- Как же, - недовольно сказал Штирлиц. - Клаус, провокатор...
- Вот именно, - сказал Клаус. - И зачем это надо было в меня
стрелять?
- Разве ж я не попал? - огорчился Штирлиц.
- Не-а! - и Клаус распахнул пиджак. Под ним оказался бледный
волосатый живот с татуировкой, изображавшей узника концлагеря в полосатом
костюме, пастора Шлага с сейфом и надписью "Не забуду товарища Штирлица".
- А ты сам-то хорош, - сказал Штирлиц, обидевшись на недвусмысленный
сюжет татуировки. - Сожрал у меня все печенье, и хотел весело смыться.
Они некоторое время угрюмо посопели, глядя друг на друга изподлобья.
- Ну, как живешь? - спросил наконец Штирлиц весьма миролюбиво,
ощупывая в кармане кастет.
- Фигово, - сказал провокатор. - Работы нет никакой...
- А чего же ты так долго не появлялся? - поинтересовался Штирлиц.
- Да все дела... - замялся Клаус и потупил взор.
- За что сидел? - спросил Штирлиц.
- За женщину, - шепотом сказал Клаус, пытаясь сковырнуть ногтем край
кожаной обшивки дивана.
- А как она, ничего? - тем же шепотом спросил Штирлиц.
- Ничего, - тягостно вздохнул провокатор.
- Ну как, - он сразу перешел к делу. - Пастора-то этого вонючего
шлепнули?
- Тебе-то что, - хмуро сказал русский разведчик.
- А работа есть еще какая-нибудь?
- Найдется, - сказал Штирлиц. В его голове стал созревать один из
самых коварных планов. - Слушай, Клаус, ты документы воровать умеешь?
- Не пробовал, - огорчился провокатор.
- А терракты совершать можешь?
- А сколько дашь?
- Триста.
- Зеленых или рублями?
- Пожалуй, зеленых.
Провокатор со скрежетом почесал подбородок.
- Тут же надо много работать, - сказал он.
- А кто чего говорит? - запальчиво сказал Штирлиц. - Ну как,
договорились?
- Да я всегда готов, - сказал Клаус.
- К борьбе за дело? - насмешливо спросил Штирлиц.
- А хотя бы.
- Ну, заходи вечером в ресторан.
- В какой?
- А в какой захочешь, - и они по-дружески пожали друг другу руки и
расстались до вечера.
* * *
Штирлиц пошарил в кармане в поисках "Беломора" и обнаружил небольшую
бумажку, попавшую к нему, наверное, вместе с содержимым карманов его
начальника. Штирлиц развернул ее и прочел.
"Поручается, - гласила бумажка, - мистеру Томспону огранизовать
терракты, подрывную деятельность и т.п. в Советском Союзе, используя своих
агентов."
"Своих агентов - кого это они имели в виду?" - Штирлиц яростно
разорвал документ и стал кипеть от злости.
Высунувшись в окно, он увидел в конце улицы уходящего Клауса.
- Стой! - заорал Штирлиц.
Провокатор взрогнул и пригнулся, как будто на него упала здоровая
бочка с цементом.
- Не бойся, иди сюда! - орал Штирлиц. Клаус обернулся и быстро пошел
обратно.
Пять минут спустя он был в кабинете Штирлица.
- Чего надо? - спросил он весьма грубым голосом.
- Работа есть срочная.
- А! Это мы всегда пжалста...
- Вот там где-то, - и Штирлиц махнул рукой в неопределенном
направлении, - у речки дрыхет мой шеф. Его надо разбудить и утащить в одно
место... я тебе расскажу... - и оба заговорщика вышли из кабинета в
коридор.
* * *
Шеф разведки мистер Томпсон проснулся в неизвестном ему темном
помещении.
- Где я? - спросил он слабым голосом.
- В тюрьме, - сказал Шелленберг, заглядывая к нему через щель в
сарае.
- А в чем меня обвиняют? - спросил шеф разведки весьма равнодушно.
- Во всем, - сказал Айсман голосом прокурора, очищая косу от налипшей
травы. - Кто терракты планировал?
- Я, - мужественно признался Томпсон.
- Кто русских обижал?
- Тоже я, - сказал Томпсон.
- Признаваться будешь?
- Обязательно... - и Томсон потребовал ручку и пачку бумаги потолще.
* * *
Советский посол в Североамериканских Соединенных Штатах неожиданно
срочно потребовал аудиенции у господина Министра Обороны. Тот знал, что от
таких визитов можно ждать неприятностей.
- Господин Министр, - начал посол. - Мы тут вот получили от одного из
наших... как бы это сказать? В общем, от нашего человека несколько
бумажек... Вот посмотрите...
Господин Министр лениво взял у него несколько измятых бумажек.
"Я, шеф разведки Томпсон, - гласила одна из них, - Признаюсь товарищу
Штирлицу, что совершал нехорошие вещи против русских и планировал терракты
в Советском Союзе. Вот. Подпись неразборчива"
Господин Министр похолодел и расстегнул воротник рубашки. Он бросил
бумажки на стол и выскочил из кабинета в поисках Томпсона. Тот стоял у
дверей кабинета.
- Где Штирлиц? - яростно завопил господин Министр.
- Нет Штирлица, - сказал Томпсон. - В Москву убег...
Господин Министр опустился на пол у двери и принялся стонать.
- Ничего, - ободряюще сказал Томпсон, садясь рядом с ним. - Мы им еще
Карибский кризис устроем... Только это строго между нами.
Эпилог
- А не пора ли нам смыться в Крым побалдеть? - Никита Сергеевич
задорно посмотрел на свою новую секретаршу с пышным задом и облизнулся.
- Пора, Никита Сергеич, - секретарша усмехнулась.
- Напиши записку в ЦеКа, и поехали, - Никита Сергеевич неожиданно
схвадил ее за одну из выдающихся подробностей и стал радостно тискать.
Секретарша не сопротивлялась и довольно хихикала. Она написала
записку, и Никита Сергеевич подписал ее:
"16 мая 1964 года. Н. Хрущев."
А за окном проехала телега с молоком и танк, расписанный цветочками.
* * *
... А Штирлиц спал. Ему снилось русское поле с березками, снились ему
голые девки, и он смотрел на них совершенно не из-за кустов. Сейчас он
спит, но ровно через полчаса проснется, и у Центра опять найдется для него
новое задание.
КАК ШТИРЛИЦА ЖЕНИЛИ
ВСТУПЛЕНИЕ.
Куранты на Спасской башне пробили полночь. По затемненной Красной
площади прошлепал караул. Одиноко сидящия на куполе Собора Василия
Блаженного ворона со скуки каркнула пару раз и, сунув голову под крыло,
уснула.
Hочная мгла накрыла Кремль и всю притихшую столицу.
В большой гулкой комнате за обтянутым зеленым сукном столом сидели
Иосиф Виссарионович Сталин, Молотов, Калинин, Жуков, Ворошилов и начальник
Генерального Штаба Шапошников.
Вошел личный секретарь Сталина Поскребышев, поставил перед вождем
поднос с сулугуни и цоликаури и, задумчиво ковыряя пальцем в ухе, скрылся
за тяжелой бронированной дверью. Усы под гениальным носом пришли в легкое
движение, Сталин потянулся к сыру и тут похожий на черную жабу огромный
телефонный аппарат с матово поблескивающими боками дернулся, раздался
пронзительный звонок.
Иосиф Виссарионович неодобрительно поморщился, отложил в сторону
карты, снял трубку и буркнул:
- Hу?
Сидящие за столом деятели притихли. Сегодня вся верхушка собралась в
кабинете Верховного Главнокомандующего. Играли в дурака. Сталин не любил,
если кто-либо из соратников ему откровенно проигрывал, прикидываясь
слабаком, но он также не выносил, когда, не считаясь с его политическим
авторитетом, люди наглели и заставляли его шелушить колоду. Таким
выскочкам было не место в социалистическом государстве и их как правило
расстреливали, в лучшем случае отправляли к белым медведям.
Маршалу Жукову свежий воздух тайги явно пошел на пользу и, вернувшись
к началу войны, он больше уже не шалил.
Hо были раньше и неисправимые товарищи вроде Тухачевского и Блюхера,
по-хамски повесившие отцу народов на погоны шестерки. О них теперь если
кто и вспоминал, то далеко не в лучших выражениях.
Собравшаяся компания была за долгие годы много раз проверена и
настроена к шефу весьма лояльно.
Сталин, попыхивая трубкой, молча внимал голосу, шуршащему из трубки.
Звонил начальник контрразведки. Иосиф Виссарионович дослушал до конца и
пустил колечко дыма прямо в трубку. В трубке послышался осторожный кашель.
- Передайте товарищу Исаеву... - не спеша произнес Сталин, - Что в
успехе операции... Доверенной ему... Заинтересовано не только Политбюро...
Hо и весь советский народ... Особенно на фронте...
Главнокомандующий стряхнул пепел в подставленную Молотовым ладошку и
добавил:
- Да... И не забудьте его поздравить от нашего имени... Ви знаете, с
чем...
Сталин мягко опустил трубку на рычаг и взглянул на Калинина:
- Сдавай, Миша...
ГЛАВА 1.
Раскаленное солнце, утомившись за долгое дневное путешествие по
знойному летнему небу, с наслаждением шлепнулось в прохладные воды
Боденского озера. Двое - плюгавый старикашка в покосившемся пенсне и
одетый в черный эсесовский мундир мужчина средних лет - ласково щурясь на
заворачивающий к закату день, попивали из трехлитровой банки целебное
после вчерашнего, хотя и подозрительно мутное, пиво.
Сидели они на скамейке у берега озера в небольшом швейцарском
городишке, носящем весьма странное для этих мест название Чойбалсанбург.
Один из здешних старожилов, герр Ганс, предки которого обосновались в этих
краях задолго до принятия христианства на Руси, рассказывал любопытным
туристам, что именно до этого местечка доскакали несметные полчища Батыя
и, дескать тут-то этим монголам, а заодно и татарам очень здорово набили
морду, после чего азиатам пришлось убираться восвояси и довольствоваться
тем, что они толпами бродили по дебрям киевской Руси, питаясь клюквой,
морошкой и картошкой, а в голодные годы устраивали местным жителям
гоп-стоп, за что снискали себе дурную славу. Старый Ганс утверждал, что
командира одного из туменов Батыя звали Чойбалсаном, однако почему так
стал именоваться город у подножия Альп, старик все-таки объяснить не мог,
зато знал точно, что потомок знаменитого монгола - большой друг и боевой
товарищ маршала Жукова, вместе с которым бил морды япошкам на Халхин-Голе.
Hадо признаться, что Ганс очень уважал русских вообще, и вот по какой
причине. Он часто вспоминал русских эмигрантов-диссидентов, среди которых
особо выделял "Жиржинского" и "Лысого". Ганс был и сам не дурак заложить
за воротник, однако ж и "Жиржинский" и в особенности "Лысый" дали в свое
время такого шороху в Чойбалсанбурге, что старик при одном лишь упоминании
о русских блаженно щерился и гундосил:
- О-о! Руссиш диссидентс - зер гут пьянитс!
ГЛАВА 2.
Итак, на берегу славного города-героя, в самом центре Европы, сидели,
как уже было сказано выше, двое.
Скажем больше, это были неразлучные друзья, собутыльники и соратники
штандартенфюрер CC Макс Отто фон Штирлиц (в определенных кругах известный
как Исаев М.М.) и профессор Плейшнер (совершенно неизвестный ни в каких
кругах, живший в целом незаметно и тихо, но любивший составить Штирлицу
компанию, когда тот хотел немножечко погужбанить).
Три недели назад Плейшнер отложил работу над любимой книгой и по
первому зову Штирлица пустился вместе с ним в круиз по городам и весям
солнечной Швейцарии, в пьяном виде наводя страх и ужас на толстых и
ленивых швейцарских бюргеров. Он не смог бы вспомнить, что он пил вчера,
где и сколько, но это было и не важно. Важно было то, что сейчас он сидел
рядом с банкой пива, можно было подлечиться и от этого настроение у
профессора было гораздо лучше, чем утром. Жаль только, что приходилось
присматривать за жуликоватым Штирлицом, который, улучив удобный момент,
