мясной сок. Здешние правила приличия это допускали.
Утром Брянко был во Владивостоке.
- Насколько все серьезно? - спросил Чемдалов, принимаясь за пиво.
- Очень серьезно. Боюсь, невосстановимо.
- Сдвиг?
- И сдвиг, и Белый Огонь.
- Погибло много?
- С этой стороны - двое. А что с теми, которые были там... - Брянко
пожал плечами. - Без воды, без жратвы - не знаю, сколько продержатся. Если
вообще при взрыве уцелели...
- Значит - не пробиться?
- Вряд ли. Может, маленькую дырочку найдем...
- Слушай, Андрей... - Чемдалов взял себя за подбородок. - А почему
решили, что это сделал Паламарчук? Или я что-то упустил?..
- Так его же часовой видел. На тех воротах. Передал: поезд
возвращается, Паламарчук один. И через минуту...
- Понятно. А часовой, значит...
- Саша! Там только в вагонах две тонны пластика было. И на складах
еще тонн десять. Дай Бог, если они просто сгорели...
- Все равно надо прорубаться туда.
- Мы ж и так прорубаемся. Да, я же тебя поздравить забыл. Извини.
Поздравляю.
- Спасибо, старичок. Только с этим вряд ли стоит поздравлять.
- Почему нет? Какой-никакой, а начальник.
- Да ладно тебе... Все, хватит о грустном. Во Владик ты не
возвращаешься, там обойдутся и без тебя. Через... - он посмотрел на часы,
- через три часа уходит транспортный "Ил" в Манагуа. Там тебя встретит
Павлик Лишаченко из посольства, он должен уже сделать тебе документы.
Будто бы ты бразильский бизнесмен. Кровь из носу, а послезавтра тебе надо
быть в Сиэтле. Оттуда ныряешь в Пикси, из Пикси, как следует запасшись, -
в наш туннель. Дрезины там есть. В общем, постарайся успеть. Может, кто из
ребят еще дышит... А главное: попробуй разобраться, что же именно там
произошло. Нелепая какая-то история...
- Черт, такого кругаля давать. Сейчас бы в аэропорт Порт-Элизабета,
на самолет - и двадцать пять минут лету...
- Размечтался. Ладно, может, года через три так и будет.
- Через три, держи карман... Ну, я тогда пошел. Время дорого.
- Ни пуха.
- К черту тебя, начальник.
Может, и правда - к черту? - подумал Чемдалов.
Брянко уходил от него неторопливой походкой человека, уверенного во
всем. Этот доберется, подумал Чемдалов. Он допил пиво. А дороги все равно
больше не будет, у ФБР и УБН теперь гора с плеч. Ничего, ребята, пообещал
им Чемдалов, скоро мы новый проход освоим, потом весь Мерриленд наш станет
- вот тогда и у вас начнется веселая жизнь... Он расплатился фальшивой,
изготовленной на "Гознаке" купюрой, отказался от сдачи и отправился к
месту следующей встречи.
Странно: Светлане почему-то казалось, что после этого кошмара ее
немедленно выпустят. Вот просто так возьмут и выпустят. Ясно же, что
человек невиновен... Но ничего такого не случилось. Правда, ее перевели в
другую камеру: попросторнее и с окном. И - очень изменилась еда. Тебя
теперь кормят, как начальника тюрьмы, сказала подавальщица с завистью. И
все равно - есть было трудно. И еще труднее было удерживать съеденное в
себе. Врач прописал пилюли, но непохоже было, что они помогают. Вы не
волнуйтесь, утешал он ее, это пройдет, это у всех проходит. Седой такой
маленький доктор... Пожилая надзирательница, вроде бы старшая над всеми,
принесла бутылку зеленой настойки. По глоточку перед едой, велела она.
Настойка оказалась потрясающе горькой - но, как ни странно, действительно
помогла. А может, как говорил доктор, все само прошло. Или подействовали
наконец его пилюли. Или просто сказалась хорошая пища... Теперь Светлана
имела возможность заказать то, что ей хотелось - и приносили. Точно так же
- приносили любые книги, новые дамские журналы, намекнули на то, что можно
рукодельничать. Но ни на какое рукоделие у нее не было моральных сил.
Ее так ни разу и не вызвали на допрос.
Однажды принесли корзину цветов - не букет, букеты ей меняли каждый
день, их передавали сыновья Сэйры, крепкие такие пареньки лет по
тринадцать-четырнадцать, им устроили минутное свидание, и один из них
сказал угрюмо, что за спасение матери они для Светланы что хочешь сделают,
побить кого надо - побьют, и вообще, - и Светлана, подумав, попросила
сообщить, где она находится, полковнику Бэдфорду в Порт-Элизабет. К
корзине цветов приложена была огромная коробка шоколада. Шоколад назывался
"Олив". Это не могло быть простым совпадением. И хоть ее и мутило от
одного запаха шоколада, она на радостях съела маленький кусочек.
На ужин она заказала устриц и белое вино, и принесли устриц и белое
вино. Она тихонечко пела и подыгрывала себе, бегая пальцами по краю стола.
Но освободили ее только через три дня - и это были нелегкие дни.
Слишком уж медленно тянулась время.
Олив встречала ее и сержант Баттерфильд, которого она узнала не
сразу, потому что он сбрил усы, а с ними кто-то третий, маленький,
толстенький, носатый и очень подвижный. Казалось, он не ходит, а прыгает,
как мячик. Это Сол, сказала Олив, тиская ее в объятиях и утирая слезы, это
он и нашел тебя. Он наш хранитель, хотя далеко не ангел. Здесь же, ковыряя
ботинками пол, стояли сыновья Сэйры, Билл и Джек, но кто из них кто?.. Как
мама? - спросила Светлана. С мамой было все слава Богу, вставать еще
нельзя, но скоро будет можно, и болит уже не так сильно, как болело, и
вообще... Спасибо вам, парни, сказала Светлана и расцеловала обоих.
- Что с Глебом, ты знаешь? - вцепилась она в Олив, едва только дверь
тюремного покоя закрылась за ними и вся компания оказалась на узкой,
пыльной, выбеленной солнцем улице. Легкое нежно-цыплячьего цвета ландо
ждало их. На козлах сидел крупный блондин с невозмутимым лицом, и серый
мышастый конь выстукивал копытом редкую дробь. Блондин был как блондин, а
вот конь мог бы составить гордость любой конюшни, если бы не грубый
сине-розовый шрам на правом плече. Сол взмахнул рукой, блондин на козлах
тронул поводья - и ландо подкатило так плавно, будто плыло.
- С Глебом, думаю, все в порядке, - сказала Олив. - Он был в плену у
бредунов, но бежал. Теперь они его не найдут.
- А ты откуда это знаешь?
Глаза Олив сверкнули.
- Тот, кто держал его там - сказал. Мы разгромили их гнездо.
- Олив!..
- Я тебе говорю. Мы их раздавили, понимаешь? Приехал Вильямс, и мы...
- И полковник - здесь?!
- Уже нет. Он уже в Ньюхоупе. Увез пленного. Там большой сбор
форбидеров. Ему нужно быть там. Будет брать власть. Так он сказал. Ладно,
все это потом. Ты сама - как?
- Уже неплохо... да, совсем неплохо. Я расскажу. И... в общем, все
расскажу... - она помолчала. - Что будем делать, Олив?
- Вильямс просил догнать его, в Ньюхоупе.
- Я не спрашиваю: куда поедем? Я спрашиваю: что будем делать?
- И я об этом. Мы нужны ему, Светти. А то, чем он занимается, - это
сейчас, наверное, самое важное. А сверх того... Сол, расскажи ей все.
Сол пожал кругленькими плечами. Светлана вдруг поняла, что такой
кругленький он исключительно от мышц. Ни малейшей мягкости не было в его
теле - сплошное железо.
- Меня нанял ваш муж, леди. Я - частный детектив и охранник. И он
нанял меня для того, чтобы я вас нашел и охранял. Не стесняя при этом
вашей свободы. И в рамках этих условий - я в полном вашем распоряжении.
Светлана вдруг почувствовала себя как во сне: когда вдруг
оказывается, что ты стоишь голая на оживленной улице.
- О нет же! Нет, нет! - она прижала ладони к щекам. Щеки запылали. -
Только не это...
Олив успокаивающе коснулась ее плеча, и Светлана, повернувшись,
неловко обхватила ее шею руками, уткнулась в грудь - и зарыдала: грубо,
некрасиво... Олив гладила ее, что-то шептала. Наверное, так продолжалось
долго, а может быть, дорога была короткой - но Светлана еще плакала, когда
ландо остановилось. Запахом сгоревшего угля наполнен был воздух...
Через полчаса они четверо сидели в салоне первого класса. До
отправления остались считанные секунды, когда в окно салона стукнул
костяшками пальцев блондин-кучер. Сол выглянул из вагона. Вернулся, когда
залязгали буфера. И сел, сложив руки на животе.
- Плохие новости? - спросила Олив.
- Почему же сразу - плохие?
- Ну...
- Не надо так говорить. Чуть что, сразу - "плохие новости"...
Из нагрудного кармана его визитки торчал голубой уголок телеграфного
бланка. Сол перехватил взгляд Светланы и Олив и засунул телеграмму
поглубже.
В ней, полученной Хантером на вокзальном телеграфе "до
востребования", было следующее: "Работа по леди С. прекращается
неплатежеспособностью клиента. Купер".
Алик шел впереди и показывал дорогу. Вряд ли он знал ее, но все равно
показывал. А Глеб был почему-то поражен схожестью пейзажей в обоих мирах:
там, в старом, было огромное, слегка покатое поле невысокой, но густой не
заколосившейся пока еще пшеницы. Маленькие рощицы берез, иные по десятку,
не более, деревьев - сохранялись посреди него. Там, куда поле нисходило,
тянулась зеленая змея зарослей вдоль ручья. Они шли по укатанной дороге, и
поле лежало справа, а слева был лес, густой, березовый, временами с
вкраплениями осин и сосен. А после перехода: поле стало слева, уже
пожатое, и бесконечные ряды скирд тянулись желтыми пунктирами на черном.
Лес тоже был рядом, хотя и другой: дубы, клены, туи. Только дороги не
было, а лишь пересекающиеся и разбегающиеся колеи. Час пришлось идти, пока
не попалась просека, а по ней - широкая конная тропа. В ту сторону - к
морю, - показал рукой Алик.
Глеб кивнул. Сам цвет неба говорил об этом.
Они пошли по тропе и через десять минут увидели верховых.
- Стой здесь, - сказал Алик и пошел верховым навстречу.
Тех было пятеро - в синей казачьей форме.
Алик поднял руки и замахал ими.
- Эй, кто такой тут ходишь? - последовал окрик.
- Кто за старшого, казаки? - отозвался Алик. - Слово есть.
- Ну, я за старшого, - от верховых отделился один и приблизился.
Остальные уже держали в руках короткие карабины. - Слухаю. Подхорунжий
Громов.
- "Невон", господин подхорунжий. Помните, секретная инструкция?
- Помню, помню, - подхорунжий с интересом разглядывал Алика и
подходящего к ним Глеба. - Такое разве ж забудешь? Только как вас сюда-то
занесло?
- Всяко бывает, - сказал Алик.
- Это, выходит, вам баню сейчас, и палатку отдельную, и все такое...
- Вам, положим, тоже баню, - усмехнулся Алик.
- Я и говорю. Эх, попаримся!.. Галанин, давай сюда, вместе париться
будем. Остальные - впереди на сто шагов! Вам, господа невоны, седел не
уступим, а за стремя держитесь. Верст семь до заставы будет...
17
Полковник выглядел хорошо. Слишком хорошо, пришло почему-то в голову
Светлане, и она удивилась этому своему впечатлению. И стала
присматриваться. Да, полковник выглядел так, будто недавно перенес
"лихорадку предгорий", и его энергия удвоилась. Глаза блестели, он шутил и
быстро двигался, но лицо почему-то не было таким выразительным, как
раньше: терялись оттенки эмоций.
- Мои блестящие леди! - воскликнул он. - Безумно жаль, что я не могу
побыть в вашем обществе хотя бы часок. То, что творится... это неописуемо.
Пожар в курятнике. Так что слушайте меня внимательно. Это касается нашего
юного князя. Тот человек, который помог ему бежать и который ушел с ним,
долгое время занимался поисками библиотеки Бориса Ивановича Марина. Той,
которая пропала во время высылки Бориса Ивановича. Девять тысяч томов и
собрание рукописей. И очень может оказаться, что весь этот трюк с