- Чего молчишь? - ткнул его в бок Козак.
- Погоди, Карел,- сказал Петер.- Ребята не разобрались - бывает. Да-
вайте с начала. Не было киношников - все шло хорошо. Приехали киношники
- все стало плохо. Значит, убить киношников - и все опять будет хорошо.
Так, что ли?
- Ну,- сказал один из тех. Другой молча кивнул.
- Поздно убивать,- сказал Петер.- Надо было сразу. В первый же день.
Теперь уже поздно. Карты сданы, и игра сделана...
- Вот и Христиан про то же говорил,- сказал Козак.
- Да,- сказал Петер.- Это все равно что пытаться остановить камнепад,
вытащив из него самый первый камень - с которого началось... да и нача-
лось-то еще до нас... Я не знаю - все так перемешалось,- где есть наша
вина, где ее нет... но главное - это подлость и трусость и вашего гене-
рала, и нашего советника... и ваша, господа саперы, черт вас подери с
вашими доносами и тотализаторами...
Саперы зашевелились, но никто ничего не сказал.
- Ладно, дело прошлое... хотя... ладно,- решительно оборвал себя Пе-
тер.- Вот я вас спрашиваю: вы все - хотите, чтобы о вас - о таких - па-
мять осталась? Или не хотите? Или - чтобы пригладить, причесать, подма-
зать? Как вам желательно?
Мялись саперы. Мялись, чесали затылки, подбородки, ладони, было им
неловко говорить, что выбрали бы они, конечно, вариант подслащенный, чу-
точку сокращенный - потому что же... живые ж люди... жить-то хочется,
правда?
- А, Карел? Ты-то что молчишь?
- Да я не молчу... В общем, так: делай, как нужно. Понял? Мне, может,
и не все хочется... только надо - чтобы все. Правильно, мужики?
Мужики ворчали что-то неопределенное, что, мол, грехи и прочее, и
жись прожить - не поле перейти, да ты не обращай внимания, жаль, конеч-
но, когда о нас плохое думать будут - так не надо было по-свински,- ну и
так далее...
- А вашего черного я все равно убью,- сказал тот, похожий на хорька.
- Толку не будет,- сказал Петер.- А себя погубишь.
- Я не для толку. Я так... для себя.
- Ваши тогда, до газов, убили?..- Петер сглотнул, так почему-то реза-
нуло это воспоминание о предчувствии, что вот этот, сидящий перед ним,-
и есть убийца Летучего Хрена, Эка и Шанура.- Убили полковника, оператора
и шофера?
- Наши,- кивнул тот.- Оператора не убивали, неправда. Он сбежал по-
том.
- Сбежал? - выдохнул Петер.
- Так я же тебе говорил, что видел его потом,- сказал Козак.
- Ничего ты не говорил.
- Только что говорил - видел его и разговаривал.
- Я не понял - что после того... Где он сейчас?
- Не знаю. Ходит где-то. Говорил, что будет ходить и смотреть - и ду-
мать.
- Подожди.- Петер опять повернулся к террористу.- Если это ваши - то
где киноленты?
- Раздали по рукам. На сохранение. Но это еще до газов было, теперь
где и что - мало кто знает.
- Ваш же Менандр их на тушенку выменивал,- сказал Козак.Ходил и выме-
нивал. Штук пятьдесят, наверное, унес, а то и больше.
- Менандр? - удивился Петер.- Ничего не понимаю.
- Он тебе не говорил?
- Ничего. Ну допрыгается он у меня. Ты тоже отдал?
- У меня не было,- сказал Козак.
- Проклятье...- Петер сжал пальцы так, что они хрустнули.Ребята - ес-
ли кто найдет, если у кого есть, если кто знает, где спрятано - отдавай-
те мне. Тушенки у меня нет, но что-нибудь придумаем.
- Да что мы, совсем уж шкурники, что ли,- сказали саперы.Принесем,
если найдем, чего уж там...
Менандра не было, Петер перевернул весь блиндаж вверх дном, но ничего
не обнаружил. Камерон и Брунгильда, матерясь, помогали ему, причем Каме-
рон вспомнил, что дня три назад видел Менандра перебиравшим коробки с
лентой, но и не подумал поинтересоваться - проклятье! - а Брунгильда
высказывалась весьма произвольно по поводу всего на свете, пока Петер не
сообщил ей свежую информацию о Шануре - она ахнула, села и молча сидела
очень долго, будто ждала, что вот сейчас он войдет - никто, конечно, не
вошел, а Петер вдруг ощутил страшную тяжесть во всем теле и еле дотащил-
ся до койки, оставив Камерона убирать все, что они пораскидали, в обжи-
том блиндаже оказалось поразительно много вещей, однако уснуть не смог,
задремал и застонал, так заныло лицо и спина. Брунгильда разбинтовала
его и, чуть не плача, стала промывать заплывший глаз и прикладывать снег
к скуле, а со спиной вообще ничего нельзя было сделать, пуля сорвала уз-
кую и длинную полоску кожи, даже перебинтовать это было трудно, наконец
Камерон придумал приклеить бинт вдоль раны клеем для киноленты, и, нео-
жиданно успокоившись, Петер крепко уснул. Во сне он видел Шанура, Шанур
что-то говорил ему, но Петер не понимал ни слова, будто Шанур говорил на
каком-то ином языке, а потом Шанур повернулся и пошел прочь, Петер попы-
тался удержать его, но рука проходила сквозь Шанура свободно, как сквозь
призрак...
Утром его разбудила короткая, но злая канонада - звук, когда-то фоно-
вый, стал редким, а потому резким и тревожным. Через несколько минут в
блиндаж влетел Армант, схватил камеру и выскочил наружу, потом медленно
и разочарованно вернулся и в ответ на вопрос Петера: что случилось? -
рассказал, что только что над мостом появился странный круглый, как та-
релка, самолет, завис неподвижно - зенитчики, наверное, растерялись, по-
тому что огонь открыли не сразу - и стал спускаться, и уже метрах в ста
от земли его накрыли. Самолет оказался чрезвычайно живучим, видно было,
что снаряды попадают прямо в него и взрываются внутри, а он все пытался
уйти из-под огня, поднялся довольно высоко, но попал в сектор обстрела
восьмидюймового дивизиона, и эти его доконали - упал в каньон. Очень жи-
вучий. Круглый такой. Никогда таких не видел...
Три дня Петер не вставал - не мог. Организм взбунтовался, ноги не
держали, от малейшего усилия пробивал пот, и, втайне от себя довольный
этим, он пролежал, читая какую-то ненормальную книжку без начала и кон-
ца, не зная ни автора, ни названия - речь шла о владетеле какого-то за-
терянного в горах города-государства, который расчетливо и жестоко выт-
равлял в своих подданных все человеческое, превращая их постепенно в по-
добия марионеток, послушных воле и руке владетеля; в начале описывалось,
как он, размышляя о жизни, жег спички и смотрел на огонек - точно так же
в конце он, размышляя, доводил своих подданных до убийства или самоу-
бийства, не прямыми приказами, а непонятными на первый взгляд действия-
ми, поручениями, словами, но в результате получалось именно то, чего он
хотел,- причем обязательно в его присутствии. Можно было бы подумать,
что он развлекается этими убийствами, но, наоборот,- с каждым разом он
становился все мрачней и мрачней и, предаваясь размышлениям о человечес-
кой природе, поджигал новую спичку... Конец был оборван, и неясно было,
чем это все может кончиться.
Только в конце февраля удалось "восстановить" фильм. Господин Мархель
вновь был оживлен и вновь все понимал - но теперь у него было более бла-
годарное, чем натура, место приложения сил. Менандр стал вдруг неуловим,
как Фигаро,- Менандр здесь, Менандр там - именно там, где Петера нет;
Петер уже подумывал о том, не арестовать ли гада, но решил не рисковать
- черт его знает, что выйдет из этого ареста, а у него вон какая семья.
Саперы, хоть и обещали поискать спрятанные ленты, так ничего и не при-
несли.
Первого марта день был ясный, небо прозрачное, и бомбардировщик уви-
дели вовремя, но он шел высоко, один, и огонь пока не открывали - смысла
нет тратить снаряды по цели, идущей в двенадцати километрах над тобой.
Крохотный светлый крестик прошел над головой в тыл, там развернулся и
пошел обратно, и всем было ясно, что это разведчик и следует готовиться
к налету - как вдруг высоко, прямо в зените, раскрылся парашют. Ма-
ленький белый круглый купол. Один. Это было непонятно, и все приникли к
биноклям, а парашют снижался довольно быстро, и вот под куполом, в цент-
ре его, стало видно что-то черное и круглое, это был явно не человек -
бомба! Все знали уже об этих новых бомбах и потому сначала оцепенели, а
бомба спускалась сверху, как по нитке, прямо на головы, и вот сейчас она
вспыхнет белым - и все люди испарятся, как капли воды на раскаленной
броне, и камень, размягший, потечет вниз, туда, где в немыслимом жаре,
оседая, плавятся и корежатся железные балки, потом по всему этому сверху
туго ударит волна и расплещет, смешивая, камень и металл, и потом, когда
все остынет, никто никогда не поймет, где и что было и где кто стоял...
Петер увидел это - и в тот же миг воздух над его головой загудел от
густой пулеметной струи, кто-то успел - бомба задергалась под куполом и,
оторвавшись, полетела вниз, упала - Петер не мог оторвать взгляд от нее,
- и, раскалившись, загорелась зеленоватым и очень жарким пламенем, осты-
вающим в густой белый дым, и несколько саперов бросились туда, к облом-
кам бомбы, и ломами, лопатами, прикладами, сапогами стали подталкивать
их к обрыву, и Армант был среди них с камерой, потом он бросил камеру на
землю и тоже, схватив руками что-то, побежал к обрыву и швырнул туда
это, потом вернулся и вдвоем с кем-то, прикрываясь руками от жара, пота-
щил по снегу горящий обломок, другие пытались снегом тушить самый
большой костер, но от снега он только разгорался, но уже кто-то завел
трактор и несся туда на тракторе, вспарывая снег, и вот все отошли, и в
дело вступила техника. В две минуты бульдозер сгреб все в кучу и спихнул
вниз, и саперов тут же раздели догола и голых погнали в баню - так было
надо. Все побросали вниз - и одежду, и то, чем они работали, только ка-
меру Арманта Петер подобрал и, вынув из нее кассету, бросил камеру туда
же.
Пережитая почти наяву смерть-испепеление смутила его, да и не только
его, все вокруг говорили чересчур громко и весело и смеялись или против-
но, или ненатурально, стараясь притвориться дурачками, которым все равно
- жить или не жить; на войне вырабатывались своеобразные правила хороше-
го тона. Но скоро они примут свои законные двести пятьдесят, и все ста-
нет простым и вполне приемлемым - так вот и живем... и помираем так. А
что? Нам помереть - это раз плюнуть. Эх, солдаты-солдатики, оловянные
лбы...
Вечером Арманта сильно морозило, но к утру он успокоился и уснул. Пе-
тер намеревался отправить его в тыл, но господин Мархель и слушать не
захотел - самого дисциплинированного оператора - и в тыл? Ну нет!
Кассету, снятую Армантом на тушении бомбы, Петер проявил, но лента
почему-то оказалась засвеченной.
Наконец Петер выловил Менандра. Для этого пришлось устраивать формен-
ную засаду. Менандр, прижатый к стенке, сознался в том, что выменял у
саперов шестьдесят две коробки с отснятой лентой и что действовал, не
ставя в известность начальника; но, оправдывался он, секретность была
необходима для безопасности самого начальника - резонно? - а ленты хра-
нятся в самом надежном месте, в берлоге Баттена, и о них можно не беспо-
коиться. Все было логично, и Менандр был предан и смотрел прямо в глаза,
готовый обидеться за то, что возникли такие гнусные подозрения - в том,
что он, Менандр, мог совершить нечестный поступок,- а все равно беспо-
койство Петера не уменьшилось, просто он уже не мог понять, из-за чего
оно. Не из-за лент, выходит? Из-за Шанура, да? Или еще что-то висит? Ни
черта не понятно...
Еще неделю возились в павильоне, доснимая кое-что - так, детали; Ар-
мант почти поправился, только изредка его знобило. Сняли фантастическую
сцену, сочиненную господином Мархелем, вероятно, в момент обострения ге-
ниальности: полковник Мейбагс, узнав, что бомбой убило повара, сам ста-
новится на его место, готовит саперам обед и, в белом халате и колпаке,
разливает им по котелкам суп.
Петер, пользуясь своей невидимостью, пробрался мимо часовых на насто-
ящую стройплощадку. То, что он увидел там, даже не удивило его, но поче-
