над нашими телами, чтобы их не сожрали собаки.
- Да ведь ни у тебя, ни у меня нет ни родни, ни денег, - сказал Ген-
ри. - Вряд ли нас с тобой повезут хоронить в такую даль, нам такие похо-
роны не по карману.
- Чего я никак не могу понять. Генри, это - зачем человеку, который
был у себя на родине не то лордом, не то вроде этого и ему не приходи-
лось заботиться ни о еде, ни о теплых одеялах, - зачем такому человеку
понадобилось рыскать на краю света, по этой богом забытой стране?..
- Да. Сидел бы дома, дожил бы до старости, - согласился Генри.
Его товарищ открыл было рот, но так ничего и не сказал. Вместо этого
он протянул руку в темноту, стеной надвигавшуюся на них со всех сторон.
Во мраке нельзя было разглядеть никаких определенных очертаний; видне-
лась только пара глаз, горящих, как угли.
Генри молча указал на вторую пару и на третью. Круг горящих глаз стя-
гивался около их стоянки. Время от времени какая-нибудь пара меняла мес-
то или исчезала, с тем чтобы снова появиться секундой позже.
Собаки беспокоились все больше и больше и вдруг, охваченные страхом,
сбились в кучу почти у самого костра, подползли к людям и прижались к их
ногам. В свалке одна собака попала в костер; она завизжала от боли и
ужаса, и в воздухе запахло паленой шерстью. Кольцо глаз на минуту ра-
зомкнулось и даже чуть-чуть отступило назад, но как только собаки успо-
коились, оно снова оказалось на прежнем месте.
- Вот беда. Генри! Патронов мало!
Докурив трубку, Билл помог своему спутнику разложить меховую постель
и одеяло поверх еловых веток, которые он еще перед ужином набросал на
снег. Генри крякнул и принялся развязывать мокасины.
- Сколько у тебя осталось патронов? - спросил он.
- Три, - послышалось в ответ. - А надо бы триста. Я бы им показал,
дьяволам!
Он злобно погрозил кулаком в сторону горящих глаз и стал устанавли-
вать свои мокасины перед огнем.
- Когда только эти морозы кончатся! - продолжал Билл. - Вот уже вто-
рую неделю все пятьдесят да пятьдесят градусов. И зачем только я пустил-
ся в это путешествие, Генри! Не нравится оно мне. Не по себе мне как-то.
Приехать бы уж поскорее, и дело с концом! Сидеть бы нам с тобой сейчас у
камина в форте Мак-Гэрри, играть в криббедж... Много бы я дал за это!
Генри проворчал что-то и стал укладываться. Он уже задремал, как
вдруг голос товарища разбудил его:
- Знаешь, Генри, что меня беспокоит? Почему собаки не накинулись на
того, пришлого, которому тоже досталась рыба?
- Уж очень ты стал беспокойный, Билл, - послышался сонный ответ. -
Раньше за тобой этого не водилось. Перестань болтать, спи, а утром вста-
нешь как ни в чем не бывало. Изжога у тебя, оттого ты и беспокоишься.
Они спали рядом, под одним одеялом, тяжело дыша во сне. Костер поту-
хал, и круг горящих глаз, оцепивших стоянку, смыкался все теснее и тес-
нее.
Собаки жались одна к другой, угрожающе рычали, когда какая-нибудь па-
ра глаз подбиралась слишком близко. Вот они зарычали так громко, что
Билл проснулся. Осторожно, стараясь не разбудить товарища, он вылез
из-под одеяла и подбросил хвороста в костер. Огонь вспыхнул ярче, и
кольцо глаз подалось назад.
Билл посмотрел на сбившихся в кучу собак, протер глаза, вгляделся
попристальнее и снова забрался под одеяло.
- Генри! - окликнул он товарища. - Генри!
Генри застонал, просыпаясь, и спросил:
- Ну, что там?
- Ничего, - услышал он, - только их опять семь. Я сейчас пересчитал.
Генри встретил это известие ворчанием, тотчас же перешедшим в храп, и
снова погрузился в сон.
Утром он проснулся первым и разбудил товарища. До рассвета оставалось
еще часа три, хотя было уже шесть часов утра. В темноте Генри занялся
приготовлением завтрака, а Билл свернул постель и стал укладывать вещи в
