пятнашку. Он меня сажает стол в стол со здоровенным френчем. Бугай выше
меня. Плечи - во! Морда - застрелись!.. К трем часам ночи я его в тачку,
везу к себе, а он мне по дороге заявляет, что женщинами не интересуется, а
любит только мужчин. И если я ему сейчас мужика предоставлю - триста
франков мои. Ну надо же! Я ему говорю: "Ах ты ж, гомосек несчастный! Я на
тебя полночи убила... Плати неустойку!" Алексей Петрович, водила из
второго таксомоторного, - ты его знаешь, - хохочет - я думала, мы во
что-нибудь врубимся. Короче, разворачиваем тачку и обратно. Вот и считай -
пятера - на входе, рупь - гардероб, пятнашка - генке, четвертак - алексею
Петровичу. Одни убытки...
- Неустойку сдернула?
- Как же! Заплатит френч неустойку! Будто ты не знаешь... За франк
удавится, педрила-мученик. Хорошо, в это время Кисуля отработала и на
пандусе меня подобрала.
- Ко мне-то чего приехали?
- Хотели посмотреть на уникальное явление в нашем профсоюзе. Как
интердевочка на государство молотит.
- В свободное от работы время, - смеется Гулливер.
- Сутки через трое - работа не пыльная. Зато спокойней.
- Кому? - Улыбается Кисуля.
- Мне. Маме моей. Всем.
- Под каждой крышей - свои мыши. Мы тебе к свадьбе подарочек
привезли, танюха.
- Специальное пособие для экспортных невест, - говорит Симка и
протягивает мне бумагу, сложенную вдвое.
Я разворачиваю, а там какая-то инструкция.
- Что это?
- Список справок и документов, необходимых для выезда из советского
союза. Порядок очередности подачи и официальные сроки принятия решений. По
каждой справке, представляешь?
- Малейшая ошибка, и начинай все сначала. Начнут футболить... Как
светку-маленькую, как маню-кнопку, помнишь?
- Затянут оформление года на три и - привет из Швеции! Менты эту
инструкцию, знаешь, как хранят?!
- Почему?
- По кочану. Чтобы "за бугор" не выпускать.
- Ясно. Где достали?
- "Капуста" - великая штука, - рассмеялась Гулливер.
- Сколько должна?
- Не бери в голову. Рассчитаемся. Кстати, тебе песец не нужен?
- Сколько тянет?
- Для тебя - тысяча баксов. Или, как говорят московские коллеги, -
таузенд грюников.
- Валюты, слава богу, на руках нет. А "деревянными"?
- Четыре штуки - и песец твой.
- Матери взять, что ли? У нее на зиму ничего нет. Покажи.
- Вон, пакет у заднего стекла.
Я достала пакет и вытащила замечательную норвежскую песцовую шубку.
Лялька даже ахнула.
- Ну-ка, выметайся, - сказала я ей. - Прикинь...
Лялька вылезла, надела шубку прямо на халат, сдернула с головы
косынку и распустила по плечам волосы.
Шубка была отличная. Но Лялька в этой шубке смотрелась так, что мы
просто отпали! И это несмотря на то, что Лялька была в стоптанных
больничных тапочках, а окружал ее обшарпанный колодец петербургского
двора, забитый черт знает каким грязным хламом...
- Да... Девочка - зашибись! - Удивилась Кисуля.
- Какой конкурент растет! - Покачала головой Гулливер.
- Только попробуйте, - сказала я им и крикнула Ляльке: - давай,
давай, сблочивай! Рано тебе еще к такому шматью привыкать.
Лялька с сожалением сняла шубку и протянула мне. Я уложила шубу в
пакет и сказала Кисуле:
- Беру. А то теперь неизвестно, когда еще у меня деньги будут. А мать
на зиму раздета...
- Оъкей, - небрежно кивнула Кисуля. - Привезешь "капусту" - заберешь
песца. Договорились?
- Годится. Спасибо, девки, - я вылезла из машины.
- Танька! Не потеряй инструкцию, - предупредила меня Гулливер. -
Прочти внимательно первый пункт. Без него у тебя даже заявление во дворец
бракосочетания не примут. Начинать нужно со шведского консульства...
Боже мой, если бы я тогда понимала по-шведски!
Мы сидели с Эдиком у его генерального консула, еще не старого,
обаятельного, истинно западного мужика, и я чувствовала себя на седьмом
небе того мира, куда так рвалась последние несколько лет.
В мягких кожаных креслах мы расположились вокруг небольшого низкого
столика, пили фантастический кофе со взбитыми сливками и полизывали коньяк
из крохотных рюмочек. Консул был - само очарование!
У меня хватило ума не напяливать на себя вечернее "рабочее" шматье, и
я выглядела скромно и респектабельно: белые американские "бананы",
темно-красная спортивная рубашечка из чистого коттона и белоснежная
курточка фирмы "Пума". Грим - самый незаметный, слегка тонированные очки и
красная "адидасовская" сумочка.
- Ах, как жаль, что вы не говорите по-шведски, - искренне сожалел
консул, обращаясь ко мне. - Но это поправимо. Поправимо...
Сам он говорил по-русски не хуже меня. Когда в разговоре с Эдиком он
переходил на свой родной язык, я несколько раз ловила его добрый и
внимательный взгляд, устремленный на меня. Словно он хотел убедиться, что
я действительно не понимаю шведского.
Я улыбалась ему и вопросительно поглядывала на Эдика. Но Эдик не
торопился с переводом. А консул, ответно улыбаясь мне, оказывается,
говорил Эдику следующее:
- Я не имею права не выдать вам документ, подтверждающий ваше
неженатое положение и психическое здоровье, который справедливо требуют
русские власти при регистрации брака иностранца с их подданной. Мой
секретарь уже этим занимается.
- Благодарю вас, - улыбнулся ему Эдик.
- Хотя в вашем нормальном психическом состоянии я позволил бы себе
усомниться.
- Отчего же? - Засмеялся Эдик.
Консул любезно долил мне кофе и собственноручно положил еще взбитые
сливки. И продолжал по-шведски:
- Да потому, господин Ларссон, что вы собираетесь жениться на
профессиональной проститутке, что видно невооруженным глазом. И не
возражайте! У меня большой и печальный опыт. Я таких справок выдал сотни.
- Мне наплевать, кем была госпожа Зайцева в россии. Мне важно, кем
она станет, будучи "фру Ларссон" в Швеции.
- Это я могу вам спрогнозировать, - консул дополнил мою рюмку. -
Восемьдесят процентов подобных браков расторгаются сразу же или спустя
совсем немного времени после пересечения границы. Большая часть этих девиц
тут же начинает заниматься индивидуальной проституцией, поступает в
стрип-бары, в секс-шоу или рассасывается по публичным домам европы. У вас
есть гарантия, что вы с мадам Зайцевой окажетесь теми счастливцами,
которые составляют всего двадцать процентов от общего количества таких
браков?
- Все зависит от меня самого, господин консул.
- Сомневаюсь, - консул закурил сигарету и сказал мне по-русски: -
прошу прощения, мадам. Поскучайте еще минутку. Формальности...
И снова перешел на шведский язык:
- Подумайте, господин Ларссон, стоит ли наполнять нашу маленькую
страну отбросами русского общества? Разве мало у нас собственных проблем?
Это я вам уже говорю как официальный представитель Швеции в ссср.
Клянусь, я чувствовала, что что-то происходит! Я ни черта не
понимала, а консул и Эдик вели себя так потрясающе мило и доверительно,
что заподозрить ничего нельзя было. И все-таки у меня почему-то
испортилось настроение...
Эдик встал и произнес по-русски:
- Господин консул, я был очень рад представить вам свою будущую жену.
Теперь мне хотелось бы получить необходимый документ и больше вас не
задерживать.
- Я думаю, что документ уже готов, - сказал консул тоже по-русски,
улыбнулся мне и нажал кнопку на столе.
Тут же открылась дверь и секретарь консула, тощая грымза в золотых
очках, внесла нашу первую с Эдиком справку...
...Когда мы с Эдиком вышли на улицу, он взял меня за плечи, развернул
к себе и спросил, глядя мне прямо в глаза:
- Ты меня любишь, Таня?
И тут я неожиданно почувствовала, что это сейчас для него чрезвычайно
важно. Ну просто необходимо! И почти честно ответила:
- Конечно, Эдик... Очень люблю.
Он снял очки, протер кусочком замши, снова надел. И сказал:
- Тогда все оъкей. Тогда ничего не страшно.
Во дворце бракосочетания бабешка лет тридцати пяти - вся в
сертификатном барахле, пальцы в золоте ереванского завода - подколола
консульскую бумагу к нашему заявлению, вернула нам с Эдиком паспорта и
сказала, не глядя на меня:
- Срок ожидания - три месяца.
- Почему? - Спросил Эдик.
- Чтобы у вас было время убедиться в верности ваших чувств.
Я уже об этом из инструкции знала и поэтому не стала выступать, а
Эдик очень удивился:
- Так долго?
На это бабешка ответила не Эдику, а мне. Хотя я молчала как рыба и ни
о чем ее не спрашивала.
- У нас в советском союзе - один порядок для всех, - сказала она,
мстительно глядя на меня неумело накрашенными глазками.
Ну, правильно. Господин Ларссон - иностранец, а я - своя. Чего со
мной церемониться?
- Спасибо, - кротко сказала я ей. - Всего доброго.
В гостиничной ванной я сняла черные ажурные чулки и тоненький
кружевной поясок, аккуратно свернула их и спрятала в косметичку. Не будешь
же летом, в жару, таскать на себе эту сбрую? Берешь обычно только на
работу. Очень многие клиенты предпочитают. Им видней. У них вся порнуха на
этом построена.
Я быстренько приняла душ, растерлась махровым полотенцем, натянула
трусики, вельветки, кофтенку и наспех сделала физиономию.
Складывая свои мазилки в косметичку, я снова заметила бритвенную
кисточку Эдварда в засохшей мыльной пене. Сполоснула ее, поставила на
полочку и крикнула:
- Эдик! Ты еще из ванной свои причиндалы не собрал!
- Я знаю. Сейчас...
Номер был не убран. Постель разбросана. Стояли упакованные чемоданы и
большая дорожная сумка желтой кожи. Еще одна, спортивная сумка, лежала на
кровати.
Эдик в одних трусах сидел у журнального столика. Перед ним лежали
остатки разных денег, документы. Он подсчитывал свои ленинградские расходы
на электронном калькуляторе и записывал их в книжечку.
- Эдик! Давай в темпе! - Взмолилась я.
- Уже, уже! - Эдвард сложил деньги и документы в бумажник,
калькулятор спрятал в изящный чехольчик, рассовал все по карманам висящего
на спинке стула пиджака. - Момент, танечка...
И исчез в ванной. Я села к телефону, позвонила маме:
- Ма! Собери что-нибудь на стол, мы скоро придем.
- Ты с ума сошла! - Закричала мама. - В доме шаром покати! Дайте мне
пару часов, я схожу на рынок...
- Мам! Знаешь старую хохму?.. "Жора, жарь рыбу. - А где рыба? - Ты -
жарь, жарь, рыба будет!" Так вот ты жарь, рыба будет! Мы все привезем.
Подключи Ляльку, пусть она тебе поможет, пошустрит. Сгоняй ее за хлебом и
кофе.
- Но почему такая спешка?
- Потому что выставка закрылась и они уезжают машиной завтра в пять
утра, а Эдику нужно как следует выспаться перед дорогой...
- Как "машиной"?! Прямо в Стокгольм?
- Представь себе. Чао!
Мы вышли из лифта в забитый народом нижний холл. Эдик со спортивной
сумкой в руке, я - налегке. Время было обеденное, суетня страшная.
Возвращались туристы из музеев, мотались подносчики багажа, бегали
интуристовские "шестерки", крутились фарцманы...
Я издалека незаметно раскланялась с толей и женей - нашими "спецами".
Эдик попросил швейцара - Петра Никаноровича - подать такси ко входу.
Отставник рванул на пандус, тормознул тачку и прибежал к нам с поклоном.
Эдик дал ему доллар, и Петр Никанорович откозырял ему, как солдат первого
года службы. Мы сели в таксярник и поехали...
Опять пришлось остановиться у дома тридцать два. Стоит эта огромная
совтрансавтовская бандура "вольво" с рефрижератором - и не проехать...
