тем, как воины улеглись спать, в этом не было бы ничего необычного, но
путы, наложенные тотчас же после взятия в плев, доказывали, что имя его
уже широко известно. Когда молодые индейцы стягивали ему ноги веревкой,
он спрашивал себя, удостоился ли бы Чингачгук такой же чести, попади он
во вражеские руки.
В то время как эти своеобразные почести воздавались Зверобою, он не
избегнул и кое-каких неприятностей, связанных с его положением. Ему поз-
волили сесть на бревно возле костра, чтобы просушить платье. Недавний
противник стоял против него, поочередно протягивая к огню части своего
незатейливого одеяния и то и дело ощупывая шею, на которой еще явственно
виднелись следы вражеских пальцев. Остальные воины совещались с товари-
щами, которые только что вернулись с известием, что вокруг лагеря не об-
наружено никаких следов второго удальца. Тут старуха, которую звали Мед-
ведицей, приблизилась к Зверобою; она угрожающе сжимала кулаки, глаза ее
злобно сверкали. Она начала пронзительно визжать и не остановилась, пока
не разбудила всех, кто находился в пределах досягаемости ее крикливой
глотки. Тогда она стала описывать ущерб, который ее особа понесла в
борьбе. Ущерб был не материальный, но, конечно, должен был возбудить
ярость женщины, которая давно уже перестала привлекать мужчин какими-ли-
бо приятными свойствами и вдобавок была не прочь сорвать на всяком под-
вернувшемся ей под руку свою злобу за суровое и пренебрежительное обхож-
дение, которое ей приходилось сносить в качестве бесправной жены и мате-
ри. Хотя Зверобой и не принадлежал к числу ее постоянных обидчиков, все
же он причинил ей боль, а она была не такая женщина, чтобы забывать ос-
корбления.
- Бледнолицый хорек, - вопила разъяренная фурия, потрясая кулаками
перед лицом смотревшего на нее с невозмутимым видом охотника. - Ты даже
не баба! Твои друзья делавары - бабы, а ты их овца. Твой собственный на-
род отрекся от тебя, и ни одно краснокожее племя не пустит тебя в свои
вигвамы. Вот почему ты прячешься среди воинов, одетых в юбки. Ты дума-
ешь, что ты убил храбреца, покинувшего нас? Нет, его великая душа сод-
рогнулась от презрения при мысли о битве с тобой и предпочла лучше оста-
вить тело. Земля отказалась впитать кровь, которую ты пролил, когда его
душа отлетела.
Что за музыку я слышу? Это не вопль краснокожего.
Ни один красный воин не будет стонать, как свинья. Эти стоны вырыва-
ются из горла у бледнолицего, из груди ингиза, и этот звук приятен, как
девичье пение! Пес! Вонючка! Сурок! Выдра! Еж! Свинья! Жаба! Паук! Ин-
гиз!
Тут старуха, почти задохнувшись, истощила весь запас ругательств и
вынуждена была на мгновение умолкнуть. Однако она по-прежнему размахива-
ла кулаками перед самым носом пленника, и ее сморщенная физиономия кри-
вилась от свирепой злобы. Зверобой отнесся ко всем этим бессильным по-
пыткам оскорбить его со спокойной выдержкой.
Впрочем, от дальнейших оскорблений его избавил Расщепленный Дуб, ко-
торый отогнал ведьму, а сам спокойно опустился на бревно рядом с пленни-
ком. Старуха удалилась, но охотник знал, что отныне она будет всячески
досаждать ему.
Расщепленный Дуб после короткой паузы заговорил со Зверобоем. Их диа-
лог мы, как всегда, переводим на наш язык для удобства читателей, не
изучавших североамериканских индейских наречий.
- Мой бледнолицый брат - желанный гость здесь, - сказал индеец, кивая
головой и улыбаясь так дружелюбно, что нужны были и проницательность
Зверобоя, чтобы разгадать в этом фальшь, и немало философского спо-
койствия, чтобы, разгадав, не оробеть. - Да, он желанный гость. Гуроны
развели жаркий костер, чтобы белый человек мог просушить свою одежду.
- Благодарю, гурон или минг, как там тебя зовут! - возразил охотник.
- Благодарю и за привет и за огонь. И то и другое хорошо в своем роде, а
огонь особенно приятен человеку, искупавшемуся только что в таком холод-
ном озере, как Мерцающее Зеркало. Даже гуронское тепло может быть прият-
но тому, в чьей груди бьется делаварское сердце.
- Бледнолицый... Но есть же у моего брата какоенибудь имя? Такой ве-
ликий воин не мог прожить, не получив прозвища!
- Минг, - сказал охотник, причем маленькая человеческая слабость ска-
залась в блеске его глаз и в румянце, покрывшем его щеки, - минг, один
из ваших храбрецов дал мне прозвище Соколиный Глаз - я полагаю, за быст-
роту и меткость прицела, - когда голова его покоилась на моих коленях,
прежде чем дух отлетел в места, богатые дичью.
- Хорошее имя! Сокол разит без промаха. Соколиный Глаз - не баба. По-
чему же он живет среди делаваров?
- Я понимаю тебя, минг. Но все это ваши дьявольские выдумки и пустые
обвинения. Я поселился с делаварами еще в юности и надеюсь жить и уме-
реть среди этого племени.
- Хорошо! Гуроны такие же краснокожие, как и делавары. Соколиный Глаз
скорее похож на гурона, чем на женщину.
- Я полагаю, минг, ты знаешь, куда клонишь. Если же нет, то это из-
вестно только сатане. Однако, если ты хочешь добиться чего-нибудь от ме-
ня, говори яснее, так как в честную сделку нельзя вступать с завязанными
глазами или с кляпом во рту.
- Хорошо! У Соколиного Глаза не лживый язык, и он привык говорить,
что думает. Он знаком с Водяной Крысой (этим именем индейцы называли
Хаттера). Он жил в его вигваме, но он не друг ему. Он не ищет скальпов,
как несчастный индеец, но сражается, как мужественный бледнолицый. Водя-
ная Крыса ни белый, ни краснокожий, он ни зверь, ни рыба - он водяная
змея: иногда живет на озере, иногда на суше. Он охотится за скальпами,
как отщепенец. Соколиный Глаз может вернуться и рассказать ему, что пе-
рехитрил гуронов и убежал. И когда глаза Водяной Крысы затуманятся, ког-
да из своей хижины он не сможет больше видеть лес, тогда Соколиный Глаз
отомкнет двери гуронам. А как мы поделим добычу, спросишь ты? Что ж, Со-
колиный Глаз унесет все самое лучшее, а гуроны подберут остальные.
Скальпы можно отправить в Канаду, так как бледнолицый в них не нуждает-
ся.
- Ну что ж, Растепленный Дуб, все это достаточно ясно, хотя и сказано
по-ирокезски. Я понимаю, чего ты хочешь, и отвечу тебе, что это такая
дьявольщина, которая превзошла самые сатанинские выдумки мингов. Конеч-
но, я легко мог бы вернуться к Водяной Крысе и рассказать, будто мне
удалось удрать от вас. Я мог бы даже нажить кое-какую славу этим подви-
гом.
- Хорошо! Мне и хочется, чтобы бледнолицый это сделал.
- Да, да, это достаточно ясно. Больше не нужно слов.
Я понимаю, чего ты от меня добиваешься. Войдя в дом, поев хлеба Водя-
ной Крысы, пошутив и посмеявшись с его хорошенькими дочками, я могу на-
пустить ему в глаза такого густого тумана, что он не разглядит даже соб-
ственной двери, не то что берега.
- Хорошо! Соколиный Глаз должен был родиться гуроном. Кровь у него
белая только наполовину.
- Ну, тут ты дал маху, гурон. Это все равно, как если бы ты принял
волка за дикую кошку. Так, значит, когда глаза старика Хаттера затума-
нятся и его хорошенькие дочки крепко заснут, а Гарри Непоседа, или Высо-
кая Сосна, как вы его здесь окрестили, не подозревая об опасности, будет
уверен, что Зверобой бодрствует на часах, мне придется только поставить
где-нибудь факел в виде сигнала, отворить двери и позволить гуронам про-
ломить головы всем находящимся в доме?
- Именно так, мой брат не ошибся. Он не может быть белым! Он достоин
стать великим вождем среди гуронов!
- Смею сказать, это было бы довольно верно, если бы я мог проделать
все то, о чем мы говорили... А теперь, гурон, выслушай хоть раз в жизни
несколько правдивых слов из уст простого человека. Я родился христиани-
ном и не могу и не хочу участвовать в подобном злодействе.
Военная хитрость вполне законна. Но хитрость, обман и измена среди
друзей созданы только для дьяволов. Я знаю, найдется немало белых людей,
способных дать вам, индейцам, ложное понятие о нашем народе; но эти люди
изменили своей крови, это отщепенцы и бродяги Ни один настоящий белый не
может сделать то, о чем ты просишь, и уж если говорить начистоту, то и
ни один настоящий делавар. Разве что минги на это способны.
Гурон выслушал эту отповедь с явным неудовольствием. Однако он еще не
отказался от своего замысла и был настолько хитер, чтобы не потерять
последние шансы на успех, преждевременно выдав свою досаду. Принужденно
улыбаясь, он слушал внимательно и затем некоторое время что-то молча об-
думывал.
- Разве Соколиный Глаз любит Водяную Крысу? - вдруг спросил он. -
Или, может быть, он любит дочерей?
- Ни то, ни другое, минг. Старый Том не такой человек, чтобы заслу-
жить мою любовь. Ну, а если говорить о дочках, то они, правда, довольно
смазливы, чтобы приглянуться молодому человеку. Однако есть причины, по
каким нельзя сильно полюбить ни ту, ни другую. Хетта - добрая душа, но
природа наложила тяжелую печать на ум бедняжки.
- А Дикая Роза? - воскликнул гурон, ибо слава о красоте Джудит расп-
ространилась между скитавшимися по лесной пустыне индейцами не меньше,
чем между белыми колонистами. - Разве Дикая Роза недостаточно благоухан-
на, чтобы быть приколотой к груди моего брата?
Зверобой был настоящим рыцарем по натуре и не хотел ни единым намеком
повредить доброму имени беспомощной девушки, поэтому, не желая лгать, он
предпочел молчать. Гурон не понял его побуждений и подумал, что в основе
этой сдержанности лежит отвергнутая любовь. Все еще надеясь обольстить
или подкупить пленника, чтобы овладеть сокровищами, которыми его фанта-
зия наполнила "замок", индеец продолжал свою атаку.
- Соколиный Глаз говорит как друг, - промолвил он. - Ему известно,
что Расщепленный Дуб хозяин своего слова. Они уже торговали однажды, а
торговля раскрывает душу. Мой друг пришел сюда на веревочке, за которую
тянула девушка, а девушка способна увлечь за собой даже самого сильного
воина.
- На этот раз, гурон, ты немножко ближе к истине, чем в начале нашего
разговора. Это верно. Но никакой конец этой веревочке не прикреплен к
моему сердцу, и Дикая Роза не держит другой конец.
- Странно! Значит, мой брат любит головой, а не сердцем. Неужели Сла-
бый Ум может вести за собой такого сильного воина?
- И опять скажу: отчасти это правильно, отчасти ложно. Веревочка, о
которой ты говоришь, прикреплена к сердцу великого делавара, то есть, я
разумею, одного из членов рода могикан, которые живут среди делаваров
после того, как истребили их собственное племя, - отпрыска семьи Унка-
сов. Имя его Чингачгук, или Великий Змей. Он-то и пришел сюда, притяну-
тый веревочкой, а я последовал за ним или, вернее, явился немного
раньше, потому что я первый прибыл на озеро. Влекла меня сюда только
дружба. Но это достаточно сильное побуждение для всякого, кто имеет ка-
кие-нибудь чувства и хочет жить немножко и для своих ближних, а не
только для себя.
- Но веревочка имеет два конца; один был прикреплен к сердцу могика-
нина, а другой...
- А другой полчаса назад был здесь, возле этого костра. Уа-та-Уа дер-
жит его в своей руке, если не в своем сердце.
- Я понимаю, на что ты намекаешь, брат мой, - важно сказал индеец,
впервые как следует поняв действительный смысл вечернего приключения. -
Великий Змей оказался сильнее: он потянул крепче, и Уа-та-Уа была вынуж-
дена покинуть нас.
- Не думаю, чтобы ему пришлось сильно тянуть, - ответил охотник,
рассмеявшись своим обычным тихим смехом, и притом с такой сердечной ве-
селостью, как будто он не находился в плену и ему не грозили пытки и
смерть. - Не думаю, чтобы ему пришлось сильно тянуть, право, нет! Помоги
тебе бог, гурон! Змей любит девчонку, а девчонка любит его, и всех ваших
гуронских хитростей не хватит, чтобы держать врозь двух молодых людей,
