Хемингуэя - и на титульном листе в уголке видит аккуратный черный
штемпель: "Библиотека Б.И.Марина, НПб".
И все останавливается вокруг.
- Что? - оборачивается Сол. Светлана не звала его, но он все равно
оборачивается. Она молча показывает на штемпель.
Шесть книг из пропавшей библиотеки нашлись среди всех.
За прилавком Сол начал игру.
- О, это же было знаменитое собрание, и все его знали! Когда оно
пропало, это же была настоящая паника, вы не слышали? И все сильно
обрадовались, когда все нашлось. Но ой как же плохо поступили, что стали
такую коллекцию продавать по частям! Это же все равно что взять большой
алмаз и распилить его на три дюжины мелких бриллиантиков, я это вам как
специалист говорю, и даже не спорьте. Ни о чем не думали те люди, чтоб им
так жить, как они поступили! Я уже перекупил больше сотни этих книжек, и
вы подумайте, это же смешно: еврей Шульман понимает цену русской культуре
и английской культуре, а потомки русских и англичан понимают цену только
рыбе, и то не всегда! И вот у вас только полдюжины книжек, нет? А у того,
кто их вам поставлял, у него что, их много? Тогда давайте сделаем так: мой
помощник, это очень приличный молодой человек, завтра к вам сюда придет и
все возьмет и заплатит, и он будет ходить каждый раз, когда вы скажете, а
на обратном пути я заеду сам, и мы с вами будем иметь это дело...
В местном отделении внутренней службы имя полковника Вильямса знали
очень хорошо. Сола внимательно выслушали, и молодой лейтенант был назначен
его "помощником". Выйти на владельца книг было теперь делом недолгого
времени. Шифрованная телеграмма Вильямсу была отправлена немедленно...
- Вы говорите: вторжение... - медленно сказал Лев Денисович (пока
так: только имя, ни фамилии, ни чина, ни звания, но Байбулатов шепнул
Глебу, как бы не замечая его предельной холодности: "Наш самый
главный..."). - Итак, они решились... Почему именно сейчас?
- А вы следите за обстановкой в Старом мире? - Алик наклонил голову.
- По мере возможностей, Альберт Юрьевич... - Лев Денисович вынул
богатый портсигар, открыл: - Угощайтесь. Да, мы следим и делаем выводы, но
ваше мнение для нас исключительно ценно.
- Там дело идет к большой войне. Настолько опустошительной, что
встанет вопрос о существовании всего человечества. - Алик взял папиросу и
теперь крутил ее в пальцах, будто бы не зная, что с нею делать. -
Советское правительство намерено использовать Транквилиум как убежище для
себя и определенной части населения. Для избранных... Чтобы пережили войну
и потом... впрочем, что будет потом, их не слишком волнует... - он,
наконец, нервно закурил. - Извините.
- За что?.. Итак, Альберт Юрьевич, эта часть проблемы понятна.
Кстати, об этом же говорят многие иммигранты: называют опасность
опустошительной всеобщей войны как главную побудительную причину
эмиграции. Скажите, пожалуйста - и не обижайтесь на мой вопрос: вас
побудило предать своих соратников - что? Вы хотите сами воспользоваться
этим бункером? Избежать гибели в той войне? Или - что?
Глеб еще не видел, чтобы люди бледнели так: белые, как стена, щеки и
нос - и багровые пятна на скулах. Алик сидел, все смотрели на него...
- Я отвечу, - сказал, наконец, он. - Я отвечу... Я не убегаю от
войны. Но... поймите, сама возможность для одной из сторон избежать
ответного удара может подвигнуть ее на то, чтобы войну начать... Я не
сомневаюсь: если Андропов получит доступ в Транквилиум, он тут же, не
медля...
- Понятно. И вы считаете, что, если не допустить превращения
Транквилиума в бомбоубежище, то удастся избежать развязывания войны?
- Да. Существующее равновесие страха нарушено не будет...
- А если вы ошибаетесь и война все равно начнется? Ведь тогда гибель
всех тех, кто мог бы выжить, но не выжил - будет на вашей совести...
- Если это так вас заботит, то почему бы вам не объявить прием всех
желающих перебраться сюда? И разве вы не понимаете, что само вторжение
будет гибельным для Транквилиума? Я имею в виду не только культурный
аспект и не только биологический - хотя это все вами недооценивается...
- Вы так считаете?
- Да, я так считаю. Я в этом уверен. Карантинные мероприятия, которые
вы проводите - смешны...
- А чем вы занимались, Альберт Юрьевич?
- Я был в группе наблюдателей-аналитиков. Мы собирали и обрабатывали
политическую и экономическую информацию.
- Многое ли вам известно об организации, в которой вы работали?
- Н-ну... кое-что известно. Вероятно, вы знаете, что уровень
секретности там высочайший?
- Знаем.
- Что вас интересует?
- В первую очередь мы, конечно, хотели бы знать нелегалов, работающих
против Палладии. Но это, как я понимаю...
- Этих я не знаю. Другой отдел... - Алик развел руками.
- Бог с ними. Мне интересно еще вот что: сколько человек в вашей
организации имеют право принимать решения?
- Все стратегические решения принимает лично Андропов. Тактические и
оперативные решения - компетенция начальника отдела Скобликова Василия
Васильевича.
- Уже не Скобликова... Такое имя: Чемдалов - вам известно?
- Знаю я его. Неужели он теперь?..
- Да. Как по-вашему: это хорошо или плохо?
- Скорее плохо. Он... как бы сказать... очень быстрый. В шахматы
отлично играет блиц-партии. Когда есть время подумать - пасует. Говорит,
что не может выбрать из возникающих вариантов. И еще: он целеустремлен и в
то же время зашорен. Забывает о флангах, я бы так сказал. Но - игрок очень
сильный. Сильнее Василия Васильевича.
- Спасибо... Итак, дальше: сколько человек в курсе всех происходящих
событий и планов руководства?
- Всех? Не более пяти-шести. И я подозреваю, что эти пять-шесть -
включая Андропова - и есть на сегодняшний день реальное руководство
страны. По крайней мере, в глобальных вопросах.
- А Политбюро?
- Пребывает в приятном заблуждении.
- Сколько человек вообще знают о существовании Транквилиума?
- Мне трудно сказать... Понимаете, есть разные уровни посвящения в
тему. Скажем, я четыре года работал по подробнейшей карте над анализом
торговых путей Транквилиума, будучи полностью уверенным, что это всего
лишь модель страны... большая настольная игра.
- То есть вас можно будет использовать как специалиста по торговле? -
чуть улыбнулся Лев Денисович.
- Да, причем по перспективам торговли. Мы прорабатывали вопрос с
точки зрения развития экономики и технологии... Думаю, таких - много.
Работающих втемную. Господи, железную дорогу отгрохали - кто знает, для
чего? Официальная легенда - на случай китайского вторжения... Я думаю, что
тех, кто побывал в Транквилиуме, не наберется и двух сотен. Плюс еще
двадцать человек, занимавшихся перевозкой наркотиков по промежуточной
зоне. Это в Отделе. Но существуют же еще и те, кто проводит эмигрантов,
кто их вербует...
- Эти люди интересуют нас меньше... Итак, Альберт Юрьевич,
перешагивая через многие-многие пункты: что, по вашему мнению, следует нам
предпринять, чтобы избежать уготованной судьбы?
- Убить Андропова, - сразу ответил Алик.
Стало очень тихо. Слышно было, как заржала вдали лошадь, простучали
копыта - и смолкли.
- Это решит проблему радикально? - сухо спросил Лев Денисович.
- Это будет очень сильный ход, - сказал Алик. Он увидел вдруг в своих
пальцах потухшую истерзанную папиросу, смущенно бросил ее в пепельницу. -
Я понимаю, что это... отвратительно. Но в руках Андропова все нити.
Власть, сила, тайна. Видите ли, уровень секретности проекта таков, что
даже нынешний председатель Комитета не знает по-настоящему, чем занимается
Тринадцатый отдел. Якобы вызыванием духов, оживлением мертвых, чтением
мыслей, параллельными пространствами... Если хотите скрыть правду, прячьте
ее среди лжи. И если, повторяю, Андропова не станет - не окажется
человека, который сумеет овладеть ситуацией. То есть рано или поздно... но
скорее поздно кто-то такой появится...
- Понятно. Как вы предполагаете совершить убийство?
- Мы с Глебом... Борисовичем отправляемся в точку, сопряженную с
Москвой, по промежуточному пространству проникаем в кабинет или квартиру
Андропова, на короткое время выходим в тот мир, я произвожу ликвидацию...
потом тем же путем возвращаемся.
- С Глебом Борисовичем вы этот проект обсуждали?
- Нет. Глеб, что ты скажешь?
Глеб с трудом оторвал взгляд от пепельницы.
- Да, конечно, - сказал он. - Я готов.
Олив проснулась от приглушенных голосов. Иллюминатор каюты был открыт
- для свежести - и под ним проходила галерея, с которой спускали
пассажирский трап к шлюпкам. Вроде бы еще рано брать лоцмана, архипелаг
Эпифани будет лишь послезавтра... По трапу кто-то поднимался, и не один. И
не два. Она выскользнула из-под покрывала и подошла к иллюминатору.
Несчастный мистер Черри спал на слишком коротком для него диванчике. Лучше
бы нас назначили папой и дочкой, мельком подумала Олив, а то неловко,
право...
Шлюпка плескалась внизу, невидимая, а по трапу медленно поднимались
одетые в темное люди. Поднявшиеся толпились на галерее, тихо-тихо
переговариваясь, и Олив никак не могла понять: а о чем это они? - пока не
сдвинулось вдруг что-то в сознании и она не поняла, что говорят по-русски.
"Два чемодана", - услышала она, и: "Никаких денег не хватит..." Потом
кто-то строго сказал: "Тихо. Идите все за мной". И все послушно замолчали
и пошли.
Шлюпка отчалила, несколько раз плюхнули весла, потом - колыхнулись,
разворачиваясь, паруса. Сильно кренясь, шлюпка понеслась к еле различимой
на границе темного моря и нежного, видимого будто на просвет неба - черной
зазубренной полоске Острова...
Барк поднял паруса почти бесшумно - и лишь по изменившемуся плеску
волн да по тому, что перестал влетать в иллюминатор ветер, Олив поняла,
что судно их уже не лежит в дрейфе, а несется вдаль по Трубе, или Канаве,
или Чертову желобу - короче, по проливу Эпифани, разделяющему материк и
Нью-Айрленд, Остров - вот так, с большой буквы, его и называют, самый
большой и самый населенный остров, омываемый двумя морями... Сейчас,
летом, когда Кольцо ветров вращается по часовой стрелке, пройти Канаву с
востока на запад можно легко: по ветру и против течения. Зимой все будет
наоборот: и ветра, и течения пронесут отважившийся на такое плавание
корабль с запада на восток, из Адриана в Кассивелаун, с безумной
быстротой: до трехсот миль за сутки. Но чтобы попасть обратно в Адриан,
уйдет больше месяца: вокруг всего Острова, а то еще и через пролив
Шершова...
Беглецы, поняла Олив. Иммигранты. Те, кого официально не существует.
Они просидят весь путь где-нибудь в трюмном отсеке, запертые, немногие из
членов экипажа увидят их и никто - из пассажиров. А темной ночью барк
ляжет в дрейф у берегов запретного острова Хармони... Будто клейменных
тайным тавром, будто прокаженных везут их. И находятся же люди, готовые на
такое обращение с ними и на такую же дальнейшую долгую жизнь...
Этого Олив, как ни пыталась, понять не могла.
19
Как и не было Петербурга... Вновь плыли горы за окном, леса сменялись
клиньями полей, и лишь деревни были другие: утонувшие в садах, в грузных
яблонях и сливах. Трижды в день останавливался поезд на столовальных
станциях, пассажиры высыпали на перрон и рассаживались у накрытых здесь
же, под навесами и без навесов, столов; и сюда же, к столам, допускали
крестьянских девушек: торговать яблоками, грушами, абрикосами, сливой...
