приходили сюда... Вы видели мою собачку?!.
- Да, - я кивнул, глядя девушке в глаза. Потом опустил свой взгляд на
ее плечи и руки.
На ней было блекло-пурпурное короткое платье, державшееся на двух
тесемочках.
- Расскажите... - попросила она.
"Неужели ей действительно хочется услышать о том, где и когда я видел
ее собачонку?!" - подумал я.
- Вы ее видели в городе?! - снова прозвучал ее негромкий голос.
- Да... Она бежала по улице и, кажется, кого-то искала. Я сидел в
кафе...
- В каком кафе? - перебила меня Адель.
- Я даже не знаю, есть ли у этого кафе название... Оно находится на
углу улочки, ведущей вниз к набережной. В этом кафе еще полностью
стеклянная стенка и вся улица хорошо видна...
- А-а... - выдохнула Адель, по-видимому припомнив это место.
- И вот она бежала по этой улочке, очень медленно бежала, а потом
вдруг остановилась у открытых дверей кафе и заглянула внутрь.
Я следил за выражением лица хозяйки, ожидая, когда же она прервет мой
рассказ и спросит что-нибудь более существенное или, может быть, сама
расскажет мне что-то...
- А кто в это время был в кафе? - спросила девушка.
Я задумался, припоминая.
- Я, Ирина...
- А кто это?
- Официантка... Потом еще подошли ребята, но собака к тому времени
уже убежала.
- А эта Ирина видела ее?!
- Не думаю... - я замотал головой.
К столику подошла уже знакомая мне пожилая женщина, поставила передо
мной чашечку кофе, сахарницу и маленький, кажется серебряный, кувшинчик со
сливками. Из кармана жесткого фартука, одетого поверх светлого
комбинезона, торчали ручки больших садовых ножниц.
- Софья, не уходи пока! - попросила ее Адель. - Этот человек видел
Эсмеральду...
- Прошло уже четыре дня, - девушка смотрела на меня и в ее глазах
блестели слезы. - Я даже не знаю: жива ли она?! Это так тяжело, потерять
самое близкое существо...
Наступила тишина, и в тишине этой вдруг всхлипнула Софья.
Я глотнул кофе и, ставя чашечку на блюдце, чуть не уронил ее.
- Это я виновата... - зашептала Софья. - Я оставила калитку
открытой... только на минутку... и вот...
- Самое близкое существо... - повторил я в мыслях слова Адели. -
Значит тот, чью спину я видел с тропинки - не самое близкое существо!
Значит он кто-то еще, кто-то менее близкий Адели, чем рыжая Эсмеральда.
- Я уже два раза обошла весь город, - заговорила снова Адель. - Я
осмотрела все дворы, все закоулки... Ведь в городе почти нет собак...
- А вы ходили в ботанический сад?! - неожиданно спросил я и едва
сдержал себя, чтобы не описать красоту этого места и не предложить себя в
спутники.
- А где это?! - в глазах девушки засветилось удивление.
- Как, вы действительно не знаете?! - удивился я. - Надо идти по
загородной аллее в сторону виллы генерала Казмо...
Адель кивнула. Неужели она знает, где расположена вилла генерала?!
- А дальше? - спросила она.
- В самый конец этой аллеи, а там сама аллея упирается в ботанический
сад...
- Странно, - произнесла Адель. - Я никогда не слышала об этом саде...
Надо будет обязательно пойти туда, может бедная Эсмеральда заблудилась
там...
Софья снова всхлипнула.
Я допил кофе.
О ее собачонке я больше ничего не знал, а другие темы ее, казалось,
не интересовали. Конечно, теперь я понимал, что для нее значила
Эсмеральда, но то, что меня позвали сюда только как человека, видевшего
эту собачонку, не могло не огорчить.
- Ну вот, - я заговорил с предпрощальной интонацией. - Пожалуй больше
мне вам нечего рассказать...
- Может выпьете еще кофе?! - спросила она.
Наверно целую минуту я боролся между "да" и "нет" и все-таки сказал
"нет".
- Спасибо, - произнес я как можно более доброжелательным тоном. - Но
у меня еще есть планы на сегодня... Надо идти.
- Я провожу вас, - Адель поднялась и мы вместе прошли в дом,
спустились по винтовой лестнице и остановились только у калитки.
- Если я увижу ее или что-нибудь узнаю, обязательно сообщу вам, -
пообещал я.
- Благодарю, - кивнула Адель и подала мне руку.
Она подала руку слишком высоко для рукопожатия, и я прикоснулся к ней
губами.
Ожидал услышать хотя бы еще пару дающих надежду слов, все еще держа
ее руку в своей. Но Адель молчала, и я, отпустив руку, попрощался и пошел
вниз по авеню Цесаря.
Конечно, все мои мысли и чувства были так перепутаны, как может быть
перепутана не смотанная в клубок шерстяная нить. Привязанность Адели к
своей собачонке хоть и казалась мне немного странной, но в то же время не
могла не вызвать уважения. И опять же эта привязанность заставляла
задуматься об отношении Адели к людям и, конечно, о том мужчине, сидевшим
спиной к городу на ее террасе. Кто он? Откуда? Она вела себя так, словно
была единовластной хозяйкой особняка. Может это был гостивший у нее
родственник? Брат? Дядя? Даже не знаю: так ли уж было важно для меня
узнать что-нибудь о нем?! Но думаю, он не был очень близким ей человеком,
иначе бы она хотя бы раз, но упомянула его.
Город к этому времени уже основательно прогрелся, и находиться на
солнце было довольно тяжело. Хотелось в тень, но как назло вдоль авеню
Цесаря росли только кипарисы, а так как солнце зависло в этот полуденный
час прямо над городом, то, естественно, никакой тени они дать не могли.
Единственное, что я мог сделать - это идти быстрее.
Желудок, в штыки воспринявший утреннюю овсянку, требовал полноценного
обеда, и я решил, не заходя в гостиницу, сразу пойти в кафе.
Внутри было прохладно и пусто. Я присел за угловой столик подальше от
окон и наслаждался ощутимой в этом месте сыростью.
- Извините, - прозвенел за моей спиной голосок официантки. - Но обед
у нас сегодня невкусный...
Я обернулся и видимо выражение моего лица было настолько удивленным,
что она поспешила добавить еще несколько слов:
- Машина не привезла продукты, и мы можем вам предложить только
перловую кашу и чай...
- Какая машина?! - заторможенно спросил я.
- Ну которая дважды в день привозит продукты... - пролепетала девочка
в белом фартуке и такой же белоснежной шапочке-панамке. - Говорят, это
связано с объявлением независимости...
В голосе ее не было ни огорчительных ноток, ни раздражения. Похоже,
она была не меньше моего озадачена отсутствием машины.
- Ну хорошо... - голосом припертого к стенке человека произнес я. -
Давайте то, что есть.
- Минутку! - сказала она.
Что можно сказать о перловой каше, особенно, если она сварена до
состояния дробинок, которые легко катаются на языке, но никак не лезут в
глотку?! Этот вид еды может быть тоже причислен к холодному, а впрочем
даже и к горячему орудию, потому что любая попытка съесть перловую кашу
сопряжена с борьбой, с огромной тратой энергии, которую такая еда вряд ли
компенсирует. Обед напомнил мне глотание таблеток, при этом роль таблеток
исполняли крупинки, и почти каждую из них приходилось запивать глотком к
тому времени уже остывшего чая. Но официантка была добра и терпелива и
даже слова не сказала, когда я попросил ее принести четвертый стакан.
Может быть, она даже сочувствовала мне?!
В кафе зашло еще несколько человек, но большинство из них сразу же
вышли. Только двое остались позаниматься этим пищевым мазохизмом.
После обеда я направился на поиски Вацлава и Айвена. Причина, из-за
которой я их искал, была, может быть, смехотворной, но все-таки я хотел им
сообщить о том, что машины с продуктами не прибыли, и это значит, что
жители уже свободного города могут остаться голодными. Мне почему-то
казалось, что никто из ребят, собиравшихся совсем недавно на мусульманском
кладбище, чтобы обсуждать сегодняшний день, не знает об этом. Может быть
они едят у генерала, а с сегодняшнего дня - у президента Казмо, может быть
где-нибудь еще...
Но чем дальше я шел, тем меньше оставалось у меня надежды найти их.
Улицы были пустынны. Среди немногочисленных загорающих и купающихся на
городском пляже я не увидел ни одного знакомого лица. Оставалось только
пойти на виллу генерала, но по такой жаре туда идти не хотелось, а
вечером, когда станет прохладнее, они сами появятся на площади Святого
Лаврентия, чтобы отпраздновать первый в истории этого города День
Независимости.
Утомившись от бесплодных поисков, я повернул к гостинице, и вдруг
воздух завибрировал в моих ушах. Сначала слабо и едва ощутимо, но
буквально с каждой секундой эта вибрация нарастала, и я остановился,
пытаясь понять: что происходит. Остановился и интуитивно задрал голову
вверх. И тут же по мне прошлась тень низко летящего вертолета, и
встревоженный воздух растрепал волосы. А сверху уже сыпались какие-то
листки бумаги, белые как снег. И падали они вокруг меня, и на крыши домов,
и на ветви деревьев. А я стоял в оцепенении то ли оттого, что за прошедшие
недели отвык от шума, то ли просто от испуга.
Один листок лег мне прямо на плечо, и я взял его в руки.
"Всем военнослужащим, находящимся в кратковременном отпуске
приказывается срочно покинуть город и вернуться в расположение своих
армий. В 18:00 в город будут введены войска и военнослужащие, не
покинувшие к этому времени город или оказывающие сопротивление, будут
расстреляны на месте".
Дочитав, я выронил листок, и он упал мне под ноги.
Неужели моя свобода снова оказалась кратковременной?! Неужели мне
никогда не дано найти себе постоянное пристанище, в котором меня никто не
будет трогать, никто не будет приказывать, и я, естественно, никого не
буду слушаться?! Где же ты, моя родина, которую я еще не знаю, но которая
никогда не потребует моей крови? Где мне тебя искать?!
Я стоял, беспомощно опустив руки, а мимо кто-то бежал и кричал мне:
"Сматывайся! До шести осталось два часа!"
И воздух был спокоен и недвижим: вертолет улетел, оставив город в
безветрии.
Затихли шаги бежавшего парня, и я почувствовал, как изнутри
охватывает меня нервная дрожь. Я сцепил руки в "замок", напрягся, словно в
ожидании удара, и от этого напряжения, от окружавшей меня враждебной
тишины, чуть не закричал, чуть не заметался из стороны в сторону, как
волк, окруженный охотниками. Так захотелось быть не здесь, быть где-то
далеко, вдали от всех и вдали от самого себя, оставив свой человеческий
облик и свою причастность к человечеству, под какой-нибудь кирпичной
стеной ожидать расстрела, а второй, звериной своей половиной, мчаться в
мир, где царствуют инстинкты, и хищнику не известно, что он - хищник!
И, с опаской посмотрев по сторонам, я понял вдруг, что бегу, что бегу
так, как бегут преследуемые собаками, едва успевая выбрасывать вперед
ноги, постоянно отстающие от туловища.
А по обе стороны улицы навстречу мне неслись дрожащие приземистые
домики, и были они, казалось, не меньше моего напуганы, и прижимались
стенами и краешками крыш друг к другу, словно ожидали друг от друга помощи
и спасения.
Ноги несли меня дальше. Проскочившие мимо домики остались позади, и
теперь мне навстречу неслись деревья. А я все еще не чувствовал усталости,
и дыхание мое очистилось, но глаза заливал холодный пот, и даже ладонь
правой руки никак не могла остановить его.
С аллеи я бросился в знакомый проем меж двух деревьев и, не
рассчитав, ударился левым плечом о крепкий ствол магнолии. Следующие
несколько метров я пролетел пьяным зигзагом, но благо, теперь под ногами
была узкая тропинка, и я смог выровнять свой бег по ее линии.
