застучала в обоих висках.
- Чтобы не сойти с ума, мы конструировали синтаксис происходящего. Мы
рассказывали друг другу нашу историю.
- И старались рассказывать ее правдиво, - напомнила Форист.
- Ты считаешь, что Далзул нам лгал? - спросил Шан, массируя виски.
- Нет. Но что он рассказывал? Историю Ганама или историю Далзула?
Простые люди, похожие на детей, провозгласили его королем. Прекрасная
принцесса предложила ему стать ее мужем?
- Но она действительно предложила.
- Это ее работа. Ее обязанность. Она здесь верховная жрица. Ее титул
"анам". Далзул перевел как "принцесса", но мы считаем, что данное слово
означает "земля". Понимаешь? Земля, почва, мир. Она - земля Ганама, ко-
торая с честью приняла чужеземца. И это действие потребовало какой-то
ответной функции, которую Далзул интерпретировал как "королевский сан".
Но они не имеют королей. Ему предлагается какая-то священная роль - воз-
можно, супруга анам. Не мужа Кет, а духовного супруга! И только в те мо-
менты, когда она выступает в роли анам. Жаль, что мы не знаем всех дета-
лей. Боюсь, Далзул не понимает, какую ответственность берет на себя.
- Между прочим, мы тоже можем испытывать чартен-проблему, - сказала
Риель. - Ничуть не меньше Далзула. Но как нам убедиться в этом?
- Помогло бы сравнение записей, - ответила Форист. - Наших и твоих
Шан, ты нам нужен.
"Они все говорят одно и то же, - подумал он. - Далзулу нужна моя по-
мощь. И этим тоже. А как я им могу помочь? Я не понимаю, куда мы попали.
Мне ничего не известно об этом мире. Я только могу сказать, что камень
под моей ладонью кажется теплым и шершавым.
И еще я знаю, что эти две умные красивые женщины пытаются быть чест-
ными со мной.
И еще я знаю, что Далзул великий человек, а не глупец, эгоист и лжец.
Я знаю, что камень шершавый, солнце горячее, а тень прохладная. Я
знаю сладковатый вкус зерен типу, их треск на зубах.
Я знаю, что когда Далзулу исполнилось тридцать, ему поклонялись как
богу. Пусть даже он и отрицал это поклонение, но оно изменило его. И те-
перь, постарев, он помнил, что значит быть королем?"
- У вас есть какие-нибудь сведения о том духовном сане, который ему
предстоит принять? - хрипло спросил Шан.
- Ключевым словом является "тодок" - посох, жезл или скипетр. Титул
произносится как "тодогай" - тот, кто держит скипетр. Таким образом,
Далзул имеет право держать в руках какой-то жезл. Он перевел этот титул
как "король". Но мы не думаем, что данное слово означает человека, имею-
щего власть.
- Повседневные решения принимаются советниками, - сказала Риель. -
Жрецы же обучают людей, проводят церемонии и? держат город в духовном
равновесии.
- Иногда их ритуалы требуют кровавых жертв, - добавила Форист. - Мы
не знаем, что именно придется сделать Далзулу. Но ему лучше выяснить это
заранее.
Шан огорченно вздохнул.
- Я чувствую себя глупцом, - сказал он.
- Из-за того, что ты влюблен в Далзула? Черные глаза Форист смотрели
прямо ему в лицо.
- Я уважаю тебя за это, Шан. Но, думаю, он нуждается не в любви, а в
помощи.
Выходя из ворот, он чувствовал, как Форист и Риель провожают его
взглядами. Он медленно шагал по каменной дороге, ощущая их нежную забо-
ту, соучастие и общность.
Шан направился к рыночной площади.
"Мы должны собраться вместе и пересказать друг другу нашу историю", -
говорил он себе. Но слова казались поверхностными и пустыми. "Я должен
слушать, - повторял он мысленно. - Не беседовать, не говорить, а слу-
шать. Стать безмолвным"
И он слушал, шагая по улицам Ганама. Он пытался думать, чувствовать,
видеть своими глазами, быть самим собой в этом мире - в этом, а не в
том, что придумали он, Далзул, Риель и Форист. Он пытался принять эти
непокорные и неизменные горы, камни и глину, сухой прозрачный воздух,
дышащие тела и мыслящие умы.
Продавец в одной краткой музыкальной фразе расхваливал свой товар.
Пять нот, чарующий ритм, "ТАтаБАНаБА", и после паузы та же фраза. Снова
и снова, сладко и бесконечно. Мимо него прошла женщина. Шан рассмотрел
ее до мельчайших подробностей, буквально за одно мгновение низкорослую,
с мускулистыми руками, с озабоченным выражением широкого лица, с тысячью
мелких морщинок, отпечатанных солнцем на глиняной гладкости кожи. Она
прошла мимо, не замечая его, будучи сама собой, без конструирования ре-
альности, без перекрестных проверок, недосягаемая, чужая и абсолютно не-
понятная.
Значит, пока все правильно. Грубый камень, согревавший ладонь, такт
на пять ударов, и маленькая женщина, ушедшая по своим делам. Но это было
только началом
"Я сплю, - подумал он. - С тех пор как мы оказались здесь. И это не
кошмар, как на "Шоби", а хороший, сладкий и тихий сон. Но кому он при-
надлежит - мне или Далзулу? Все время оставаясь рядом с ним, глядя на
мир ею глазами, встречая Виаку и других, празднуя на пирах и слушая му-
зыку? Изучая их танцы, изучая игру на барабанах и ганамскую кулинарию?
Подрезая деревья в садах? Сидя на террасе и щелкая семена типу? Это сол-
нечный сон, наполненный музыкой, деревьями, дружелюбием и мирным уедине-
нием. Мой добрый сон, удивительный и противоречивый. Без королевской
власти, без прекрасной принцессы, без претендентов на трон. Я ленивый
человек, с ленивыми снами. Мне нужна Тай. Чтобы она разбудила меня,
раздразнила, заставила жить. Я нуждаюсь в этой сердитой женщине - в моем
милом и строгом друге.
Впрочем, ее могут заменить Риель и Форист. Они любят меня, несмотря
на мою леность. Они способны выбить лень из любого мужчины".
В его уме возник странный вопрос. "Знает ли Далзул, что мы тоже
здесь? Вполне понятно, что Риель и Форист не существуют для него как
женщины. Но существую ли я для него как мужчина?"
Он даже не стал искать ответ на этот вопрос. "Я должен встряхнуть его
как следует, - подумал он. - Ввести в гармонию какую-то толику диссонан-
са, синкопировать ритм. Я приглашу его к ужину и поговорю с ним начисто-
ту", - решил Шан.
Несмотря на свой внушительный вид зрелого мужчины, с ястребиным носом
и свирепым лицом, Акета оказался очень мягким и терпеливым учителем.
- Тодокью нкенес эбегебью, - с улыбкой повторил он пятый раз.
- Скипетр? чем-то? наполняется? Господством свыше? Он что-то воплоща-
ет? - спрашивала Форист.
- Связан с чем-то? символизирует? - шептала Риель.
- Кенес! - сказал Шан. - Электричество. Вот слово, которое мои спут-
ники использовали, описывая генератор тока. Сила!
- Значит, скипетр символизирует силу? - спросила Форист. - Вот так
откровение! Дерьмо!
- Дерьмо! - повторил Акета.
Ему понравились звуки этого слова.
- Дерьмо! Дерь-мо!
Используя искусство мима, Шан в танце изобразил вулкан и водопад. За-
тем начал имитировать движение колес, плеск струй и жужжание динамо-ма-
шины. Шан ревел, пыхтел и издавал различные звуки, не обращая внимания
на недоуменные взгляды женщин. В интервалах между новыми взмахами рук
он, как встревоженная наседка, выкрикивал одно и то же слово.
- Кенес? Это кенес?
Улыбка Акеты стала еще шире.
- Соха, кенес, - согласился он и жестами показал скачок искры от кон-
чика пальца к другому. - Тодокью нкенес эбегебью.
- Скипетр означает и символизирует электричество! - сказал Шан. - Те-
перь все ясно. Если человек принимает скипетр, он становится "жрецом
электричества". Мы знаем, что Акета - "жрец библиотеки", Агот - "кален-
дарный жрец". А тут у них появится еще один коллега.
- Это имеет смысл, - согласилась Форист.
- Но почему они избрали своим главным электриком Далзула? - спросила
Риель.
- Потому что он спустился с неба, как молния! - ответил Шан.
- А разве они выбирали его? - спросила Форист. Какое-то время все
молчали. Акета, внимательный и терпеливый, смотрел на них, ожидая про-
должения разговора.
- Как будет "выбор"? - спросила Форист у Риель. - Сотот?
Она повернулась к их учителю:
- Акета. Дазу? нтодок? сотот?
Тот печально вздохнул и, кивнув, ответил:
- Соха. Тодок нДазу ойо сотот.
- Да. Это скипетр избрал Далзула, - прошептала Риель.
- Ахео? - спросил Шан. - Почему?
Но из объяснений Акеты им удалось понять лишь несколько слов: земля,
обязанность, священный ритуал.
- Анам, - повторила за ним Риель. - Кет? Анам Кет? Черные, как уголь,
глаза Акеты встретились с ее взглядом. Полнота его молчания сковала тер-
ран нерушимыми узами безмолвия. И когда он наконец заговорил, их порази-
ла печаль его слов.
- Ай Дазу! Ай Дазу кесеммас!
Акета встал, и они, следуя ритуалу вежливости, тоже поднялись на но-
ги, поблагодарили его за учение и вышли из дома. Как послушные дети, по-
думал Шан. Прилежные ученики. Но какое знание они изучали?
Тем вечером он сидел на террасе и играл на маленьком гаманском бубне,
а Абуд, уловив знакомый ритм, напевал ему тихую песню.
- Абуд, мету? - спросил Шан. - Объяснишь мне слово?
- Соха, - ответил его собеседник, привыкший к этому вопросу за пос-
ледние несколько дней.
Этот печальный юноша терпел все странности чужеземца. А может быть,
просто не замечал их, как думал сам Шан.
- Кесеммас, - сказал он.
- О-о! - произнес Абуд, затем медленно повторил "кесеммас" и начал
говорить что-то совершенно непонятное.
Шан скорее наблюдал за ним, чем пытался уловить слова. Он смотрел на
жесты и лицо, прислушивался к тону. Земля, низ, тихо, копать? Гамане хо-
ронили своих мертвых. Значит, мертвый, смерть?
Шан мимикой изобразил умиравшего человека, но Абуд нарочито отвернул-
ся. Он никогда не понимал его шарад. Пожав плечами, Шан снова поднял бу-
бен и воспроизвел тот танцевальный ритм, который услышал на вчерашнем
празднике.
- Соха, соха, - похвалил его Абуд.
- Я еще никогда не беседовал с Кет, - сказал Шан командиру.
Ужин удался на славу. Он сам приготовил его при содействии Абуда, ко-
торый помог ему не пережарить фирменное блюдо. Полусырая фезуни, смочен-
ная свирепым перцовыми соусом, оказалась просто восхитительной. Как
всегда, в присутствии Далзула застенчивый Абуд сохранял почтительное
молчание. Отведав пищи, он церемонно раскланялся с ними и ушел в свою
комнату. Шан и Далзул остались на террасе, в объятиях пурпурных сумерек.
Сидя на маленьких ковриках, они щелкали семена типу, пили ореховое пиво
и любовались сияющими точками звезд, которые медленно проявлялись на не-
бе.
- Все мужчины для нее являются табу, - ответил Далзул. - Кроме коро-
ля, которого она избрала.
- Но она замужем, - произнес Шан. - Разве вы не знали?
- О нет! Принцесса должна оставаться девственной и ждать своего изб-
ранника. А потом она будет принадлежать только ему. Это иерогамия - свя-
щенный брак
- Гамане предпочитают многомужие, - как бы между прочим сказал Шан.
- Ее союз с моим соперником стал фундаментальным нарушением королевс-
кого церемониала. Фактически ни она, ни я не имеем реального выбора Вот
почему ее неверность вызывала столько проблем. Она пошла против правил
общества.
Далзул поднял чашу с пивом и сделал большой глоток.
- Что заставило их выбрать меня королем в первый раз? Мое эффектное
сошествие с небес. И наш вторичный прилет лишь испортил их отношение ко
мне. Я нарушил правила, улетев от принцессы. Но что хуже всего - я вер-
нулся не один. Когда необычная персона спускается с небес, это нор-
мальное явление. Но когда их четверо, когда они делятся на мужчин и жен-
щин, лопочут на детском языке, задают глупые вопросы, едят, пьют и исп-
ражняются, это уже беда. Мы не ведем себя как святые. И они отвечают нам
тем же - нарушением правил и норм. Примитивные представления о мире
очень жесткие. Они ломаются при любом напряжении. Мы внесли в это об-
щество совершенно недопустимый элемент распада. И во всем виноват только
я.
Шан огорченно вздохнул.
