налево. Он почесал за ухом и пошел в левый коридор, катя перед собой
тележку с чемоданами.
Внезапно Штирлиц почувствовал, что слабые, но цепкие руки затаскивают
его куда-то налево, разрывая фалды пиджака. Штирлиц удивился и лягнул
ногой кого-то сзади. Раздалось всхлипывание, и кто-то сказал на чистом
русском языке, противно шепелявя:
- Отдавай коселек, шволось!
- Я тебе дам кошелек, - сказал Штирлиц, поднимая нахала, обросшего,
как казалось, темной шерстью и воняющего помойкой, повыше. - Во-первых, я
тебе не кошелек, а в морду дам, но это все во-вторых. Я русский разведчик
Исаев, и не позволю всякой американской свин... ба, да это же Шелленберг!
Шелленберг, обросший до неузнаваемости и изрядно похудевший, узнал
Штирлица раньше, и принялся радостно подвывать, несмотря на ушибленную об
стенку при падении ногу.
- Вальтер... - сказал Штирлиц, готовясь прочитать назидательную речь.
- до чего же ты опустился!
- Да вот, - сказал Шелленберг, явно показывая широкую прореху в
верхнем ряду нечищенных зубов. - Живем мы тут плохо.
- "Мы" - это кто? - удивился Штирлиц.
- Это я и Айшман, - сказал Шелленберг.
- Как! Вас отпустили? - Штирлиц наверняка знал, что на Лубянке можно
задержаться надолго.
- Ага... Мы шебя вели плохо, - радостно сказал Шелленберг.
- Это хорошо, что плохо, - сказал Штирлиц, весьма довольный. Он был
доволен, что есть хоть кто-то, кому можно будет для профилактики бить
морду.
- А где ты живешь? - поинтересовался он.
- Где... где придетшя, - обреченно сказал Шелленберг.
- А Айсман где?
- В баре прохлаждаетшя, - Шелленберг потрогал явный синяк под левым
глазом.
- Ладно, - сказал Штирлиц, принимая решительный вид. - Я поставлю вас
на ноги!
- Лушше доллар дай, - попросил Шелленберг.
- Зачем тебе доллар? - медленно философски изрек Штирлиц.
- А! - сказал Шелленберг, делая вид, что он понимает больше, чем
Штирлиц. - Жа доллар можно женфину купить!
- Женщину?! Это хорошо! - сказал Штирлиц, похрустывая пачкой
стодолларовых бумажек, нарисованных одним его знакомым в Бразилии.
- Пофли купим по парофке, - предложил Шелленберг, глядя на заветную
пачку.
- Нет, бабы потом, - сказал Штирлиц озабоченно. - Пойдем Айсмана
найдем.
- Жашем нам Айшман... - засопротивлялся Шелленберг, - от него же одни
убытки...
- Какие убытки? - Штирлиц обожал истории о финансовых махинациях.
- Пофли, рашшкажу, - сказал Шелленберг, выводя Штирлица из аэропорта.
За ними устремился полицейский.
- Ну так вот, - начал бывший шеф Штирлица, - Я вфера достал пять
долларов. Эта свинья Айшман жабрал их и вот теперь напилшя... Пофли в бар,
фде он фидит.
В баре играла неизвестная никому музыка, состоящая из хаотичных
ударов по чему-то деревянному и металлическому.
Айсман сидел за крайним столиком и выл от удовольствия. Его повязка
на левый глаз сползла. Закрытый обычно глаз смотрел по сторонам, чего бы
стянуть, как локатор. Неожиданно глаз выпучился. В дверях показался
Штирлиц в черном костюме, с цветком в петлице, и с Шелленбергом под
мышкой.
"Рассказал... Все рассказал", - мелькнуло в мозгу Айсмана. Шелленберг
соврал Штирлицу - с Лубянки их никто не выгонял за плохое поведение. Они
удрали, когда находились на лесозаготовках на Чукотке, где только и
делали, что ничего не делали. Айсман сразу протрезвел и сполз на пол.
- Айсман! - радостно сказал Штирлиц.
- Штирлиц, - неприветливо пробурчал Айсман, стоя под столом на
четвереньках.
- Не злись, Айсман, я же ненарочно, мне долг приказывал. - Штирлиц
вспомнил похождения с мнимым баром на Кубе.
"Кто это - Долг?" - удивился Айсман.
- Ты про что это? - спросил он, высунувшись из-под стола.
- Да так, к слову пришлось, - сказал Штирлиц. - как живешь без меня?
- Плохо, - сказал Айсман и икнул. - Женщин нет, растительности нет,
кефира нет, Бормана нет, дешевых туалетов нет, "Беломора" нет, вина нет,
пива нет, самогона нет, даже горилка отсутствует, жить негде.
- Это хорошо, - сказал Штирлиц. - А где жить, мы уж как-нибудь
найдем.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Нельзя сказать, чтобы ферма Джона Вейна процветала. Скорее, она не
процветала, а даже совсем наоборот. Все хозяйство Вейна, корова,
автомобиль "Паккард", никогда не бывший на ходу и четыре тощие курицы,
пришло в запустение и было заложено в ломбард.
Поэтому, когда Штирлиц появился на его ферме, Вейн принял его за
судебного исполнителя и треснул его оглоблей по голове.
- Больно же, - сказал Штирлиц.
Вейн удивился.
- Чего надо, motherfucker? - грубо спросил он.
- А чего ты ругаешься? - обиделся Штирлиц. - Человек пришел по делу,
хочет тебе бизнес предложить, а ты его палкой...
- Какое дело? - живо среагировал Вейн, доставая из шкафа запыленную
бутыль с самогоном.
- Мы у тебя поживем, будем хорошо платить, а ты помалкивай и не
задавай глупых вопросов.
- Банк грабить будете? - тут же спросил Вейн, делая интонацию на
последнем слове.
- Посмотрим, - сказал Штирлиц, вручая Вейну банкноту в 100 долларов.
Тот почти что совсем офигел.
- Слушай, Джоанна, тут пришел какой-то сумасшедший..., - начал он.
- Не сумасшедший, а товарищ Штирлиц, - сказал Айсман, входя с большим
чемоданом в руках.
- ... и дал мне сто долларов...
- Много - мы можем вжять шдачу, - сказал Шелленберг, также появляясь
в дверях.
- Чего надо? - заученно спросил Вейн.
- Мы здесь жить будем, - сказал Айсман голосом, категорически не
допускающим никаких возражений. - Мы от товарища Штирлица.
- А, от этого, - сказал Вейн. - Ну, живите...
Айсман предполагал, что жизнь у Вейна будет приятной и легкой. Вейн
тоже считал, что наличие двух здоровых бездельников избавит его от хлопот,
поэтому в день прибытия заставил Айсмана и Шелленберга вспахать вручную
сорок акров. К вечеру Айсман и Шелленберг уже продумывали план побега. Они
заспорили чересчур громко, Вейн вмешался и на всякий случай посадил обоих
под замок.
Когда Штирлиц ехал к Вейну на свежеотремонтированном "Паккарде", два
друга скандировали, просунув головы между реек оконной рамы амбара:
- Са-атрап, са-атрап!
- Это вы кому? - хмуро спросил Штирлиц, засучивая левый рукав. Оба
исчезли в амбаре, появился Вейн.
- Это они мне, - сказал он и пояснил: - Работать не хотят.
- В зуб, - коротко пообещал Штирлиц, вертя в руке юбилейный кастет на
цепочке.
- Пойдемте, выпьем, товарищ Штирлиц, - засуетился Вейн, ходя вокруг
русского разведчика кругами.
- Пошли, - согласился Штирлиц.
Из окна амбара показалась морда Шелленберга.
- Шатрап! - крикнул он и исчез.
- По-моему, это он мне, - сказал Штирлиц хмуро и полез в амбар. Там
раздалась глухая возня, удары, и русский разведчик вылез, весьма
удовлетворенный.
- Теперь пошли, - сказал он, доставая из кармана бутылку
"Смирновской".
- Ага, - сказал Вейн, и собутыльники удалились.
- Шкотина, - глухо сказал Шелленберг, потирая ушибленный нос. - Мы
вот ему покажем...
- Покажем, покажем, - согласился Айсман, с беспокойством оглядываясь
по сторонам.
В доме Вейна загорелась керосиновая лампа. Через полчаса оттуда
раздались пьяные голоса:
"Вихри враждебные веют над нами-и-и-и...,
Темные силы нас зло-о-о-бно гнету-у-ут..."
Еще через полчаса все стихло, и дремлющую в густой темноте ферму
потрясли звуки мощнейшего храпа.
- Штирлиц, - утвердительно сказал Айсман, перетряхивая слипшуюся,
почему-то сырую солому. Ему не ответили. Айсман позвал Шелленберга, но
потом огляделся и заметил дырку в стене. Попытавшись пролезть в нее, он
застрял и таким образом провел ночь.
* * *
В это время в Бразилии, в колонии Третьего Рейха, проходил ночной
допрос. Майор с неизвестной фамилией, развалившись в плетеном кресле,
допрашивал пастора Шлага.
Говорить пастору помогали два ОМОН'овца, путем ударов по животу и
голове. Пастор вопил, но не признавался. И не потому, что был такой
стойкий. Просто он ничегошеньки не знал.
- Ничего, расскажешь, - обещал майор, почесывая под кителем набитый
бараниной живот.
- Ничего не знаю, - стойко отвечал пастор на каждый удар по животу. К
ударам по голове он произносил междометие "Ай" и плевался на пол (совсем,
как Штирлиц).
- Ладно, - сказал майор, вынув их ушей вату. - Тащите другого...
потолще.
- Я здесь! - Борман появился, как всегда, внезапно, и встал перед
майором. Тот любил, когда ему подчинялись непрекословно, как девочки в
баре.
- Где Исаев? - спросил майор, делая грозное лицо.
- Тю-тю, - сказал Борман, делая покачивания руками, как крыльями. От
такого опасного для окружающих движения пол скоро был усыпан толстым слоем
веревочек и гвоздей.
- Я тебе дам "тю-тю"! - заорал майор. - Говори по человечески, а то
как дам... в нос...
- Улетел Исаев, - сказал Борман, радуясь, что пакость, похоже,
пройдет безнаказанно. - В Америку подался...
- Гм, - важно сказал майор. - Америка - это не наша юрисперден... то
есть мы туда не поедем.
- Вот и я говорю - "тю-тю", - сказал Борман, садясь на пол рядом с
майором. Майор вскочил, так как тонкая, но очень острая булавка впилась
ему в зад и заорал:
- Встать! Молчать! Кругом! Равнение налево! Ружье на плечо! Воздух!
А-а-а-а!
Борман тихо отполз в угол и сидел там с хронометром, считая секунды,
нужные майору для успокоения. Новый препарат для возбуждения, похоже,
должен был стать очередной яркой страницей в его деятельности.
- Тридцать семь секунд, - сказал он наконец, втайне радуясь такому
замечательному рекорду.
И тут же последовал легкий, но умеренный пинок.
* * *
Утром Штирлиц проснулся от мычания коровы в хлеву.
"Деревня", - подумал он, доставая из-под подушки стакан. - "Как же я
сюда попал? Черт, как после вчерашнего башка трещит..."
Бутыль из-под "Смирновской" была угнетающе пуста. Штирлица
перекосило. Бутыль с самогоном отдавала мазутом. Штирлиц зажал нос и
хлебнул. Внутри живота забулькало и зашипело. Русский разведчик пустил
желтовато-сероватую слюну на стенку и выскочил во двор.
Из стенки амбара торчала чья-то голова. Штирлиц пригляделся и узнал
Айсмана.
- А я застрял, Штирлиц! - радостно сказал тот, от нечего делать
колотя затылком по стене.
- А где Шелленберг? - живо поинтересовался Штирлиц, собираясь
нахмуриться и серьезно повеселиться.
- Смылся, - сказал Айсман. - он же не такой толстый. - И он
самодовольно задвигал животом.
Штирлиц выругался и стал заводить "Паккард". Из дома показался Вейн в
кальсонах, сделанных из мешка, с надписью "The United States of America.
Genuine Condoms".
- Водки привези, - дрожащим голосом попросил он, со скрежетом
почесывая распухшую небритую рожу.
Шелленберг убежал недалеко. За рекой его поймали грабители и раздели
почти-что догола. Шелленберг плакал и матерился на родном языке
(по-английски). Штирлиц успокаивал. Потом посадил в "Паккард" и повез
обратно.
- Не поеду к этому шатрапу! - завизжал Шелленберг. - Он на нас пахать
хошет.
- Он больше не будет, - пообещал Штирлиц, - я ему в морду дам, он
меня знает.
- Не верю, - сказал Шелленберг и тут же, получив подзатыльник, больно
прикусил язык.
Вейн стоял на крыльце дома. Лицо его было озабочено.
- Штирлиц, у нас гости, - сказал он, указывая подбородком на Отряд
