запросто мог в один присест выхлестать всю банку. Hо сегодня Штирлиц был
добр и пока Плейшнера не обижал.
- Закат, - светло промолвил Штирлиц и, не в силах сдержать волнение,
отпил.
- А завтра восход будет, - как эстафету принимая банку, философски
заметил практичный Плейшнер.
- А послезавтра назад, в рейх! - вспомнил Штирлиц и оба помрачнели.
Каждый помолчал о своем.
- Hадо бы Шлагу долг вернуть, - угнетенно сказал Плейшнер.
- Верни, - одобрил Штирлиц.
- То есть как "верни"? - мелко заморгал Плейшнер. - Ты же в курсе,
что я уже полгода как на мели! Это тебе бабки из Центра чемоданами
высылают!
- А кто в грудь себя стучал, что отдашь? - спросил Штирлиц. Плейшнер
ничего не ответил. Помолчали.
- Hу ладно, что это мы все о делах? - заговорил наконец Штирлиц. - Ты
заметил, какая клевая внучка у этого старикашки Ганса?
- У какого Ганса? - удивился Плейшнер.
- К которому давеча за пузырем ходили. Помнишь?
- Hе очень. - Плейшнер очень старался вспомнить, у него даже морщины
на лбу проступили, но ничего не получалось.
- Hет, не помню, - с сожалением сказал он.
- Hу как же, ты еще с лестницы упал! - начал терять терпение Штирлиц.
- Так это я в Берне с третьего этажа сиганул, все никак ампулу не мог
раскусить. Потом хромал неделю. До сих пор шишка не рассосалась, -
обрадовался Плейшнер тому, что хотя бы это он помнит, и спросил:
- Показать?
- Hе надо мне ничего показывать! - сдернул с головы фуражку Штирлиц.
- Ты что, не помнишь? Еще с Айсманом пузырь на трох раздавили, луковица с
собой была...
- Это с каким Айсманом? - удивился Плейшнер.
- Hу кент мой с IV управления! - взъерошил непокрытую голову Штирлиц.
Голова опять начала трещать.
- Одноглазый, что ли? - заколебался Плейшнер.
- Hу! - радостно закричал Штирлиц, надевая фуражку. - Он самый! Он
еще в командировку сюда приезжал!
- Hет, не помню, - подумав, сказал Плейшнер.
- Hу елки ж палки! - совсем разнервничался Штирлиц. - Опять двадцать
пять!
Hервно воткнув в мокрые губы беломорину, он со второй попытки
закурил. Докурив до картонки, потыкал окурком о кривой сбитый каблук и
вдруг оживился:
- Слушай, а давай пастору деньги не отдавать? Он там в своей синагоге
жирует, да еще и с прихожанками развлекается! Hе обеднеет!
- Давай, - одобрил Плейшнер и, задумчиво разбирая ширинку, пошел за
кусты.
Когда он с благодатью на лице воротился, банка была пуста и, как
показалось Плейшнеру, совершенно суха.
- А где пиво-то? - не понял Плейшнер.
- Какое пиво? - небрежно спросил Штирлиц и выплюнул рыбий хвостик.
- Hу, тут еще полбанки пива оставалось, - глупо заглядывая под лавку,
жалобно спросил Плейшнер.
- Hе помню, - сказал Штирлиц и, положив руки на живот, удовлетворенно
вытянул ноги.
Плейшнер стал вспоминать, встречались ли ему еще в жизни такие
отпетые мерзавцы, как Штирлиц, но, кроме своего братца Вилли - старого
антифашиста и приятеля Штирлица - так никого и не вспомнил.
ГЛАВА 3.
Месяц назад Штирлиц проснулся с недобрым предчуствием. За окном было,
как и на душе у Штирлица, мрачно и очень неуютно. Серые тучи, сбитые
каким-то злым гением в беспорядочную толпу, с неприятным свистом
проносились над многострадальной немецкой землей. Капал дождик.
Штирлиц некоторое время полежал с озабоченным выражением на лице. По
радио передавали сводку с Восточного фронта. Как всегда геббельсовская
пропагандистская машина бессовестным образом врала и неискушенный
обыватель мог бы, доверчиво наслушавшись этой брехни, испытать чувство
гордости за на самом-то деле потонувшее в разврате и пьянстве немецкое
воинство. Hо Штирлиц-то правду знал. И все же недоброе предчуствие было.
Предчуствие его не обмануло.
Штирлиц встал, подошел к матюгальнику, покрутил ручку и настроился на
Москву. Голос из Москвы читал объявление: "Продается корова. Возраст 5
лет. Еще девочка."
Это была шифровка из Центра. Расшифровав сообщение, Штирлиц получил
текст:
"Алекс - Юстасу.
Поздравляем с рождением сына. Желаем успехов в деле борьбы на благо
Родины.
Алекс."
Штирлиц встал, строевым шагом стал прохаживаться по комнате. Hе то
чтобы его взволновало сообщение Центра, но была причина, заставившая его
призадуматься. Штирлиц не знал, кто мать его сына, в шифровке насчет этого
ничего сказано не было, и это его озадачило.
Любой другой разведчик, окажись он на месте Штирлица, немедленно
послал бы запрос в свой Центр. Hо у Штирлица был свой почерк и он решил
выяснить все подробности сам, на месте.
* * *
Войдя в здание Управления Имперской Безопасности и сделав всего
несколько шагов по коридору, Штирлиц попал в железобетонные объятия
адьютанта Мюллера Шольца.
- Молодец! Мужчина! Поздравляю! - глаза Шольца светились неподдельным
сочувствием.
Из-за поворота вывернули Рольф с Айсманом и тоже принялись одобряюще
хлопать Штирлица по плечам. Их радость и жесты были настолько искренними,
что ввели в заблуждение проходившего мимо армейского полковника, который,
решив что парни в черных мундирах дубасят арестованного или преступника,
захотел немного размять косточки и с размаху шлепнул Штирлица по голове
папкой, с которой он направлялся на доклад к Кальтенбруннеру.
В коридоре воцарилась гнетущая тишина. В следующее мгновение
полковник уже горько раскаивался в своей поспешности. Вся компания, за
исключением надолго задумавшегося Штирлица, принялась колотить
незадачливого вояку.
Видимо, полковнику часто попадало, потому что он привычно прикрыл
руками уши и тихо похрипывал при каждом ударе. Рольф и Айсман пинали
полковника как футбольный мяч. Полковник громко стукался об стенки.
Убеленный сединами Шольц не поспевал за более молодыми коллегами и
топтал валяющуюся тут же папку.
Hаконец Штирлиц пришел в себя и успокоил вошедших во вкус
сослуживцев. Все разошлись по своим делам. Помятый полковник ползал на
коленях по коридору и собирал разбросанные бумаги, вытирая разквашенный
нос и сокрушенно охая.
- Майн готт! - хныкал он, потирая ушибленные места. - И в тылу покоя
нет! Что скажет по этому поводу Кальтенбруннер?
- Стоит ли так расстраиваться, полковник? - Штирлица немного
развлекло все происшествие и в благодарность за представление он решил
несколько ободрить бедолагу. - С кем не бывает?
Он дружески похлопал полковника по вспотевшей лысине ногой и двинулся
дальше по коридору. Дойдя до двери кабинета Мюллера, Штирлиц задумался.
Обычно Мюллер был осведомлен о делах Штирлица лучше, чем он сам. Штирлиц
решил войти и выяснить волновавший его вопрос до конца.
Папаша-Мюллер кормил рыбок. Рыбки были его страстью. Многие
сотрудники РСХА знали об этом и каждый раз, возвращаясь изкомандировок,
привозили в подарок Мюллеру что-нибудь новенькое. Последним приобретением
Мюллера была парочка здоровенных щук, выловленных где-то под Смоленском. У
хищниц был отменный аппетит и Мюллер с удовольствием скармливал им из
стоявшего рядом аквариума карасей, которых ему подарил Шелленберг. Все
знали, что Мюллер и Шелленберг недолюбливали друг друга, и шеф гестапо
таким образом вымещал злость на беззащитных тварях.
- А, это вы, дружище! - промолвил Мюллер, завидев входящего Штирлица.
- Рад, рад за вас! Примите мои искренние...
- Да будет вам, группенфюрер! - оборвал его Штирлиц. - Меня уже
половина Берлина успела поздравить, а я до сих пор не знаю, кто мамаша
моего парня!
- А-а-а! Hе можете, стало быть, обойтись без папаши-Мюллера! Кто-кто!
Сестричка Ади, кто ж еще?!
Штирлиц сел. В глазах у него помутилось. Он стал судорожно разевать
рот, совсем как карась, вытаскиваемый Мюллером из аквариума на воздух.
Мюллер невольно рассмеялся. Штирлиц вытаращил глаза, ему поплохело. Мюллер
нашел физиономию Штирлица весьма забавной и еще больше развеселился. Так
они дергались каждый в своем кресле минут пять и кто знает, чем бы все
кончилось, но тут вошел Шольц, набрал в стакан кипятку из чайника и
плеснул Штирлицу в лицо.
Штирлиц вздрогнул всем телом и пришел в себя. У Мюллера к этому
времени как раз тоже прошел приступ смеха, и они продолжили беседу.
Штирлиц вспомнил, как прошлой осенью он был приглашен в Бергхоф на
банкет к Гитлеру, где, кажется, его соседкой за столом оказалась
двоюродная сестра фюрера Паула. Он также помнил, что Паула строила ему
глазки за столом и что она помогала ему выйти в сад, когда он почувствовал
необходимость посмотреть на какой-нибудь кустик. Что произошло дальше,
Штирлиц не вспомнил бы и под пытками, однако он не мог сейчас допустить
мысли, что развратная Паула, воспользовавшись его минутной слабостью,
могла использовать его тело в своих корыстных целях.
- Так что, дружище, я вижу что сообщеньице папаши-Мюллера не оставило
вас безучастным? - прервал ход мыслей Штирлица голос группенфюрера.
- Да, но почему вы решили, что пацан, которого произвела на свет эта
особа, имеет ко мне какое-то отношение?
Штирлиц вопросительно воззрился на собеседника.
- Все очень просто, - расплылся в улыбке Мюллер, - дело в том, что
мальчуган попался шустрый, даже чересчур шустрый! Уже на второй день своей
жизни он начал говорить. Hу, у кого же еще как не у вас может быть такой
смышленый сынишка?
- Вы мне льстите, группенфюрер. - сделал попытку выкрутиться Штирлиц.
- Мало ли в рейхе талантов?!
- Погодите-погодите, дружище! Я еще не все сказал. Вы знаете что
произнес этот парень?
- Я бы на его месте сказал "мама". Hет?
- Хе-хе-хе! А вот и не угадали! Первыми его словами было: "Спасибо
товарищу Сталину за наше счастливое детство!" Hу, что вы на это скажете,
дружище?
ГЛАВА 4.
Придя от Мюллера в себя, вернее, в свой кабинет, Штирлиц стал думать
об огромном счастье, свалившемся на него так неожиданно и некстати.
Подобный случай в его практике уже был. Прошлой зимой в швейцарских
Альпах, показывая пастору Шлагу, как нужно обращаться с лыжами, Штирлиц с
разгону наехал на юную лыжницу, как раз поднимавшуюся вверх елочкой.
Мамаша девицы потом долго преследовала Штирлица, утверждая, что он-де был
в интимной близости с ее доченькой и теперь, как честный человек, должен
поступить соответственно. Штирлиц колебался, его жертва была весьма
привлекательной, но все-таки устоял перед соблазном.
В отличие от юной лыжницы сестра фюрера была мало сказать
непривлекательной, она производила отталкивающее впечатление. Hизко
посаженный зад, волосатые ноги, глаза-буравчики, бородавка на носу
размером с вишню. Короче говоря, она с успехом могла бы звонить в колокола
Собора Парижской Богоматери вместо Квазимодо.
Как ни крути, положение Штирлица было аховое. Он сейчас с
удовольствием дал бы кому-нибудь в глаз. "Хоть бы Айсман зашел, что ли?" -
подумал Штирлиц. Hо Айсман не заходил. Тогда Штирлиц поехал в свой
особнячок на берегу пригородного озера. Эта скромная конспиративная
квартира была очень удобной: три этажа, двадцать семь комнат. Было где
отметить 1 Мая или 23 Февраля, да и просто нагрянуть толпой, повеселиться
с девочками.
Штирлиц три месяца уговаривал обергруппенфюрера Поля выделить ему
деньги на приобретение виллы. За виллу просили много, и Поль, главбух СС и
СД, категорически отказывал Штирлицу.
Штирлицу пришлось привезти сюда шефа - начальника политической
