Шооран.
-- Вы слышали, что сказал этот пожиратель нойта?! -- сидящий не
скупился на оскорбления. -- Он работает!.. Кто позволил тебе
ступить грязной ногой на мою землю?
-- Вы сами меня затащили, -- защищался Шооран, но его не слушали.
Внимание толстощёкого привлекла шкура, а вернее -- голова авхая.
-- Кутак, глянь, как они похожи! -- обратился толстощёкий к
одному из приятелей. -- Это он свою невесту распотрошил. А ну,
поцелуйтесь! -- приказал он.
Парни обидно захохотали. Шоорану под нос сунули слизистую морду
авхая с белесыми точками снулых глаз. Шооран попытался
отвернуться, но ему продолжали тыркать в лицо беззубой пастью.
-- Смотрите, он не хочет! -- закричал толстощёкий. -- Он
бунтовщик! Бросить его в далайн!
Угроза казалась бессмысленной, до далайна была тройная дюжина
шагов через мокрый оройхон, но когда Шоорана силой подняли на
ноги, он заметил, что двое взрослых людей, возившихся неподалёку,
отвернулись и спешно уходят, и понял, что хорошего ждать не
приходится. Если его начнут окунать лицом в нойт... Шооран
дёрнулся и сумел вырваться из зажавших его рук. Противники
метнулись, отрезая Шоорану путь к отступлению, но Шооран не
думал о бегстве. Эта банда просто так, играючись, нарушала все
священные мальчишеские правила, и теперь Шоорану хотелось
мстить. Он ринулся к толстощёкому и, не раздумывая, влепил
оглушительную затрещину. Потом повернулся к остальным врагам. Те
на секунду замерли, разом выдернули из-за кушаков короткие
толстые палки и двинулись вперёд. По изменившимся лицам и
замедлившимся движениям Шооран понял -- пощады не будет. Убьют.
-- Бейте его! -- завизжал толстощёкий, но в этот момент Шооран,
принявший единственное верное решение, прыгнул на него.
Толстощёкий был старше и много крупней Шоорана, но оказался
неожиданно слаб и рыхл. Шооран, даже не ощутив сопротивления,
повалил врага на живот, левой рукой ухватил за чисто вымытые
волосы, дёрнув, задрал ему голову, а правой приставил в жирной
шее выхваченный кинжал. Масляно блеснуло полупрозрачное костяное
лезвие.
-- Назад! -- предупредил Шооран подступающих парней. -- А то ему
не сдобровать.
-- Ых-га... -- подтвердил толстощёкий, кося глазом на щекочущее
шею остриё.
Парни нерешительно расступились.
-- И запомни, -- раздельно произнёс Шооран, встряхивая для
убедительности толстощёкого. -- Ты мелкий вонючий жирх. Если ты
ещё раз попадёшься на моём пути, я напою тебя нойтом и брошу в
шавар. Понял?
Толстощёкий согласно икнул.
-- Тогда повтори, что я сказал.
-- Я... мелкий... вонючий жирх... Ты бросишь... меня... в шавар,
если я попадусь.
-- Сначала заставлю напиться нойта.
-- Сначала... напиться нойта...
-- Правильно, -- Шооран рывком поднял толстощёкого на ноги. --
Скажи своим, чтобы бросили палки и отошли в сторону.
-- Отойдите... -- полузадушенно прохрипел пленник.
-- И учтите, тухлые слизни, если вы вздумаете идти за мной
следом, ни один из вас не вернётся домой живым.
Шооран едва заметно шевельнул пальцем, по тончайшему, выточенному
в кости каналу скользнуло жало зогга и чёрной брызгой повисло на
острие. Парни попятились, палки со стуком полетели на землю.
Шооран, волоча за собой толстощёкого, выбрался на тропу, поднял
сумку и шкуру авхая. Часть харваха из сумы высыпалась, но Шооран
не стал подбирать его. Он лишь пнул толстощёкого коленом под
мягкие ягодицы, отчего тот кувырком полетел с поребрика, и
бросился прочь. Никто за ним не погнался. Вообще-то Шооран хотел
столкнуть пленника на мокрую сторону, в грязь, но в последнюю
секунду ему стало жаль красивой и наверняка очень дорогой одежды.
Отбежав немного, Шооран спрыгнул с тропы на свой оройхон и,
петляя между тэсэгами, помчался к дому. Лишь когда до сухой
полосы, где жили они с матерью, оставалось всего несколько
шагов, Шооран опомнился. Спрятавшись за ближайшим тэсэгом, он
стряхнул с кинжала ядовитое остриё, осторожно отсоединил лезвие
и хорошенько спрятал его.
Даже мама не знала, какое оружие хранит её сын. Костяной
наконечник был подарком. Месяц назад охотники выволокли из
шавара огромного гвааранза. Панцирь чудовища был отправлен в
подарок одонту, а острые плавательные перья, из которых вырезали
лезвия, разобрали цэрэги. Именно тогда недавно назначенный
дюженником цэрэгов рыжебородый Мунаг снял со своего кинжала
источенное остриё и бросил его Шоорану. Мунаг вообще хорошо
относился к Шоорану и его маме, подолгу разговаривал с ними,
когда они приносили высушенный харвах, а встретив на тропе
Шоорана, громко кричал:
-- Привет, маленький жирх!
-- Привет, большущий Ёроол-Гуй, -- отвечал Шооран.
Случившиеся поблизости жители испуганно бледнели при виде такого
запанибратства, а Мунаг оглушительно хохотал, тряся бородой и
распахнув тёмную словно шавар яму рта.
Лезвие Шооран привёл в порядок - вычистил и отполировал, подогнал
свой нож под размеры костяного сокровища, рассверлил даже
намертво забитый канал для колючек. Неделю по вечерам, скрывшись
от посторонних глаз, вращал костяной иглой в замусоренном канале
или правил остриё на куске кожи. Жало зогга, и не одно, а целых
пять штук, Шооран добыл сам. Нарвал пятнистых стеблей хохиура и
распихал их пышными метёлками вперёд в отверстия шавара. На
следующий день вытащил те стебли, что остались целы, и в
скукожившихся метёлках отыскал десяток зоггов. Оставалось только
раздразнить зогга, чтобы он, угрожая выставил жало, а потом
резким движением раздавить крошечного гада, прежде чем он успеет
выпрыснуть яд.
Конечно, Шооран знал, что за такой ножик, узнай о нём одонт,
владельца немедленно отправят пройтись по шавару босиком, но
удержаться не мог и изготовил всё как надо.
Теперь нож выручил его, но в то же время хранить его стало
опасно, особенно, если кто-нибудь из мальчишек донесёт о нём
властям. Впрочем, Шооран надеялся, что этого не случится, в конце
концов, первыми и всерьёз напали они, и вряд ли им захочется
отвечать за свой поступок перед одонтом.
Приведя себя в порядок, Шооран вышел к палатке. Мама была дома.
Шооран высыпал из сумы харвах и с гордостью раскатал перед мамой
кожу авхая. Авхай уже полностью обездвижел, и это немного
омрачало радость охотника.
-- Какой ты молодец! -- протянула мама восхищённо. -- Настоящий
охотник! Ты гляди -- он ещё живой!.. -- и действительно, словно
специально авхай округлил приоткрытый рот и замер на этот раз
навсегда.
-- Это для тебя, -- довольно сказал сын. -- сшей себе новый жанч.
-- Спасибо, -- сказала мама. -- Только как же быть, я сегодня не
смогу кожу обработать, мне сейчас уходить надо, я уже вымылась,
видишь?
-- До завтра кожа испортится, -- непонимающе сказал Шооран.
-- Знаешь, что мы сделаем, -- догадалась мама. -- Мы попросим
Саригай, она шкуру выскоблит и замочит в нойте, а я завтра
доделаю всё до конца.
-- Как же, согласится она... -- недовольно протянул Шооран,
обиженный невниманием к своему подарку, -- а если и согласится,
то выскоблить кожу как следует не сумеет...
-- Сумеет, -- успокоила мама. -- Я очень попрошу.
Когда соседка, обрадованная возможностью неожиданного заработка,
ушла, захватив кожу, Шооран, всё ещё слегка обиженный, спросил:
-- Мам, а куда ты идёшь?
-- В гости, -- шёпотом ответила мама. -- Меня Мунаг пригласил.
-- Он тебя в жёны берёт? -- догадался Шооран.
-- Нет, что ты... кто меня возьмёт, я же сушильщик. Он так просто
пригласил. Но это неважно, он хороший человек, не злой. И ты ему
нравишься.
-- Да, Мунаг добрый, -- сказал Шооран, вспомнив про нож.
Мама открыла большую флягу, которая обычно пустой лежала в углу,
налила на ладонь несколько капель воды и, наклонившись, обтёрла
лицо. Шооран смотрел молча, понимая важность момента. Потом,
когда фляга была убрана, произнёс:
-- У Мунага две жены, и обе моются водой каждый день. Они чистые
и называют нас вонючками. Я знаю.
-- Ну и что? -- спросила мама.
-- Я не понимаю, зачем Мунагу понадобилась ты. Может быть он
просто хочет посмеяться, -- Шооран произнёс эту мучившую его
фразу с решительным отчаянием, словно кидаясь в далайн. Но ничего
не случилось. Мама улыбнулась.
-- Мунаг сильный, -- сказала она, -- а его жёны... я не знаю,
какие они -- должно быть молодые и красивые, и наверняка чистые,
но ему скучно с ними. Ведь случается, что и блистающий одонт, ни
разу в жизни не промочивший ног, живёт среди праздников и похвал
более одиноко, чем последний изгой на мокром оройхоне. А может
быть, ты и прав, а я просто девчонка до сих пор не нажившая капли
ума.
-- Мама, -- спросил Шооран. -- Ты счастливая?
-- Конечно. У меня есть ты. Вырос уже, совсем взрослый стал --
вон о каких вещах задумался. Конечно, счастливая.
-- А если не обо мне, а просто о жизни. Так -- счастливая?
-- Так -- не очень.
-- И я -- не очень.
Мама скинула жанч, и Шооран увидел, что под ним одета не простая
рубаха, а тонкий праздничный талх, недавно выменяный на сухом
оройхоне и ещё ни разу не одёванный. Из потайного кармана жанча
мама достала нитку драгоценного лазурного жемчуга, который
изредка находят в самых жутких закоулках шавара.
-- Надеть? -- спросила мама и, не дожидаясь ответа, накинула
ожерелье на шею.
-- Какая ты красивая!.. -- восхищённо протянул Шооран. -- Это
настоящий жемчуг? Откуда он у тебя?
-- Его добыл отец, -- лицо матери омрачилось, она протянула
руку, чтобы снять с шеи пронзительно голубую нить, но в этот
момент полог навеса отлетел в сторону, сорванный сильной рукой, и
в проёме показался тяжело дышащий Мунаг.
-- Где он? -- потребовал Мунаг.
-- Кто? -- не поняла мама.
-- Твой Шооран только что зарезал любимого сына одонта.
-- Неправда! -- крикнул Шооран. -- Я никого не резал!
Мунаг, только теперь заметивший Шоорана, шагнул к нему, выдернул
из-за пояса у мальчика нож, осмотрел верноподданнически
затупленный край.
-- Ты не врёшь? -- спросил он с угрозой.
-- Честное слово. Они хотели бить меня палками, а я их только
пугал. Они первыми схватили меня...
-- Ты клянёшься, что на наследнике нет ни единой царапины? --
Мунаг приблизил к лицу Шоорана бешеные глаза.
-- Как перед Ёроол-Гуем, -- подтвердил Шооран.
-- Где накладка? -- Мунаг протянул ладонь.
Шооран покорно достал спрятанное лезвие. Глаза у мамы
расширились, она испуганно зажала рот рукой.
-- Иглы! -- потребовал цэрэг.
-- В ручке, -- Шооран кивнул на нож.
Мунаг отковырнул затычку, удовлетворённо хмыкнул и пересыпал
смертельные занозы в рукоять своего кинжала. Мама издала
судорожный всхлип. Увидев тайный арсенал сына, она была готова
поверить, что он действительно ворвался на сухой оройхон и
зарезал не только любимого сына наместника, а всех его детей,
жён, слуг и самого одонта вместе с ними.
-- Сиди здесь! -- приказал Мунаг и быстро вышел наружу.
-- Я не хотел его трогать!.. -- горячо зашептал Шооран. -- Я даже
в нойт его не скинул, хотя они заставляли меня целоваться с
авхаем...
-- Одонт всё равно не поверит, выдавила мама сквозь побелевшие
губы.
На улице зычный голос Мунага проревел: "Я тебе покажу, как ходить
с ножом!" -- потом послышался звук удара и плач Жаюра --
малолетнего сына Саригай. Мунаг вернулся в палатку. В руке у него
была детская игрушка -- ножик из высушенного листа хохиура. Лист
был жёлт и полупрозрачен, но костяное лезвие напоминал слабо.
-- Не знаю, смогу ли что-нибудь сделать для вас, -- произнёс
Мунаг в раздумьи, -- но попробую. Мне тоже не хочется, чтобы о
моём оройхоне шла дурная слава. Запомни, у тебя никогда не было
ни ножа, ни игл, а только эта штучка. А теперь, идём -- одонт
приказал доставить тебя к нему.
* * *
Одонт Хоргоон был наместником сияющего вана на самой западной
окраине его владений. Провинция, отданная под управление
Хоргоону, была до обидного мала -- всего два сухих оройхона, а
причиняла бед и волнений больше чем любое обширное владение в
центре страны. Ведь кроме приносящих радость сухих земель ему
приходилось следить за четырьмя мокрыми и тремя огненными
