На земле лежал прищемивший его ботинок фабрики "Скороход" капкан, сжав
свои ржавые, грязные челюсти.
"Чувствую, Борман где-то рядом", - подумал Штирлиц, мощными усилиями
разрывая челюсти капкана. Капкан сказал "Кххх..." и треснул. Штирлиц
победно отбросил его обломки подальше и высморкался.
Звук освобожденного носа эхом прокатился по спящей округе.
Партайгеноссе Борман, сидя в дупле в тиши леса, услышал знакомое
ругательство и живо навострил уши. Знакомый запах тухлой тушенки уже давно
щекотал его ноздри. Он взобрался на самую верхушку самого высокого дерева
и стал напряженно вглядываться в темноту.
Тускло светили звезды и керосиновые лампы на советских
спутниках-шпионах. Тихо ворчали голодные филины в таких же, как у Бормана,
дуплах. Партайгеноссе спустился вниз и подумал, с удовольствием чмокая
губами:
"Штирлиц...", - и детская, безмятежная улыбка расплылась на его
заплывшей жиром роже.
- Вот я тебе набью сейчас морду, - послышалась вблизи до боли во всех
частях тела знакомая фраза.
Борман испуганно оглянулся и увидел Штирлица.
Бежать было поздно.
- Не сердись, Штирлиц, я же не для тебя, я для этих... - он попытался
начать миролюбивый разговор.
- Ты про что? - хмуро спросил Штирлиц, поигрывая маузером.
- А ты как, - поинтересовался Борман, - в яму попал или в капкан?
- В капкан, - сказал Штирлиц, протягивая к нему руку.
- Ну, вот про это я и говорил, - сказал Борман, чувствуя, как мощная
рука Штирлица поднимает его за шиворот.
Последовал удар о какое-то чрезвычайно твердое дерево и старческие
оханья и похрюкивания.
- Кто меня мусорам заложил? - ласково спросил Штирлиц, бросая Бормана
о следующее дерево. Борман охнул и сказал "Это не я".
- Значит, ты, - сказал Штирлиц. Новое дерево огрело Бормана по лбу. -
А кто заговор плел?
- Это тоже не я, - сказал Борман, с трудом уворачиваясь от очередного
острого сука.
- Вот видишь, - сказал Штирлиц. - А еще пионер...
Борман в изнеможении опустился в теплую лужу и стал жадно пить.
- Не пей - совсем козлом станешь, - посоветовал Штирлиц.
- Бе-е-е-е-е, - хмуро отозвался Борман, вставая на четвереньки.
Мощный пинок заставил его искупаться в луже с головой.
- Не сердись, Штирлиц, - попросил Борман, вылезая на поверхность и
снимая промокший засаленный пиджак. - Ты же знаешь, как все мы тебя люби
м...
- Кто это "мы"? - спросил Штирлиц.
- Да вот, - сказал Борман, поднимая палец, чтобы Штирлиц прислушался.
Русский разведчик, как локатор, завращал головой и услышал легкое
знакомое сипение.
- Пастор? - кратко спросил он. Борман радостно закивал головой.
- Толстая свинья, - сказал Штирлиц.
- Кто? - тут же спросил Борман.
- Оба вы свиньи... - процедил Штирлиц сквозь зубы.
- Про меня - это ты зря, Штирлиц, - начал Борман. - Я с тех пор на
триста граммов похудел...
- Все равно свинья, - сказал Штирлиц и прибавил: - соглашайся, пока я
хуже не сказал.
- Молчу, молчу, - сказал Борман. Его толстая морда расплывалась от
жира и счастья встречи со Штирлицем.
- Слушай, Борман, где тут ихнее американское Гестапо? - Штирлиц
никогда не забывал о работе, даже когда на ней находился.
Борман пожал плечами.
- Ты должен знать, - сказал Штирлиц голосом, не терпящим никаких
возражений. Борман съежился.
- Я правда не знаю, Штирлиц, - сказал он, прижимая к голове уши. -
Сходи в Пентагон или в Капитолий...
ГЛАВА ПЯТАЯ
В Пентагон Штирлица не пустили, как он не старался разбить дверь
каблуками.
"Сволочи", - подумал Штирлиц и направил свои "Скороходы" к Капитолию.
- Штирлиц, а вы по какому вопросу? - перед Штирлицем стояла
накрашенная девица приятной наружности в мини-юбке. Русский разведчик
задумался.
- Я по делам, но все равно заходи, - сказал он, беря даму под руку и
ведя в Капитолий.
- Ваш пропуск! - беспрецендентный швейцар встал поперек двери и мешал
входу своим пухлым лоснящимся туловищем.
- Хам! - Штирлиц вскипел, и швейцар куда-то делся.
- И чтоб в следующий раз не мешал, когда я с дамой! - прокричал в
догонку улетающему швейцару Штирлиц.
В Капитолии стояла подозрительная тишина. Там было прохладно и пахло
французскими духами и туалетом.
Штирлиц чуть не прослезился - так сильно знакомыми показались ему
коридоры и темные переходы (конечно, с веревочками) Капитолия.
"Как в Рейхстаге", - подумал он, сморкаясь на бархатный ковер.
Длинная зеленоватая сопля притаилась рядом со свежим окурком "Беломора".
- Пойдем в мой номер, - сказал Штирлиц, беря даму за талию обеими
руками. Левой он нащупал ствол "Беретта" и немало удивился. Дама
поморщилась и полезла целоваться. "Беретт" выпал и гулко стукнулся о
каменные плиты мраморного пола.
- Мадам, у вас пистолет выпал, - сказал Штирлиц, задыхаясь от
прохлороформенного поцелуя и сжимая даму за талию.
"Черт", - подумала Мадам. - "Этого Shtirlitz'а ничем невозможно
взять. Надо посоветоваться с шефом"
Штирлиц, конечно же, узнал румынско-болгарскую шпионку Хелену
Занавеску. Она пыталась перевербовать его уже одиннадцатый раз.
- Штирлиц, мне пора, - нежно прочирикала она и упорхнула в окно при
помощи потайного парашюта.
- Улетела, - сказал Штирлиц и пошел искать кого-нибудь живого.
* * *
Шеф разведки и контрразведки мистер Гари Томпсон сидел за столом,
заваленном счетами, и скучал. Его ленивый взор жадно следил за движениями
часовой стрелки на облупившемся циферблате старинных немецких часов.
Минутной стрелки на часах не было. Часы, потрескивая, занудно тикали, и
стрелка медленно приближалась к шести часам вечера. Мистер Томпсон лениво
посмотрел в окно и плюнул на пол. Вечер обещал быть прекрасным.
Внезапно часы зашипели и с легкими подвываниями отбили шесть ударов.
Мистер Томпсон, не разбирая дороги и на ходу всовывая ноги в черно-белые
штиблеты, помчался вон из Капитолия.
- Стоять, - на лестнице стоял Штирлиц с угрюмой физиономией и не
совсем равнодушно смотрел на Томпсона. Тому стало страшно, но тем не менее
он остановился и спросил:
- Вы ко мне, любезнейший
- К тебе, - сказал Штирлиц, сразу же переходя на "ты" в одностороннем
порядке.
- А-а-а, - Томпсон не в силах был что-либо сказать и только показал
на часы.
- Пошли в твой кабинет, - сказал вежливый Штирлиц.
- Пошли, - сказал Томпсон, поняв, что обречен на ночное сидение в
Капитолии.
- Ты шеф разведки, верно? - спросил Штирлиц по пути в кабинет.
Томпсон подумал минут сорок и отвечал утвердительно.
- Ну вот, а я - Штирлиц, - и Штирлиц достал из кармана бутылку водки,
тощую селедку и три банки тушенки.
При виде тушенки Томпсону захотелось прыгнуть в окно, но Штирлиц
предупредительно запер его и завесил шторой.
- Ах, Штирлиц! - Томпсон мечтательно закатил глаза. За завербование
Штирлица Лююбимый Шеф обещал насовсем свою походную секретаршу, три колеса
от "Порше" и новые кальсоны.
- Так что, товарищ Штирлиц, можно считать, что мы вас завербовали? -
спросил Томпсон, все еще не веря своему счастью.
- Считать и на счетах можно, - уклончиво ответил Штирлиц, и Томпсон
понял, что его одурачили.
- Нет, но все-таки, това-арищ Штирлиц? - протянул он. - Можем мы на
вас рассчитывать?
- Можете. Самое главное - море водки и гора тушенки, прямо ща, а там
разберемся.
- Ах да, конечно... сейчас... конечно... - Томпсон засуетился в
поисках листка бумажки.
- Вот и договорились, - грозно сказал Штирлиц, поигрывая кастетом.
Ему очень хотелось послушать, как будет кричать шеф разведки.
* * *
- Нет, Штирлиц, все-таки расскажите нам, как это вы ухитрились
заставить себя завербовать самого шефа разведки мистера Томпсона? -
пастора Шлага интересовала чисто профессиональная сторона дела.
- Да так, прислоняешь его к двери, бьешь, когда перестает стонать -
отпускаешь, - пошутил Штирлиц.
Пастору стало страшно, и он пролил какао на новую сутану, а заодно
забрызгал Штирлица, за что получил кулаком по жирной роже.
- Штирлиц, а ты на работу ходить будешь? - спросил Борман, повизгивая
от восторга.
Штирлиц задумался. В таком положении он и встретил рассвет.
* * *
По Капитолийскому персоналу прокатился слух, что у шефа разведки
появился новый сотрудник, очень деятельный и свирепый.
К вечеру первого рабочего дня Штирлица все уже знали, кто в Капитолии
хозяин.
Ночью о таинственном Штирлице доложили Кеннеди.
- Что такое этот мистер Shtirlitz? - спросил президент, вытирая
полотенцем только что выбритую щеку.
- О, господин президент, это самый лучший русский шпион, - отвечал
Томпсон, согнувшись в низком поклоне.
- Ха! А может, надо бы его арестовать? - Кеннеди достал зубную щетку
и с презрением выдавил на нее крупный кусок зеленой зубной пасты.
- Вы его не знаете, господин президент, - вздохнул Томпсон,
поглаживая искуссно загримированный синяк под левым глазом.
- Тогда вам крупно повезло, - сказал Кеннеди и запустил щетку с
пастой себе в рот.
Томпсон вздохнул.
- Господин президент, наверное, одобрит нашу готовящуююся терракцию
против русских, - сказал министр обороны, с трудом шевеля избитыми губами.
Кеннеди выплюнул зубную пасту и с интересом посмотрел на него и
кивнул, побуждая продолжать говорить.
- Мы запустим к русским техаскую кукурузную саранчу, и эта свинья
Хрущев умрет с голоду вместе со своим советским народом.
- О, и мы все равно нарушим биологическое равновесие! - радостно
сказал подхалим Томпсон.
Кеннеди задумался.
- Послушайте, Томпсон, кого-то вы мне напоминаете... - сказал он,
снимая бронежилет.
- Рад стараться! - воскликнул Томпсон.
- Старайся, старайся, - сказал президент и, медленно зевнув,
удалился.
* * *
- Слушай ты, Лысенко чертов, ты когда гирбринт огурца с бутылкой
выведешь? Я жрать хочу! - Никита Сергеевич снял ботинок и постучал им себе
по лбу. Это ему очень нравилось, и он постучал еще раз, посильнее.
- Скора, Никит Сергеич, - пообещал Лысенко и вновь громко заржал.
- Ты давай торопись, толстый, а то как врежу в ухо, - сказал Хрущев,
начиная злиться.
- Я вот те сам врежу, - сказал Лысенко, поднимая кулак, и два гения -
большой и маленький - принялись, кряхтя и поминутно охая, драться. Их
быстро разняли и развели по разным комнатам.
- Чтоб без гинбринта я тебя не видел, морда ты со шнурками! - орал
Никита Сергеевич, пытаясь вырваться и снять ботинок, чтоб запустить им в
Лысенко.
- Сам дурак! - отвечал Лысенко, плюясь на пол и дергая ногами.
* * *
По выложенному белым мрамором коридору Капитолия гуляли сквозняки и
Борман. Вчера он написал на стене "Родина-мать зовет", нарисовал
непристойную картинку и высморкался во все шторы, хотя на насморк не
жаловался. Борман был ужасно доволен собой.
Партайгеноссе шел по коридору, напевая чуть-чуть переправленную песню
Пахмутовой: "И вновь продолжа-а-ается бой... И Борман такой молодо-о-о-
й...". Он был в хорошем настроении и никому не мешал. Левую руку
партайгеноссе держал в заднем кармане, и за ним тянулся извилистый след
банановой кожуры и яблочных огрызков. День, как всегда, обещал быть очень
удачным.
Мимо проходил хмурый, невыспавшийся Штирлиц. Поравнявшись с Борманом,
