кабриолет был уже почти под аркой. Он выстрелил дважды, и после второго
выстрела из-под арки долетел звук удара - как палкой по доске. А потом
закричала Олив...
И Глеб, бросившийся было к лошадям, вернулся.
А Светлана поняла наконец, почему все происходящее она видит размыто
и как бы необязательно. Просто взгляд прикован к другому. В столбе на
уровне ее груди торчал длинный узкий нож.
Потом, когда в событиях возникали паузы: например, в вагоне поезда по
пути в Корсак, или в каюте "Музгара", или в дешевом номере гостиницы
"Тихая пристань", где он целыми днями лежал, не желая хоть как-то заявлять
о себе окружающему миру, - Глеб пытался восстановить в памяти полную
картину происходившего в этот вечер, первый вечер ненормальной,
неправильной жизни, - и так и не сумел никогда этого сделать. Наслаивались
чужие рассказы, события менялись местами в цепочке последовательностей,
что-то главное упорно ускользало. Так, он совершенно не помнил, что вынес
из огня один, на руках, лорда Сайруса - но знал, что да, он это сделал,
раз это видели другие и сам лорд, хоть и сквозь опиумное полузабытье, тоже
видел его и разговаривал с ним. Самому Глебу казалось, что вид
распростертого у подножия лестницы Лоуэлла: запрокинутая голова,
фонтанирующая кровью рана от уха до уха, руки все еще судорожно скребут по
ковру - поразил его настолько, что он застыл перед ним и простоял так
долго, что упустил убийцу, - но Олив сказала, что он лишь мельком взглянул
на труп и метнулся к двери, и через секунду раздались два его выстрела, и
Светлана подтвердила, что все произошло почти мгновенно... С другой
стороны, никто не мог припомнить, как начался пожар - казалось, никакого
начала не было, огонь уже бушевал, когда... но ведь и этого быть не могло,
не так ли?
Дом спас дворецкий Виктор. Единственный из слуг, он не растерялся при
выстрелах, при криках, при виде дыма и пламени: взобрался на чердак и
открутил кран специально для таких целей установленной бочки; через
трубочки под потолком полилась вода. Потом Виктор вылез на крышу и по
водосточной трубе спустился на землю. Когда подъехали пожарные, огня уже
не было, но валил из разбитых окон удушливый вонючий дым.
Больше всех пострадали Констанс и секретарь Лоуэлла, Тревор. Они
пытались спасти какие-то документы из кабинета мистера Бернсайда,
несколько раз бросались туда, в огонь... Ничего у них не получилось.
Констанс с опаленным лицом и руками, Тревора, наглотавшегося дыма, -
отвезли в госпиталь. Остальные отделались легко.
Потом был какой-то неприятный разговор с полицейским следователем.
Настолько неприятный, что присутствовавшая здесь же леди Светлана не
выдержала: "Как вам не стыдно! Что вы себе позволяете? Оставьте эти
грязные намеки!" Следователь посмотрел на нее, пожал плечами и удалился.
"Совсем обнаглели..." - жалким голосом сказала Светлана и вдруг заплакала.
Было всего лишь девять часов.
- Так, - сказала Олив. - Командование переходит ко мне...
Вдали заворочался гром.
3
После третьего роббера Сайрус отложил карты, встал молча, увернул газ
в висящей над столом лампе и подошел к окну. Только теперь Светлана
поняла, что к дроби дождевых капель добавился мелкий частый треск.
- Палят из магазинок, - помолчав, сказал Сайрус. - Где-то у Якорной
заставы.
- Наверняка у мятежников были сообщники на берегу, - сказала Олив.
- Да. Или они высадились на берег сами.
- А войск в городе практически нет, - напряженно сказал Глеб.
- Войска - это еще не все, - непонятно сказал Сайрус. - Хотя,
конечно, Господь всегда на стороне больших батальонов, но... Подождем. И
не волнуйтесь так, друг мой, - повернулся он к Глебу. - То, что вы здесь,
а не там, не наносит урона вашей чести. Согласитесь, что нельзя
единственному мужчине покидать трех женщин и раненого.
- Думаю, мне лучше спуститься вниз, - сказал Глеб. - Иначе, если
начнут ломиться в дверь, я могу не успеть.
- Глеб прав, - сказала Олив. - Извини, Сайрус, я тоже покину тебя. А
ты ложись спать. Вернее - садись спать.
- Я спал весь день, - возразил Сайрус. - Или ты думаешь, что я
способен на большее?
- Как скажете, милорд. Тогда - оберегайте сон вашей очаровательной
супруги. Похоже, ей нужно лишь доползти до кровати.
- К сожалению, нет, - сказала Светлана. - Я внутри вся подпрыгиваю.
Олив, у тебя здесь можно добыть стакан теплого молока?
- Сейчас узнаю...
Олив подергала свисающий с потолка витой желтый шнур. Где-то в недрах
квартиры тренькнул колокольчик.
Через минуту раздались шаги. Редкие и тяжелые.
- Да, мэм?
- Сью, у нас не осталось молока?
- Молока, мэм? Вы сказали: молока?
- Да, Сью. Стакан теплого молока для леди.
- Я поняла, мэм. Сейчас вспомню. Нет, мэм, молока нет. Но если нужно
средство от бессонницы, я могу сделать миндальный крем.
- Светти, ты будешь миндальный крем?
- А что это такое?
- Миндальное молоко с ликером. Очень вкусно и прекрасно успокаивает.
- Хорошо. Я буду пить миндальный крем...
Почему-то голос ее зазвенел, и Светлана замолчала. Эй, что это с
тобой? Да нет, ничего страшного. Просто переволновалась. Просто устала.
Жуткий день. Жуткий бесконечный день и жуткая ночь впереди...
С новой силой и ближе, гораздо ближе донеслась трескотня винтовочных
выстрелов.
- Констанс сойдет с ума, - Светлана решительно встала. - Пойду
попроведаю ее.
Час назад Констанс вернулась из госпиталя - вся в бинтах, пахнущая
рыбьим жиром.
- Не стоит, - сказал Сайрус. - Я знаю ее, поверь... не стоит.
- Зря мы притащили ее сюда, - сказала Олив. - Надо было ей остаться
при доме, а мне - при ней... Сью, сделай кувшинчик крема - и принеси
бутылку бренди. Впрочем, забыла, бренди есть и тут... - она сама встала и
открыла бар. Там, в полумраке и тайне, замерцало разноцветно и хрустально.
- Да, Сью, - только крем.
И Сью удалилась, медленно и чинно, походкой тяжелой языческой жрицы
каменного бога. Олив наполнила бокалы.
- Нас четверо, - сказала она. - Двое - русские безусловно, да и во
мне четверть русской крови. Поэтому давайте вспомним обычаи Палладии. А
там с теми, кто остался чудом в живых, пьют братскую чашу. Сайрус, не надо
морщиться. В чужих обычаях ничуть не меньшая мудрость. Но я хочу сказать
немного о другом. Сай, один человек сегодня вынес тебя из воды и из огня.
Поверь, такого не бывает просто так. Это знак, это намек свыше. Светти, и
ты дважды избежала смерти: от огня и от холодного железа. И Глеб остался
жить благодаря стечению обстоятельств - по крайней мере однажды...
- Был и второй случай, - неожиданно севшим голосом сказал Глеб. - Но
я... не хочу об этом...
Светлану вдруг пробрала дрожь.
- Значит, и ты дважды. И я сама: в тот момент, когда ахнул селитряной
склад, я как раз выходила из оранжереи Тимоти Диксона, и стеклянная крыша
рухнула в полушаге от меня. А через два часа, когда я беседовала с Китом
Вильямсом, шальная пуля пробила мою шляпку: кто-то из ополченцев не с того
конца взялся за винтовку...
- Насыщенный у нас день, - помолчав, сказал Сайрус.
- Да, Сай. Всевышний дал нам понять, что обратил на нас внимание,
пометил нас... окольцевал, если хочешь. И мы будем последними свиньями,
если не заметили этого...
- К чему ты ведешь, Олив?
- Не знаю... Но мне кажется, что это нас к чему-то обязывает... и в
то же время от чего-то освобождает. Согласитесь, что после такого мы можем
быть абсолютно уверены, что все наши побуждения контролируются там, - она
кивнула на потолок. - И по-настоящему дурная мысль просто не придет в наши
головы. Но даже не это главное. Но даже не это главное. Между нами сегодня
возникло какое-то новое родство, которому нет еще названия. Так давайте
выпьем за него - за то, чтобы считать его выше прочих уз, звать друг друга
только по именам и помогать друг другу так, как не помог бы, может быть,
брату или жене. Поклянемся в этом. Клянусь.
- Клянусь, - решительно сказала Светлана.
- Клянусь, - почти прошептал Сайрус.
- Клянусь, - выдохнул Глеб. - И ничто, никогда...
- Сдвинем бокалы, отопьем по глотку - и поменяемся, - велела Олив. -
Сайрус?..
- Понимаешь, меня это немного смущает...
- Здесь все свои. Ближе, чем семья. И у нас свои обычаи.
- Пусть будет так. А заодно, Олив, поскольку именно ты открыла наше
племя, не стать ли тебе вождем и законодателем? Хотя бы на первое время?
- Если это всех устраивает...
- Вполне.
- Устраивает.
- Да.
- Быть по сему, - сказала Олив по-русски, и поэтому ее не сразу
поняли. - А теперь осушим наши бокалы, нальем снова и вспомним нашего
бедного дядюшку Лоуэлла. За что ему такая смерть? Не знаю, Сайрус, как ты,
а я ему многим обязана.
- Я обязан ему спокойствием сестры, - сказал Сайрус. - Ей будет
сложно теперь. Не понимаю, кому он мог помешать?
- Он мог помешать твоему убийце, - тихо сказала Светлана и сама
сжалась от этих слов.
- Пожалуй... - раздумчиво протянул Сайрус. - Это вполне возможно...
- Извините, - Глеб встал. - Мне все кажется, что я сплю... ну, такой
уж день. Я же хотел идти вниз... Могу я взять из ящика винтовку... ми...
э-э-э... прошу прощения... - он сглотнул. - Я как-то...
- Скажи: "Сайрус", - велела Олив. - Отвернись, ни на кого не смотри,
просто скажи слово "Сайрус". Ну же, давай.
- Сай... кх... рус. Сайрус.
- Отменно, дружище, - рассмеялся шепотом Сайрус. - Сразу видна
порода. Правда, Олив?
- Не шути с этим, капитан. Мы ведь даже не поинтересовались - а вдруг
наш Глеб князь или граф?
- Я - дворянин, - сказал Глеб, - и этого достаточно.
- Да, - согласился Сайрус. - Насколько я знаю, в Палладии отношение к
титулам не столь легкомысленно, как у нас.
- Да где же эта Сью? - вдруг вскочила со стула Олив.
И тут вошла Сью с кувшином.
- Мэм! Миледи, ваш крем...
- Так я возьму винтовку, Сайрус?
- Конечно. Разве я не сказал?..
- Сай, а может быть, мне зайти к Констанс?
- Нет, Олив, не стоит и тебе. Чуть позже зайду я сам.
- Ты же не держишься на ногах.
- Так. А патроны, насколько я помню...
- Светти, Светти, ты меня слышишь?
Слышу, подумала Светлана и повторила, как личное карманное эхо:
- Слышу. Я, кажется, устала наконец. Пойду прилягу. Если что
случится... Ах, Олив!
- Да, милая?
- Нет, ничего. Все хорошо. Я буду спать как я не знаю кто. Прощайте
до утра, мои хорошие: мужья, жены, братья, сестры, соплеменники... Вы
знаете, кто я? И я не знаю. Как вождь сказал... сказала: имени нам нет. Но
сами-то мы есть! И это странно. Я вас люблю. Прощайте до утра.
Кто-то - кажется, Сью - помог ей раздеться, а потом подушка ловко
метнулась под голову...
Чай пили смоляной и курили крепчайший табак, от одной затяжки которым
Глеба бросило в пот. Четверо джентльменов из квартир дома и пятеро слуг,
все с оружием, сидели в просторной затемненной привратницкой и старательно
не позволяли друг другу засыпать. Время от времени с крыши спускался
шестой слуга и приносил известия от наблюдателя, тринадцатилетнего сына
мистера Вебстера. Стрельба шла по преимуществу в двух районах: вокруг
верфей, где постреливали постоянно, но лениво, и в нижнем городе, где
короткие яростные стычки возникали то у мэрии, то у комендатуры порта... В
ближайших кварталах было пока абсолютно тихо.
С половины третьего газовые фонари начали меркнуть и скоро погасли.
Дом и город погрузились во тьму.
