- Алло! Да, вызывали! Но мы две машины заказывали... В аэропорт. Одну
минутку! - Я выглянула в окно. - Пожалуйста, передайте водителям, чтобы
остановились у дома тридцать два. К нашему не подъехать. Тут машина из
"Совтрансавто" перегородила дорогу. Хорошо! Ждем.
Я завела Ляльку в ванную и передала ей сберкнижку.
- Завтра, когда мама придет в себя, отдай ей, пожалуйста. А это тебе,
на память, - я протянула Ляльке японские часы с алмазиками. - Только для
состоятельных женщин. Гордость японии.
- Спасибо...
- И володю не отшивай. Он прекрасный парень. Поняла?
- Я тоже туда хочу, - она отвела глаза в сторону.
- А нужно ли?.. А, ляль? - Искренне усомнилась я.
В аэропорт приехали двумя машинами как раз тогда, когда улетающим в
стокгольм предложили пройти на паспортный контроль и таможенный досмотр.
Мама впервые была в песцовой шубе. Времени для разговоров и прощаний
уже не оставалось. Володя нервно курил и поглаживал Ляльку, а все
остальные просто нормально, по-бабски плакали.
Не обращая внимания на таможенников и носильщиков, иностранцев и
переводчиков, служащих "Интуриста" и аэрофлота, открыто плакали Гулливер и
Кисуля, Зинка Мелейко и ляля... Словно по покойнику голосила тетя Тоня.
Я рыдала и целовала руки у матери, будто вымаливала у нее прощения...
А она молча смотрела на меня сухими глазами, и нам обеим казалось,
что мы видимся последний раз в жизни.
Уже в воздухе, когда мы делали прощальный круг над заснеженным
Ленинградом, я узнала ледяную, перепоясанную мостами неву и почему-то
вслух сказала сама себе:
- Все. Точка!..
Маленький иностранный старичок, сидевший рядом, тут же повернулся ко
мне и вопросительно-приветливо поднял бровки домиком. А я шмыгнула носом и
постаралась улыбнуться ему как можно более светски...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Сколько раз за эти полтора года в Швеции я мечтала о том, чтобы хоть
кто-нибудь из моих близких увидел меня именно в тот момент, когда я выхожу
из стурмаркнада - удивительной смеси универсама с универмагом!
Для меня это каждый день аттракцион!
Сами собой распахиваются большие стеклянные двери, и я выхожу на
улицу к своей маленькой обожаемой машинке - "вольво-343". На руках у меня
самое дорогое для меня здесь существо - японская болонка фантастических
кровей и родовых заслуг - Фрося.
За мной, толкая перед собой коляску, набитую продуктами в ярких
упаковках, следует магазинный мальчик лет пятнадцати в униформе.
Я открываю багажник своей "вольвочки", и мальчик с улыбкой, ласково
переговариваясь с моей Фросей, аккуратненько начинает перегружать покупки
из коляски в мою машину.
Когда все закончено, он захлопывает багажник, с поклоном отдает мне
ключи и благодарит меня за покупки. Вот тут я ему обязательно говорю, что
за последнюю неделю, что мы не виделись, он очень возмужал, окреп и
выглядит совершенно взрослым мужчиной. И даю ему две кроны. Мы прощаемся,
и я сажусь за руль своего автомобильчика.
Болтать по-шведски и ездить на машине я насобачилась за это время
довольно ловко, и тут у меня не было никаких проблем.
Дом наш стоит в двадцати километрах от стокгольма, неподалеку от
пригородной деревушки салем, в пятистах метрах от самой оживленной трассы
е-четыре, ведущей на юг Швеции.
Как и положено в маленьких городках и придорожных селеньях, все друг
друга знают в лицо и по имени и почти неизменно доброжелательны.
Поэтому, когда я поъезжаю к нашей салемской заправочной станции
"Гульф", расположенной прямо на трассе, рядом с моим домом, заправщик тут
же кричит мне:
- Доброе утро, фру Ларссон!
- Привет, мартин! Рея уже за стойкой?
- С семи утра. Идите, фру Ларссон, поболтайте. Я все сделаю и
поставлю машину к бару.
Я оставляю ключи в замке зажигания, подхватываю Фросю и вхожу в бар
при станции.
- Салют! - Улыбается мне Рея, увидев меня в дверях. - Все оъкей?
- Оъкей! А у тебя?
- Тоже. Как всегда? - Она берет высокий стакан.
- Конечно. И себе.
- Спасибо. Будешь звонить Эдварду?
- Обязательно, - я протягиваю ей плату за телефонный разговор, а Рея
ставит передо мной аппарат и наполняет высокие стаканы моим любимым
напитком - ананасовым соком, смешанным с молоком кокосового ореха.
Я набираю стокгольмский номер фирмы "Белитроник".
- Алло? Инженер Ларссон слушает.
- Здравствуйте, господин Ларссон, - по-русски говорю я, и Рея, как
всегда, с напряженной улыбкой вслушивается в незнакомую речь. - С вами
говорит министр рыбной промышленности советского союза товарищ тютькин.
- Здравствуйте, товарищ тютькин, - по-русски отвечает мне Эдик. - Мне
очень приятно слышать ваш голос. Что вы хотели?
- Мы хотели бы заказать вашей фирме специальные программные
манипуляторы для отлова осетров в домашних условиях.
- Прекрасно! Мы принимаем ваш заказ, товарищ тютькин.
- В какой валюте вы хотели бы получить гонорар, господин Ларссон?
Кроны? Доллары? Рубли?
- Видите ли, товарищ тютькин, к сожалению, шведские кроны и
американские доллары перманентно колеблются на мировом валютном рынке.
Русские же рубли твердо и незыблемо сохраняют свой постоянный курс.
Поэтому я выбираю рубли, товарищ тютькин. Вас это устроит?
- Меня бы устроило, чтобы ты сегодня пораньше вернулся домой, черт
побери! В гараже опять не горит свет, и я себе физиономию чуть не
расквасила, когда спустилась туда за машиной!..
- Бедный мой товарищ тютькин! Бедный мой зайчик!... Ты опять торчишь
у реи и пьешь эту гадость с кокосовым молоком, которая стоит страшных
денег?
- Здоровье дороже, - говорю я. - Эдинька! Приезжай сегодня пораньше...
Нам знаешь как с Фросей тоскливо?
- Хорошо, хорошо. Ты помнишь, что в воскресенье у нас прием?
- Я только сейчас из стурмаркнада. Все закуплено.
- Молодец! Привет рее. Целую.
Я кладу трубку и поднимаю стакан с соком.
- Чин-чин, - говорит Рея, и мы отхлебываем по глотку. - Мне нравится,
как вы с Эдвардом разговариваете по-русски.
- Если бы ты знала, о какой ерунде мы болтаем, - смеюсь я.
- Наплевать. Мне нравится звук вашего языка.
В бар входит мартин и протягивает мне ключи от машины:
- Все в порядке, фру Ларссон. Я записал на ваш счет.
- Спасибо, мартин, - я посмотрела на свой автомобильчик за окном и
увидела, как большая грузовая машина с огромным фургоном подъезжает к
отдельно стоявшей колонке с дизельным топливом.
По всему фургону шли голубые буквы "Совтрансавто"...
Я залпом допила сок. Выдала мартину его чаевые, расплатилась с реей,
взяла Фросю и вышла из бара. Хотела влезть в свою "вольвочку", но увидела,
как водитель русского грузовика тычет пальцем в карту и что-то пытается
узнать у коллеги мартина - заправщика с дизельной колонки. Тот растерянно
пожимал плечами.
Не помочь парню было бы свинством. Я подошла к ним и (стерва этакая!..)
не удержалась от маленького спектакля.
- Что хочет этот парень, эйнар? - Спросила я по-шведски.
- Здравствуйте, фру Ларссон. Он пытается говорить понемецки, но
понять его смогут только в южной африке.
Русскому шоферюге было года тридцать три и он был хорош собой, этот
сукин сын, словно с первомайского плаката!.. Он и ко мне обратился на
чудовищном немецком языке. И протянул карту дорог.
- Ладно тебе, - сказала я ему по-русски. - Не надрывайся. Какие
проблемы?
Он слегка оторопел и с тревогой произнес:
- Как вы хорошо говорите по-русски...
- Я вообще девушка способная. Ты откуда?
- Из Ленинграда. А вы - местная?
- Что-то в этом роде. А в Ленинграде где живешь?
- Вы, наверное, не знаете. На проспекте Науки.
Я насторожилась.
- Дом?
- Ну какая разница? - Улыбнулся он. - Ну тридцать два...
Я отступила от него подальше, посмотрела на передний номер, увидела -
АВЕ 51-15 и все поняла:
- Значит, это я из-за тебя, мать твою за ногу, никогда к своему дому
толком подъехать не могла?! Раскорячится со своей бандурой, как будто он
один в городе!..
С Фросей на руках я металась по второму этажу нашего салемского
стурмаркнада, где торговали шмотками, а он, обвешанный свертками, еле за
мной поспевал.
- У твоей жены сколько в бедрах? По окружности.
- Ну откуда я знаю?! - Огрызался он. - Кончай, Татьяна! Ты же меня в
идиотское положение ставишь!..
- Во, дурак! Нет, честно, витька, ты дурак и уши у тебя холодные. На
кой черт тебе тратить свою вшивую валюту, если мне это ни хрена не стоит?
Давай, возьмем ей эти порточки. Ты ей таких портков в Ленинграде ни у
одного фарцовщика не купишь! И дочке твоей такие же... Вот попс будет! Все
упадут - это сейчас жутко модно!
Потом мы сидели на террасе придорожного кафе, где в этот час не было
ни одного человека, а наши машины - моя маленькая "вольвочка" и его
громадный "вольвище" - стояли совсем рядом и разглядывали нас своими
фарами. Под столом дрыхла разомлевшая Фрося.
- От нас возим фанеру, вино грузинское, полиэтилен, торф, - говорил
он. - От них - металлический порошок из хесенеса, задние стекла с
отопителями для "жигулей" из эслова... Из клиппана - инерционные ремни
безопасности, из Гетеборга - запчасти вон для таких "вольво"...
Он показал на свою машину.
- Съешь еще что-нибудь, Витя, - тихо сказала я.
- Ты меня совсем обкормила!
- А может, выпьешь капельку?
- Да ты что, Татьяна! Я же за рулем.
- А я еще чуть-чуть шлепну, - и подлила себе джина в стакан.
- Ой, Танька, напрасно, - покачал головой Витя. - Здесь полиция такая
жестокая на это дело!
- Бог не выдаст, свинья не съест, - я подняла стакан. - За тебя. За
Ленинград... За твоих... За мою маму.
Я выпила и мне захотелось плакать. Но я и виду не подала.
- Когда еще приедешь в Швецию?
Он достал из кармана фирменный календарик "Совтрансавто", посчитал,
шевеля губами, и сказал:
- Если все будет нормально, то числа двадцать первого или двадцать
второго я уже буду в стокгольме съезжать с парома в порту "Викинг-лайн".
- Подари календарик, - попросила я.
- Держи.
- Спасибо... Спасибо тебе, Витя.
- Что ты, что ты!.. Это тебе спасибо...
- Не болтай глупостей. Отдашь моей маме это платьице и туфлишки, что
мы купили, и кофточку для Ляльки и скажешь, что у меня все очень, очень,
очень хорошо...
Тут я не выдержала и расплакалась.
Дома, в ожидании приезда Эдика, я завелась с пирогами. Врубила на
кухне кассету с американскими мультяшками, звук убрала и шустрю.
Раскатываю тесто, одним глазом слежу за теликом и говорю:
- ...И все эти девочки, заметь себе, приезжие! Из маленьких городков,
из районных центров, из деревень... Приезжают в москву или к нам в
Ленинград нормальными, порядочными девчонками. В техникумы, в пэтэу, в
школы торгового ученичества. Пардон...
Я плеснула немножко джина в стакан и разбавила его тоником.
Отхлебнула и поставила рядом.
- И только недавно я сообразила, почему коренных ленинградок или
москвичек в этом бизнесе гораздо меньше. Единицы буквально. Мы... Как бы
это сказать? Мы уже заранее расслаблены. У нас родители под боком, крыша
готовая над головой. Нам бороться не за что. А они предоставлены самим
себе. Мне матери нужно было горбатого лепить: "У подруги задержалась...",
"На метро опоздала...", А им это не требуется. Не пришла ночевать в свою
общагу - кого это колышет? Я дома всегда перехвачу кусочек булки с маслом,
а этим девочкам ой-ой как надо ушами шевелить, чтобы прокормиться в
