пути, не сделав ни единого движения и не сказав ни слова. И он, школяр, с
шестью фунтами в кармане и твердым намерением выплыть при любой буре...
что, не ожидал такого? Он прислушался к себе. Пожалуй, не ожидал... Будто
огромная шестерня зацепила за рукав и потащила, потащила... Ничего. Все
будет хорошо.
Глеб вздрогнул и открыл глаза. Тишина вокруг уже не была столь
оглушающей. Пришедшие, наверное, из-под ног, по железу и твердому дубу,
донеслись звуки шагов. Кто-то шел сюда, к нему, с дальнего южного конца...
Давний детский страх на миг парализовал волю, а потом... потом пришел
черед дикой веселой злобы! Да, это чудовище шло к нему, но теперь оно
напорется не на тринадцатилетнего мальчишку, которого можно перепугать
насмерть огромными следами и исполинской кучей помета; нет, теперь у него
есть винтовка! И Глеб взял свою драгунку, взвесил на руке - винтовка была
тяжелой, и это придавало уверенности, - оттянул затвор, увидел тусклый
блеск гильзы... Потом на корточках, опираясь на левую руку, он прокрался
вдоль завала - и, наконец, нашел достаточную щель, чтобы видеть.
Человек был еще далеко. Он шел размашисто и быстро, втянув голову в
плечи. Оружия в его руках видно не было. На чудовище он не походил.
На миг Глеб испытал безумное облегчение. Он готов был броситься
навстречу этому человеку... но не бросился, конечно - может быть, потому,
что внезапно и страшно устал. Он сидел на корточках и ждал, когда тот
приблизится... а потом - будто тонкая струйка потекла за воротник. Да,
этот человек не был чудовищем, но на нем была форма военного моряка, берет
с помпоном, за плечами угадывался тяжелый мешок...
Множество мыслей пролетело, но задержались лишь обрывки: глупо
думать, что ты один такой, со способностями... а само чудовище?.. хотя не
обязательно, что раз матрос - то сразу и враг... но ведь не стрелять же?..
И Глеб ждал, ждал, ждал до последнего, до того момента, когда стали видны
капли пота на лице матроса - и тогда, неожиданно для себя, вскочил,
направил ствол драгунки в грудь чужаку и завопил:
- Стоять! Руки вверх!
Такой реакции Глеб не ожидал: матрос подпрыгнул на месте и застыл, не
подняв руки, а выставив их перед собой. В этой нелепой позе он пробыл
секунды две, а потом хрипло засмеялся и руки опустил.
- У, суки, - сказал он. - Подловили... А если б я пальнул в ответ, а?
Нельзя же так.
И он сделал шаг вперед.
Наверное, надо было скомандовать снова, а то и стрелять, но Глеб
обомлел. Он сообразил вдруг, что от напряжения выпалил "Стоять!" и "Руки
вверх!" по-русски. И по-русски же ответил матрос...
- Постой, а ты кто? - спросил тот, приближаясь и всматриваясь. -
Что-то я тебя не...
- А ты сам-то кто? - спросил в ответ Глеб. - Я тебя тоже не знаю.
- Ну, парень!.. - матрос широко развел руками, улыбаясь фальшивой
улыбкой - и вдруг, сложившись втрое, метнулся вперед и вбок, и Глеб
выстрелил навскидку, как по бекасу. Пуля, наверное, угодила в мешок:
матроса развернуло и бросило на настил, но он тут же вскочил, выскользнул
из ремней мешка, в руке его сам собой возник пистолет... но Глеб успел
долей секунды раньше, матроса швырнуло к перилам - и, перегнувшись, он
полетел в воду. Глеб подбежал к краю моста, посмотрел вниз. На черном
зеркале маслянистой воды конвульсивно сжимались и разжимались пятна мелкой
ряби с белой, как взбитые сливки, опушкой. Минуту спустя много ниже по
течению из-под воды показалось лицо, задержалось на вдох - и погрузилось.
Да что же это делается, а? Господи, что же это делается?.. Глеб
присел, со страхом поднял выпавший из руки матроса пистолет, незнакомый,
довольно легкий, на костяной щечке рукоятки - пентаграмма... Некогда
разбираться. Он сунул пистолет за отворот куртки, во внутренний карман.
Поднял брошенный мешок - тяжелый, стоуна четыре, брякнувший железно
(патроны?) - и вернулся к баррикаде. Выбрал себе место, расположился:
винтовка, пригоршня патронов, оба револьвера - наготове. Еще раз огляделся
зачем-то, положил руки на оружие, ногой зацепил трофейный мешок - и,
набрав полную грудь воздуха, задержал дыхание и напрягся...
- Послушайте, а где?.. - Светлана огляделась. - Где Олив и... Где?
- Не знаю, - равнодушно пожала плечами Констанс.
- Леди и юный джентльмен оделись и ушли, - сказала Сью. - Они взяли
оружие и фляжку бренди.
- Ушли с оружием? - Светлана почувствовала, что бледнеет.
- Миледи, я могу расспросить капитана Эббингтона, он должен знать все
наверняка.
- Я сама, - сказала Светлана.
- Позвольте, я с вами, - обернулся полковник. - Доктор, если
потребуется что-то особенное...
- Не думаю, - пожал плечами доктор. - Нужен лишь покой. А где его
взять?
- Где его взять... Миледи? - полковник протянул руку за фонарем.
- Идемте.
На лестнице полковник спросил вполголоса:
- Юный джентльмен - это тот школьник, который спас капитана?
- Да. Вы его знаете?
- С сегодняшнего утра. Очень приятный юноша. Я знал его отца.
Светлана не ответила. Свет фонаря, качнувшись, выхватил из тьмы на
миг - там, у подножия лестницы, правее двери, у стены - прикрытые белыми
простынями два тела...
Она сумела не закричать. Хор голосов обрушился на нее, и, раздвигая
эти звуки, Светлана сбежала по лестнице, опустилась на колени перед телами
и приподняла простыню над лицом одного. И - не узнала, кто это.
Круглое лицо с неровным плоским носом, обрамленное клочковатой
бородкой... Она никогда в жизни не видела этого человека. А второй -
мальчишка с вывернутыми черными губами и черными прыщами на восковой
коже...
- Мои солдаты, - сказал вверху полковник. - Негоже было оставлять их
под дождем.
Светлана перекрестила убитых и встала.
И этот бой не запомнился ему - не запомнился настолько, что, стоя
потом среди своих, Глеб усомнился: а было ли что? Но нет - позже пришла
дрожь и дурнота; а его хлопали по плечам, им преувеличенно восхищались, и
Дабби, морщась от боли (ему перебило запястье), говорил и говорил что-то,
а потом догадался, крикнул - и принесли большую деревянную флягу с медным
горлышком, Глеб приложился: это был неразбавленный джин. Потом как-то
сразу оказалось, что он таскает вместе с другими к середине моста те самые
каменные блоки: их ставили на попа и прислоняли к повозкам, и получалась
прекрасная защита от пуль. Я попал в троих, думал Глеб, может быть, и
больше, чем в троих, но в этих - наверняка. Они легли и остались лежать, и
теперь их скинули вниз, а значит, они мертвы. Но они были с теми, кто
подживит дома, они убили множество людей, которые вовсе не хотели этого...
но этих троих убил я, да, двое в меня стреляли, но тот, первый, всего лишь
увидел меня и даже не понял ничего... Решетки поставили на место,
закрепили толстой, в палец толщиной, проволокой - мятежники сами притащили
ее откуда-то. Теперь мост был плотно укупорен с концов, а в середине его
образовался редут с гарнизоном в двадцать два человека: один из волонтеров
был убит в схватке, а посланный за оставленными не вернулся.
- Господин лейтенант, - когда разобрались по местам, собрали
трофейное оружие и патроны, сделали несколько пристрелочных выстрелов и
начали ждать противника - без страха, в лихорадочном возбуждении,
рожденном легкой победой и ожиданием новой неизбежно победоносной
схватки... это бывает у всех, даже у бывалых солдат, чего же ждать от
волонтеров? - и в этом теплом дыму начинаешь внезапно и необъяснимо
нравиться самому себе, а в глазах возникает блеск, от которого женщины
приходят в восторг и готовы на все, и много лет спустя пожилой джентльмен
достает из ящика свой ухоженный "сэберт", или "иглсон", или "икскьюз" -
для того только, чтобы в последний раз вдохнуть тот дым и понять наконец,
что расположено по обратную его сторону... - Может быть, мне сбегать
посмотреть, что там? Я смогу незаметно, вы же знаете? - Глеб еле сдерживал
себя.
- Не надо, - сказал Дабби. - Сейчас начнется. Слышишь?
Через минуту услышали все.
Противник приближался не с севера, откуда его ждали и куда убежали
уцелевшие в схватке, а с юга - оттуда в пыльном мире шел матрос,
говоривший по-русски. Колонна - человек по семь в шеренгах - приблизилась
и остановилась. Там были не одни матросы, были и гражданские - даже,
пожалуй, большинство гражданских. Все были вооружены. Перед решеткой
сгрудились, заорали, застучали прикладами.
- Эразмус, поговори с ними, - велел Дабби. - Только не особо
высовывайся. Отряд, слушай меня! Бить залпом, прицельно, по моему
выстрелу. Товьсь! Целься! Эразмус, давай.
Громадный рыбак Эразмус выпрямился.
- Эй, ребята! - не надсаживаясь, но необыкновенно громко проревел он.
- Вы чего там шумите?!
- ...ворота!.. - донеслось от решетки. - Кто велел?..
- Кому надо, тот и велел! Вы кто такие?
- ...повстанческий имени Свободы...
- Ну, так лезьте через верх.
И несколько человек стали карабкаться по решетке вверх, перекидывая
винтовки...
- Залп!!!
- Нет, миледи, - сказал полковник, глядя ей прямо в глаза. - Этого я
сделать не могу. В конце концов, это опасно.
- Но в доме опаснее стократ!
- Уже нет. Мятежники убрались отсюда. Думаю, к полудню основные
события закончатся. Поймите, есть чисто мужские дела... Нет.
- Тогда я пойду одна!
- Девочка! - полковник внезапно взял ее за плечи и чуть встряхнул. -
Одумайся! Как это будет выглядеть? Кого ты пойдешь искать?
- Олив... моя лучшая подруга! А с Глебом... мы поклялись, что мы
будем, мы - четверо... - она замолчала.
- Я - тебе - обещаю, - раздельно сказал полковник, - что за обеденным
столом вы соберетесь все. А если решите пригласить кого-то еще...
- Да Боже мой! - всхлипнула Светлана. - В любой день, в любой час...
- Тогда - ждите, - он улыбнулся.
Залповый огонь был страшен. Острая длинная пуля винтовки Янсена
калибром четыре десятых дюйма на средней дистанции пробивает два, а то и
три тела, оказавшихся на ее пути. Поэтому первый же залп, произведенный
волонтерами Дабби, нанес мятежникам урон, от которого они не оправились.
Тем более, что, привыкнув к безоружности и неумелости противника, опьянев
от крови, причиненных смертей и безграничной власти над вчера еще гордыми
людьми - они не могли и не хотели подставлять под пули себя, рискуя
потерять не только бесценные жизни, но и содержимое своих мешков и
карманов. Давно известно, что мародеры трусливы... и немало сражений
проиграно было из-за того, что наступавшим не вовремя подворачивался обоз
врага...
Нападавшие откатились и залегли. Видно было, как матросы пинают
лежащих.
- Не стрелять, - сказал Дабби. - Элмер, помоги-ка мне...
С помощью Элмера перезаряжая винтовку, Дабби выстрелил четырежды.
Больше никто не пытался поднять мятежников.
Полчаса тянулась вялая перестрелка. Лишь одного из волонтеров
зацепило: сбило шляпу и пробороздило темя. Рана обильно кровоточила, но и
только. Потом наблюдатель, оставшийся у тыловой баррикады, крикнул, что и
с того конца подходит колонна. Дабби оставил четверых, в том числе и
Глеба, а с остальными перешел туда. Судя по звукам, там повторялось нечто
подобное. Разве что противник попытался ответить залпом на залп, но это
было несерьезно. Теперь с двух концов моста летели пули, утыкаясь в гранит
или высекая щепу из дерева. Потом "южные" попытались ползком подобраться к
самой решетке - их лениво отогнали. Появились просветы в тучах. Глеб
