палисад. Он мог выпасть из окошка. Наконец, он мог свалиться прошлой
ночью с ноги разведчика, которому пришлось оставить его в озере, потому
что кругом была непроглядная тьма.
Хаттер и Непоседа высказывали по этому поводу всевозможные предполо-
жения. Старик считал, что появление мокасина - плохой признак; Гарри же
относился к этому со своим обычным легкомыслием. Что касается индейца,
то он полагал, что мокасин этот - все равно что человеческий след, обна-
руженный в лесу, то есть нечто само по себе угрожающее. Наконец, чтобы
разрешить все недоумения, Уа-та-Уа вызвалась подплыть в пироге к палиса-
ду и выловить мокасин из воды. Тогда по украшениям легко будет опреде-
лить, не канадского ли он происхождения. Оба бледнолицых приняли это
предложение, но тут вмешался делавар. Если необходимо произвести развед-
ку, заявил он, то пусть лучше опасности подвергнется воин. И тем спокой-
ным, но не допускающим возражения тоном, каким индейские мужья отдают
приказания своим женам, он запретил невесте сесть в пирогу.
- Хорошо, делавар, тогда ступай сам, если жалеешь свою скво, - сказал
бесцеремонный Непоседа. - Надо подобрать этот мокасин, или Плавучему То-
му придется торчать здесь до тех пор, пока не остынет печка в его хижи-
не. В конце концов, это всего лишь кусок оленьей шкуры, и, как бы он ни
был скроен, он не может напугать настоящих охотников, преследующих дичь.
Ну что ж, Змей, кому лезть в пирогу: мне или тебе?
- Пусти краснокожего. Его глаза острее, чем у бледнолицего, и лучше
видят все хитрости гуронов.
- Ну нет, брат, с этим я буду спорить до последнего дыхания! Глаза
белого человека, и нос белого человека, и уши белого человека гораздо
лучше, чем у индейца, если только у этого человека достаточно опыта.
Много раз я проверял это на деле, и всегда оказывалось, что я прав.
Впрочем, по-моему, даже самый жалкий бродяга, будь он делавар или гурон,
способен отыскать дорогу к хижине и вернуться обратно. А потому, Змей,
берись за весло, и желаю тебе удачи.
Лишь только смолк бойский язык Непоседы, Чингачгук сел в пирогу и
опустил весло в воду. Уа-та-Уа, как и подобает индейской девушке, гляде-
ла на отъезжающего воина с молчаливой покорностью, но это не мешало ей
испытывать опасения, свойственные ее полу. В продолжение всей минувшей
ночи, вплоть до момента, когда они заинтересовались подзорной трубой,
Чингачгук обращался со своей невестой с такой мужественной нежностью,
что она сделала бы честь даже человеку с уточненными чувствами. Но те-
перь перед непоколебимой решимостью воина отступили малейшие признаки
слабости. Хотя Уа-та-Уа застенчиво старались заглянуть ему в глаза, ког-
да пирога отделилась от борта ковчега, гордость не позволила воину отве-
тить на этот тревожный любящий взгляд.
Делавар имел все основания быть серьезно озабоченным: Если враги
действительно завладели "замком", то ему придется плыть под дулами их
ружей и без всяких прикрытий, играющих такую большую роль в индейской
военной тактике. Короче говоря, предприятие было чрезвычайно опасное, и
если бы здесь находился его друг Зверобой или же сам Змей имел за плеча-
ми десятилетний военный опыт, он ни за чтобы не отважился на такую рис-
кованную попытку. Но гордость индейского вождя была возбуждена соперни-
чеством с белыми. Индейское понятие о мужском достоинстве помешало дела-
вару бросить прощальный взгляд на Уа-та-Уа, однако ее присутствие, по
всей вероятности, в значительной мере повлияло на его решение.
Чингачгук смело греб прямо к "замку", не спуская глаз с многочислен-
ных бойниц, проделанных в стенах здания. Каждую секунду он ждал, что
увидит высунувшееся наружу ружейное дуло или услышит сухой треск выстре-
ла. Но ему удалось благополучно добраться до свай. Там он очутился в не-
которой степени под прикрытием, так как верхняя часть палисада отделяла
его от комнат, и возможность нападения значительно уменьшилась. Нос пи-
роги был обращен к северу, мокасин плавал невдалеке. Вместо того чтобы
сразу же подобрать его, делавар медленно проплыл вокруг всей постройки,
внимательно осматривая каждую вещь, которая могла бы свидетельствовать о
присутствии неприятеля или о вторжении, совершившемся ночью. Однако он
не заметил ничего подозрительного. Глубокая тишина царила в доме.
Ни единый запор не был сдвинут со своего места, ни единое окошко не
было разбито. Дверь, по-видимому, находилась в том же положении, в каком
ее оставил Хаттер, и даже на воротах дока по-прежнему висели все замки.
Одним словом, самый бдительный глаз не обнаружил бы здесь следов вра-
жеского валета, если не считать плавающего мокасина.
Делавар испытывал некоторое недоумение, не зная, что делать дальше.
Проплывая перед фасадом "замка", он уже готов был шагнуть на платформу,
припасть глазом к одной из бойниц и посмотреть, что творится внутри. Од-
нако он колебался. У делавара не было еще опыта в такого рода делах, но
он знал так много историй об индейских военных хитростях и с таким
страстным интересом слушал рассказы о проделках старых воинов, что не
мог совершить теперь грубую ошибку, подобно тому как хорошо подготовлен-
ный студент, правильно начав решать математическую задачу, не может за-
путаться при ее окончательном решении. Раздумав выходить из пироги,
вождь медленно плыл вокруг палисада. Приблизившись к мокасину с другой
стороны, он - ловким, почти незаметным движением весла перебросил в пи-
рогу этот зловещий предмет. Теперь он мог вернуться, но обратный путь
казался еще более опасным: его взгляд уже не был прикован к бойницам.
Если в "замке" действительно ктонибудь находится, он не может не понять,
зачем туда приезжал Чингачгук. Поэтому обратно надо было плыть совершен-
но спокойно и уверенно, как будто осмотр "замка" рассеял последние по-
дозрения индейца. Итак, делавар начал спокойно грести, направляясь прямо
к ковчегу и подавляя желание бросить назад беглый взгляд или ускорить
движение весла.
Ни одна любящая жена, воспитанная в самой утонченной и цивилизованной
среде, не встречала мужа, возвращавшегося с поля битвы, с таким волнени-
ем, с каким Уа-та-Уа глядела, как Великий Змей делаваров невредимым
подплывает к ковчегу. Она сдерживала свои чувства, хотя радость, свер-
кавшая в ее черных глазах, и улыбка на красивых губах говорили языком,
хорошо понятным влюбленному.
- Ну что же, Змей? - крикнул Непоседа. - Какие новости о водяных кры-
сах? Оскалили они зубы, когда ты плыл вокруг их логова?
- Мне там не нравится, - многозначительно ответил делавар. - Слишком
тихо, так тихо, что можно видеть тишину.
- Ну, знаешь ли, это совсем по-индейски! Как будто что-нибудь бывает
тише полной пустоты! Если у тебя нет лучших доводов, старому Тому оста-
ется только поднять парус и позавтракать под своей кровлей. Что же ста-
лось с мокасином?
- Здесь, - ответил Чингачгук, протягивая для всеобщего обозрения свою
добычу.
Осмотрев мокасин, Уа-та-Уа с уверенностью заявила, что он сшит гуро-
ном, потому что на носке совсем особым образом расположены иглы дикобра-
за. Хаттер и делавар согласились с ней. Однако отсюда еще не следовало,
что владелец мокасина находится в доме. Мокасин мог приплыть издалека
или свалиться с ноги разведчика, который покинул "замок", выполнив свое
поручение. Короче говоря, находка ничего не объясняла, хотя и внушала
сильные подозрения.
Однако всего этого было недостаточно, чтобы заставить Хаттера и Непо-
седу отказаться от своих намерений. Они подняли парус, и ковчег начал
приближаться к "замку". Ветер дул по-прежнему очень слабо, и судно дви-
галось так медленно, что можно было самым внимательным образом осмотреть
постройку снаружи. Кругом царила все такая же гробовая тишина, и трудно
было себе представить, что в доме или поблизости от него скрывается ка-
кое-нибудь живое существо.
В отличие от Змея, чье воображение было так возбуждено индейскими
рассказами, что он готов был видеть нечто искусственное в естественной
тишине, оба бледнолицых не замечали ничего угрожающего в спокойствии,
свойственном неодушевленным предметам. К тому же весь окрестный пейзаж
настраивал на мирный, успокоительный лад. День едва занялся, и солнце
еще не взошло над горизонтом, но небо, воздух, леса и озеро были уже за-
литы тем мягким светом, который предшествует появлению великого светила.
В такие минуты все видно совершенно отчетливо, воздух приобретает хрус-
тальную прозрачность, и, хотя краски кажутся блеклыми и смягченными, а
очертания предметов еще сливаются, вся перспектива открывается глазу как
нерушимая моральная истина - без всяких украшений и без ложного блеска.
Короче говоря, все чувства обретают свою первоначальную ясность и безо-
шибочность, подобно уму, переходящему от мрака сомнений к спокойствию и
к миру бесспорной очевидности. Однако впечатление, которое такой пейзаж
обычно производит на людей, одаренных нормальным нравственным чувством,
как бы не существовало для Хаттера и Непоседы. Зато делавар и его невес-
та, хоть и привыкли к обаянию пробуждающегося утра, не оставались безу-
частными к красоте этого часа. Молодой воин ощутил в душе жажду мира;
никогда за всю свою жизнь не помышлял он так мало о воинской славе, как
в то мгновение, когда удалился вместе с Уа-та-Уа в каюту, а баржа уже
терлась бортом о края платформы. От этих мечтаний его пробудил грубый
голос Непоседы, отдавшего приказание причалить.
Чингачгук повиновался. Вовремя - как он переходил на нос баржи, Непо-
седа уже стоял на платформе и притопывал ногами, с удовольствием
чувствуя под собой неподвижный пол. Со свойственной ему шумной и бесце-
ремонной манерой он выражал таким образом свое полное презрение ко всему
племени гуронов. Хаттер подтянул пирогу к носу баржи и собирался снять
запоры с ворот, чтобы пробраться внутрь дома. Марч, который вышел на
платформу только ради бессмысленной бравады, толкнул ногой дверь, чтобы
испытать ее прочность, а затем присоединился к Хаттеру и стал помогать
ему открывать ворота. Читатель должен вспомнить, что иным способом по-
пасть в дом было невозможно; должен также он вспомнить, и каким образом
хозяин загораживал вход в свое жилище, когда оставлял его пустым, и осо-
бенно в тех случаях, когда грозила опасность.
Спустившись в пирогу, Хаттер сунул конец веревки в руки делавару, ве-
лел пришвартовать ковчег к платформе и спустить парус. Однако, вместо
того чтобы подчиниться этим распоряжениям, Чингачгук оставил парус поло-
скаться на мачте и, набросив веревочную петлю на верхушку одной из свай,
позволил судно свободно дрейфовать, пока не привел его в такое положе-
ние, что к нему можно было подобраться только на лодке или по вершине
палисада. Такого рода маневр требовал немалой ловкости, и, во всяком
случае, вряд ли его удалось бы проделать перед лицом отважного врага.
Прежде чем Хаттер успел раскрыть ворота дока, ковчег и "замок" очути-
лись на расстоянии десяти - двенадцати футов друг от друга; их разделял
частокол из ветвей.
Баржа плотно прижалась к нему, и он образовал нечто вроде бруствера
высотой почти в рост человека, прикрывая те части судна, которые не были
защищены каютой.
Делавар был очень доволен этим неожиданно выросшим перед ним оборони-
тельным сооружением. Когда Хаттер ввел наконец свою пирогу в ворота до-
ка, молодому воину пришло в голову, что, если бы ему помогал Зверобой,
они сумели бы защитить такую позицию от атак самого сильного гарнизона,
засевшего в "замке". Даже теперь он чувствовал себя в сравнительной бе-
зопасности и уже не испытывал прежней мучительной тревоги за судьбу Уа-
Уа-Уа.
Однако удара веслом было достаточно, чтобы провести пирогу от ворот
до трапа, находившегося под домом. Здесь Хаттер застал все в полной исп-
