Человек, застрявший в каменной щели, из последних сил удерживал лицо
над водой. Глеб упал на колени, схватил его за плечи, и человек вдруг
вскрикнул и обмяк. Он был тяжелый и скользкий, и не раз вырывался из рук,
но Глеб все-таки выволок его на сухое место. И, обессилев, сел рядом.
Стоп! Надо же что-то делать... Он стал лихорадочно перебирать в
памяти свои знания и полузнания, применимые к подобному случаю.
Он наглотался воды... волны захлестывали его с головой, и он вполне
мог наглотаться воды... повернуть лицом вниз и вызвать рвоту. Ага. Ну и
тяжелый же ты... Теперь свести локти и начать их поднимать...
Фонтан!
Опустили локти... С воем пошел воздух. Ребра хрустят?
Все равно - еще раз. И еще. И еще.
Фонтаны слабели. Еще чуть-чуть...
Отдохнем.
Зашевелился. Приподнялся - и с воплем схватился за бок.
Но - смотрит. Что-то хочет сказать.
Только сейчас Глеб смог разглядеть, кого именно выволок из воды.
Мужчина явно старше и крупнее его самого - хотя Глеб далеко не малыш,
шесть футов сто восемьдесят фунтов, вице-чемпион по плаванию. Лицо мужчины
породистое, узкое, подбородок выдается вперед - и вся правая половина
этого лица превращена в сплошной кровоподтек. По разодранной рубашке
расплываются красные пятна. И изо рта - тоже струйка крови. Кроме рубашки
на нем черные с серебряным галуном брюки флотского офицера...
- Кто вы? - наклонился Глеб. Яростно билось сердце. - Что произошло?
Вместо ответа человек отвернулся, одной рукой оперся о землю, другой
обхватил себя поперек груди - и его стало рвать. Наверное, ему было очень
больно, потому что он кричал.
Именно в этот миг Глеб будто бы проснулся. Запах чужой рвоты пробил
дыру в его непрочной броне...
...ты знаешь, что мы с тобой сотворим, русская срань, но страх исчез,
и Глеб стал драться - драться так, как дрался бы в свой смертный час, - и
они не выдержали, они ведь хотели только позабавиться, эти четверо, но вот
потом - потом ушли все силы, и он сидел на грязном полу и блевал от запаха
мочи, пива и собственного пота...
...и возникло вдруг странное чувство: вплавленности себя в этот
кусочек мира на стыке трех стихий, и все вокруг было чудовищно реальным,
преувеличенно выпуклым и плотным, а сам он, напротив, кончался сразу под
кожей, и что находится в глубине его тела, не знал никто. В музее янтаря
он видел глыбы с ящерками и громадными стрекозами внутри - и там у них, в
их остановленном времени, было, видимо, то же самое: невозможно
сгустившийся и ароматный воздух, и мелькание пятен света и полутьмы
снаружи воздуха. И только что смерть посетила это место, побыла и
удалилась без звука - значит, опять какая-то грань, какая-то точка
перемены...
Он весь внутри шарахнулся от этой мысли, но тут же забыл обо всем,
потому что человек - офицер - всем корпусом развернулся к нему и, с трудом
выталкивая из себя звуки, сказал:
- Ххо... тхы? Студенх?
Через секунду Глеб понял его.
- Я школьник. Я из школы Джессапп, знаете?
Показалось, что офицер кивнул утвердительно. А может быть, просто
сглотнул.
- Майхик, бехи... кх кхоменданту порта... кхмм! Пехедай: мяхешш на
"Дефенхехе"... кхмм!.. Кхоманхихх убит, офихэххы под ареххом. Вохх,
дерхы... - он вынул из кармана и вложил Глебу в руку мокрый кожаный
бумажник. - Там мой хэтон...
- Что там?
- Хэтон... аа, ххехт...
- Я вас не оставлю, - сказал Глеб. - Вам нужен врач.
- Вхемени нех, - почти спокойно сказал офицер. - Бехи.
- Вам не подняться одному. Там очень круто и не за что держаться.
- Не спохь, - сказал офицер. - Дотехпью. Увихехх хонсхебъя - скхажешь
ему. Вхе, бехи. Помнихь, ххто скахать?
- Мятеж на "Дефендере". Командир убит. Кто вы?
- Хоххэтах Стэбхоххт.
- Лорд Стэблфорд?
Офицер кивнул.
- Я понял вас, милорд. Я все передам. Но, может быть, все-таки?..
- Нех.
Несколько раз оглянувшись, Глеб добрался до лестницы - и понял, что
зря пытался настоять на своем. Даже в одиночку - было трудно. Три десятка
футов скользких от песка и неустойчивых руин. Как он умудрился спуститься
здесь?..
Он перелез через решеточку, запиравшую лестницу, и под
неодобрительным взглядом какой-то няни с коляской бросился бежать по
бульвару. Комендатура порта - в той стороне... Проклятье: ни одного
полицейского, лишь няни с колясками, да пожилые джентльмены, да мальчишки
с газетами... Наконец в боковой аллее мелькнул белый пробковый шлем.
- Констебль!..
Долгие минуты на объяснения. Зато потом - трель свистков, и конные, и
фаэтон: "Гониии!.." - и кучер испуганно озирается на усатого констебля со
свирепыми фарфоровыми глазами, и клены по сторонам. "Берегиииись!" - на
повороте Глеба бросает на констебля, а тот ничего не замечает, лишь
смотрит перед собой, и до Глеба опять с запозданием - в который раз
сегодня с опозданием! - доходит: мятеж на "Дефендере"! Командир убит! На
улицах неистовая толкотня, все мечутся, выкрики продавцов газет: "Дерзкое
ограбление почтового поезда!" И из-за этого стоит кричать?.. Рыжие и
полосатые тенты над витринами, цветные огни и тени за стеклами. Как же
это: мятеж на "Дефендере"? Зачем? И - что будет? Что-то будет, что-то
будет, что-то будет - отлетает от стен звук подков. "Беррррегись!" Тихая
аллея, вязы и дубы, и в конце ее - особняк красного кирпича...
Увы, с дерзким налетом на "Торговый двор" и его ближайшие окрестности
пришлось повременить, ибо заявились - по-родственному, без предуведомления
- Констанс с мужем Лоуэллом. Узнав, что Сайруса нет, они вознамерились его
ждать. Не замечай нас, дорогая, мы найдем, чем заняться в этом доме,
правда ведь, Ло. Конечно-конечно, очень не хотелось бы тебя стеснять...
Все равно неизбежно требовалось отсидеть сорок пять минут, мило щебеча.
Сегодня Констанс более чем когда-либо напоминала растревоженное осиное
гнездо. Чувство опасности, исходящее от этой немолодой, но все еще
привлекательной и красивой дамы, было острым, ни на чем реальном не
основанным - и потому тревожащим вдвойне. Светлане приходилось неотрывно
следить за голосом и руками. И надеяться на то, что Констанс с высоты
своего возраста (а тридцать семь прожитых лет, господа, это не шутка,
нет!) не сумеет оценить Светланину сообразительность и пренебрежение
общепринятыми нормами - не в поведении, упаси Господи, - в оценках, всего
лишь в оценках. Ну и что? - часто говорила про себя Светлана, восклицая
хором с остальными: "Ах, какой пассаж!" И - наоборот...
Светка, ну что ты ломаешься? - убеждал ее отец. - Лучшего все равно
не найдешь. Упустишь счастье - не поймаешь...
Это точно, - сказала она тогда. - В конце концов, что я теряю?
Она действительно не потеряла ничего.
Бедный папка, любимый ты мой, ты просто устал, ты вымотался весь,
тебя допекли безденежье и безнадежность - а тут подвернулся случай хотя бы
дочь упрятать под теплую крышу. Да, и дом, и тепло, и надежные стены... но
зачем называть это счастьем? Это лишь отсутствие неудобств, долина меж
двух перевалов. Правда, люди и живут-то в основном в долинах...
Как ты там, папка? Здоров ли? Три месяца, как вошел в порт "Ривольт",
привезя целую пачку писем. Когда ждать следующих? Или уже, наконец - сам?
Вернулся же Брезар - а он отплыл позже. Правда, и путь его был короче...
- ...просто невозможно видеть, дорогая, как очаровательны бывают эти
щенки, беспородные тварюшки, и как Юкка понимает, что согрешила, прячет
глаза - а из побега вернулась с такой мордой, с такими глазами, что
хотелось ей сказать: "Съешь лимон!" - так вот, щенки просто
очаровательные, о-ча-ро-вательные! И теперь проблема...
Одни у нас проблемы, мрачно подумала Светлана, ладно, вы щенков
утопите, чтобы не мучились от своей беспородности, а меня куда денете?
Самой, что ли, утопиться? Как бы славненько было...
Она вдруг - что-то подбросило ее - вскочила и оказалась у окна, рядом
с Констанс - щека к щеке. У подъезда разворачивалась чужая карета, лошади
ржали, а двое полицейских, придерживая под локти, вели осторожно -
Сайруса! Чужой черный плащ был на нем, и чужая рука в перчатке показалась
из окна кареты, махнула и исчезла.
Тонкий, немощный, почти предсмертный взмах.
И одновременно, как бы дан был сигнал этим взмахом - долетел
растертый дистанцией гром, его отголоски, и снова гром, однократный,
упругий. Задребезжали стекла.
- Странно, - сказала Констанс. - Они никогда не дружили.
Светлана разжала руку. На портьере там, где она держала, остались
резкие морщины. Оттолкнувшись от подоконника, она понеслась к двери, по
лестнице вниз, вниз... Сайрус шел ей навстречу, шел почти сам, живой,
грязный, злой.
- Сай... рус!..
- Только не трогай меня! - испуганно. - У меня... - скривился на один
бок, прижал ладонь к груди.
- Ребра у него поломаны, мэм, - прогудел один из полицейских. -
Доктор приедет сейчас, а пока - не найдется ли у вас капельки бренди?
Бренди - лучшее, что придумано для того, чтобы снять боль и успокоиться...
Вся прислуга уже высыпала в холл, даже поварята, и стояла неподвижно
в почтительном отдалении. И Сайрус стоял, окруженный ими, большой и
темный, и Светлана вдруг почувствовала страшный запах моря, запах
обнажившегося морского дна, исходящий от него, и обернулась в отчаянии.
- Бенни! Ты слышал, что сказал сержант?! Бренди, мигом! И бокал! -
она почти визжала.
- Если мне будет позволено... - возникла ниоткуда Мэй.
- Да, Мэй? Что?
- Я могу помочь хозяину. Пока приедет доктор...
- Говори. И делай. Делай же...
- Пусть все лишние уйдут. Люси, широких бинтов - побольше.
Она поставила перед Сайрусом стул, простой деревянный стул с прямой
низкой спинкой. Взяла его за руки, показала, как опереться и как стоять.
Тут подоспел Бенни с бутылкой и бокалом, и Светлана из своих рук выпоила
ему полпинты неразбавленного. Бутылку она, не глядя, сунула констеблю. Тем
временем Мэй сняла с Сайруса рубашку, и Светлана чуть не закричала: на
ребрах багровели страшные кровоподтеки, местами запеклась черная корка.
Мэй бестрепетно бегала пальцами по всему этому, и Сайрус вздрагивал, как
нервная лошадь.
- Дышите, милорд. Ровно и не слишком глубоко...
Дышать, наверное, было трудно, но бренди уже начало оказывать свое
благотворное действие: Сайрус чуть расслабился, переступил с ноги на ногу;
на левой, незадетой щеке появился румянец.
- Могло быть хуже, милорд, - сказала наконец Мэй. - Теперь выдохните
и старайтесь дышать животом.
Она быстро и ловко перебинтовала его от подмышек до талии, помогла
надеть мягкий пуловер, на плечи набросила теплый халат.
- Теперь, милорд, можно и в кресло. Лежать вам пока нельзя...
- Спасибо, Мэй, - негромко сказал Сайрус.
- Я тебя провожу, - сказала незаметная до сих пор Констанс. - А ты,
дорогая, распорядись здесь, - бросила она Светлане.
- Да, конечно...
Надо еще что-то делать, да? Она стояла, вдруг разом перестав что-либо
понимать...
- Миледи, - констебль с рукой под козырек, седоватые усы. - Имеем
честь откланяться...
- Постойте, не уходите... - она прижала пальцы к вискам. - Я,
извините, так напугалась, что... Почему это все? Что произошло?
- Ваш муж тонул, миледи. Его вытащил из воды какой-то школьник. Лорд
отправил мальчика с важным поручением, но он, думаю, зайдет и сюда,
поскольку у него бумаги лорда.
- Тонул? - Светлана покачала головой. - Этого не может быть. Мой муж
