Мокрую неспокойную тьму.
А через несколько минут кто-то забарабанил в дверь.
Высыпали из привратницкой, передергивая затворы винтовок и взводя
курки револьверов. Встали полукругом. Во всем происходящем была какая-то
чертовская неловкость. Глеб оказался на нижних ступенях лестницы, прямо
напротив входа. Если ворвутся и побегут сюда, надо успеть передернуть...
нет, лучше бросить винтовку и выхватить револьвер...
- Кто там?
- ........ - неразборчиво.
- Громче!
- ...цер! ...чения! Открывайте!
- Один?
- ...ое!
- Входить с поднятыми руками!
- ........!
- Что-что?
- ........ вам на голову! Открывайте же!
- Без фокусов. Иначе - стреляем сразу.
Дверь приоткрыли, и в щель скользнул, действительно с поднятыми
руками, невысокого роста мужчина в черном макинтоше, блестящем от дождя.
Слуга, открывавший дверь, тут же поднял к его лицу керосиновый фонарь.
Теперь его видели все, он же - никого. Следом протиснулся еще один, чуть
выше ростом, но страшно худой, в мокром обвисшем мундирчике ополчения. С
них текло ручьями.
- Чарльз, проводи джентльменов к столу и усади спиной к двери, -
распорядился отставной артиллерийский капитан Эббингтон, жилец из квартиры
этажом ниже квартиры Олив. Ему, как единственному военному, хоть и
инвалиду (капитан ковылял на негнущейся ноге), поручили командование
гарнизоном дома. - Джентльмены, можете сесть, но руки лучше всего положите
на стол. Оружие у вас есть?
- Есть. Не желаете ли отобрать? - спросил тот, который вошел первым.
Лицо его показалось Глебу знакомым, но потом он понял: человек в макинтоше
просто был очень похож на Полония с иллюстраций Виктории Хэрридж к "Десяти
мировым шедеврам".
- Не желаю, - спокойно сказал капитан Эббингтон. - Просто не советую
делать резких движений. Садитесь. Садитесь медленно, руки на стол... вот
так. Теперь можно и поговорить. С кем имею честь?
- Я ланд-майор Финчли. Это - мой адъютант волонтер Дэдмонд. С кем
говорю?
- Капитан Эббингтон. Слушаю вас, джентльмены.
- Капитан... Если вы капитан, то что вы делаете здесь, за стенами
дома? Дюжина вооруженных здоровых мужчин под командованием капитана -
отсиживаетесь под крышей? Бог даст, не тронут, да? Город полон вооруженной
пьяной матросней! Капита-ан...
- А где ваши люди, ланд-майор?
- Где мои люди? Хотел бы я знать, где мои люди! Это измена, говорю
вам, измена! Кто-то приходит, предъявляет документы, отдает приказ - и мои
люди, как бараны, прутся куда-то, и их теперь не найти до утра! Это же
ополчение, это не регулярные войска! Они же не понимают сами ни черта!
Осталось три десятка - таких тупых, что не сумели даже выполнить тот
предательский приказ... Короче, капитан: здесь я не распоряжаюсь, но -
волонтеров возьму столько, сколько захотят пойти. Если честно, то дом вам
не удержать: влезут в окна, и все. Матросня - отчаянная...
- Так, значит, они высадились...
- Около полуночи. Думаю, город в их руках - по крайней мере,
стратегические узлы. А флот подойдет лишь к вечеру... Не знаю, что будет.
Знаю только, что нужно воевать, а не сидеть по щелям и не ждать, когда у
матросни дойдут руки до вас...
Четверть часа спустя вслед за ланд-майором и его адъютантом из дома
вышли шестеро. Глеб, все в той же охотничьей куртке, которую уже перестал
считать чужой, с набитыми патронами карманами и позвякивающим заплечным
мешком. Он уже пожалел, что не освободил свой школьный ранец и не насыпал
патроны туда - было бы удобнее. На Олив тяжело покачивалось плотное
непромокаемое пальто до щиколоток, подпоясанное патронташем; легкий
весткотт висел на плече стволом вниз. Два сына капитана Эббингтона, один
чуть старше, один чуть младше Глеба, и с ними двое молодых слуг, все с
винтовками, держались позади плотной кучкой. Через квартал ланд-майор
отослал куда-то адъютанта, и тот побежал, придерживая подпрыгивающую полу
мундирчика.
Было мокро и холодно - но, к удивлению, не слишком темно. То ли
облака истончались к утру, то ли зарева не видимых прямо пожаров
отражались в дожде - но между крышами домов висела туманно-светлая полоса,
и когда глаза привыкли, видны стали и стены, и столбы, и то, что под
ногами. Дважды впереди мелькали неясные тени, и маленький отряд замирал,
сжимался и ждал, но ничего не происходило. Потом донесся приближающийся
цокот многих копыт, но всадников видно не было; волонтеры стояли, в ужасе
прижавшись к стене, а копыта грохотали рядом, рядом - будто мимо проходила
конная колонна призраков; и кто-то молился, а кто-то повторял громко и
бесконечно: это эхо, это эхо, эхо, эхо... Наконец кончилось и это.
Потащились дальше - совсем без сил. Глеб не узнавал города, будто никогда
здесь не был. Наконец, ланд-майор сказал: всё, пришли.
- Странно, - тихо сказала Олив.
- Что странно? - повернулся Глеб.
- Это же рынок. Старый рынок.
- И?..
- Тупик. Полный тупик.
- Но, может быть... - впрочем, что "может быть", Глеб не знал.
Пусть здесь и был тупик, но зато под длинными деревянными прилавками
могло укрыться немало людей с оружием. Судя по голосам, их здесь был не
один десяток. Да, около полусотни. Вряд ли больше...
- Господин майор, - глухо сказал кто-то впереди, - происшествий
особых не было. Дабби привел девятнадцать, а Маклоски убит, Дабби говорит,
шальная пуля, так-то. А Виндам с Хайтоном не вернулись, не знаю...
- Хорошо, Дональд, - голос ланд-майора. - Еще ждем... двадцать пять
минут. Дэдмонд приведет девятерых. Начинайте раздавать бренди.
- Есть, сэр.
Олив уже увлекла Глеба куда-то в сторону, и спустя секунду он, крепко
приложившись коленом и макушкой, втиснулся в узкое, но сухое пространство
без света, полное запахов пыли и веников. Олив оказалась там же - следом.
Поворочавшись немного, они сумели устроиться достаточно удобно: полулежа,
упираясь ногами в толстые столбы, на которых покоился прилавок, а плечами
- о связки тех самых веников, которыми так пахло.
- "А плох ли этот кров, любезный Глюк, в сравнении с ночлегом в
чистом поле?" - процитировала Олив. - Глеб, а не будете ли и вы любезны
без меры и не позволите ли усталой даме опереться о ваше могучее плечо?
Дайте-ка руку... вот так. Не тяжело?
Глеб хотел ответить тоже строчкой из Бессета, но Бессет весь вдруг
куда-то пропал, и он сумел лишь довольно глупо хмыкнуть.
- И надо бы покурить, как ты считаешь? Возьми у меня портсигар из
кармана... нет, вот из этого. Спасибо. И огниво... отлично. Эти сигарки от
Фокса, довольно крепкие...
Да уж... Свободной рукой Глеб смахнул выступившие слезы.
- Не нравится мне все это, - продолжала Олив. - Зря мы пошли. Не
пойму, что конкретно... но не нравится. Беспокоит. А, Глеб?
- Не знаю, - подумав, сказал Глеб. - Я толстокожий, наверное. Просто
нервничаю.
Внутри все жидкое, добавил он про себя, и дрожит, как поросячий
хвост... и хоть бы не показать этого, не осрамиться...
Впрочем, горячий ароматный дым, наполняющий легкие, постепенно унимал
дрожь и прогонял усталость. И они сидели так, полуобнявшись, полные
странного покоя, в тесном безвременье... а потом Олив повернула голову, и
голова Глеба повернулась навстречу ей, и губы их соприкоснулись сами, и
сердце Глеба понеслось куда-то, а руки напряглись, и поцелуй все длился,
длился, и не хватило дыхания... а потом Олив отстранилась, и ее холодные
пальцы легли на его губы, и она покачала невидимо головой: все... нет,
иначе: потом.
Построение, построение, выходи! - зазвучало снаружи, и зашаркали
шаги, и железо по железу, тихо так: бммм... и неясный смех, нервный,
застоявшийся смех, и неявная речь, и что-то еще - сквозь шум дождя. Да,
надо выходить...
- Волонтеры! - сорванным голосом выкрикнул ланд-майор. - Я горжусь
тем, что нахожусь сию минуту среди вас. Потому что я должен быть здесь по
обязанности, а вы пришли сюда по зову чести. То, что нам предстоит
сделать, никогда не войдет в учебник по военному делу, но, может быть,
зачтется нам на Страшном Суде. Только что вернулась разведка. Теперь нам
отчасти ясна обстановка в городе. Задачу ставлю следующую: сейчас мы по
возможности скрытно приближаемся к верхнему мосту, захватываем его - и
удерживаем до подхода регулярных частей. Идем тремя отрядами: первым
командую я, вторым - лейтенант Дабби, третьим - лейтенант Виндам. Дабби,
берите двадцать пять человеке левого фланга. Виндам, ваши следующие
двадцать. Командиры отрядов, даю пять минут на знакомство с бойцами и
разъяснение задачи...
В Дабби было без малого семь футов, но в плечах он был узок, как
подросток. Высокий голос срывался - как и у майора.
- Господа, - сказал он, отведя своих чуть в сторону и поставив
полукругом. - Я такой же лейтенант, как вы - солдаты, но ничего не
поделаешь, так распорядился жребий. Поэтому вы обязаны меня слушать и мне
подчиняться, а я имею право требовать от вас всего, кроме подлости. Потом,
когда все кончится, я готов дать ответ любому и в любой форме... А сейчас:
назовитесь все. Справа, пожалуйста... - и потом, когда все назвались: -
Задачу нам поставили такую: выйти к усадьбе Роулса, затем от нее начать
спуск к мосту, приблизиться на дистанцию прицельного выстрела, дождаться
сигнала - и открыть огонь по противнику. Участия в атаке от нас не
требуется, по крайней мере по предварительному плану. Как там все
получится на самом деле - Бог весть. Итак, кто знает дорогу?
Светлана проснулась от невыносимой тоски. Одна свеча горела на столе.
Кто-то медленно прошел за дверью. Окна серели. Опять застонал,
заворочался, скрипя пружинами старого кресла, Сайрус. В углу, в темноте,
вздохнули. Это была Констанс - Светлана узнала ее по вздоху. Не отдавая
себе отчета, она вскочила с кушетки и сделала несколько бессмысленных
шагов. Констанс смотрела на нее в упор, и Светлана смешалась, но ноги сами
поднесли ее к стулу... сестры, поняла она, сестры, - подогнулись, и
Светлана уткнулась лицом в чужие, острые, твердые колени и обхватила их
руками, и зарыдала - беззвучно, затыкая себе рот, чтобы не проснулся
Сайрус и не услышал, сотрясаясь всем телом, и вдруг руки Констанс, мертво
лежавшие на коленях, вздрогнули, и одна из них нерешительно приподнялась и
легла на голову Светланы, и робко погладила волосы...
Усадьба Роулса горела, мокрый тошнотный чад полз над землей и
набивался в глаза, носы и рты. Ворота стояли распахнутые, валялись на
дороге растоптанные и разбитые чемоданы, сундуки и кофты. Дабби повел
отряд вдоль забора, по тропе, протоптанной сторожами, и на этой тропе им
встретились два пьяных до невменяемости матроса, которых Дабби, не
задумываясь, пристрелил. Больше не было видно никого, и звуков близких не
было слышно. Лишь на углу, где забор круто поворачивал влево и дальше шел
над обрывом, Олив остановилась - Глеб наткнулся на нее - и показала рукой
в темноту.
Немыслимо, как она умудрилась увидеть это! Шагах в пятидесяти от
тропы стояла купа деревьев, окруженных высокими кустами, и вот мелькнувшее
на миг сквозь сплетение ветвей светлое пятно зацепилось за уголок ее
глаза, привлекло внимание, заставило обернуться и всмотреться в темноту...
- Назад! - шепотом прокричал Дабби, но Глеб и Олив уже бежали к
деревьям, и следом бежал еще кто-то, и кто-то шумно упал, запнувшись за
невидимый пенек или корень, и сам Глебе трудом удержал равновесие,
продираясь сквозь куманику... и все-таки он был первым у цели, и рядом -
Олив...
Нож! Нож! Нож! Нет ножа... Замешательство на миг, только на миг - а
