"приход - 5000 рублей", подпись закорючкой...
Спрятала сберкнижку и почапала к маминой школе.
- Ну-ка, пойди сюда, Козел, - сказала я ему, когда нашла всю эту
компанию за школой.
Они в открытую курили и разговаривали между собой сдавленными,
искусственно-хриплыми приблатненными голосами.
- Кому Козел, а кому юрий Петрович, - сказал он и оглядел меня, сукин
сын, как взрослый мужик. Мне даже нехорошо стало.
Я хотела с ним только поговорить. Я подумала, что по возрасту он
все-таки ближе ко мне, чем к моей матери, и поэтому разговор у нас может
получиться почти на равных. Я думала, что я скажу, и он поймет.
- Ладно, юрий Петрович. Поговорить надо.
- Четвертачок, - ухмыльнулся Козел, а вся его компания заржала.
Сколько раз я это слышала! Именно с такой интонацией. "Четвертачок",
"чирик", "стольник", "полтинничек"... От ресторанных халдеев,
подсаживающих нас к иностранцу, от гостиничных коридорных, от "траллеров"
- таксишников, постоянно работающих с проститутками. Да мало ли от какой
еще сволочи! И я платила. Я вынуждена была им платить. Но сейчас... Когда
этот четырнадцатилетний подонок точно повторил привычную мне интонацию!..
- Годится, - спокойно сказала я и достала двадцать пять рублей. - Иди
сюда.
Он, конечно, острил, назначая цену разговору. Он не ожидал, что я вот
так, запросто, выну четвертной. И подошел ко мне этакой блатнячковой
спецпоходочкой.
Я ласково положила ему руку на плечо, смачно плюнула на
двадцатипятирублевку и с размаху влепила ее ему в лоб.
Он отлетел, ударился спиной о стену и упал на груду кирпича.
- Стоять!!! - Рявкнула я его компании. - Только шевельнись
кто-нибудь!
Не спуская с меня ошеломленных и ненавидящих глаз, Козел нашаривал
рукой обломок кирпича.
Я подошла, наступила ему на руку ногой и сказала на его языке:
- Если ты, сявка неученая, Козел вонючий, потрох дешевый, еще
когда-нибудь на аллу Сергеевну Зайцеву, твою учительницу, поднимешь свой
облезлый хвост или на ее уроке хоть слово вякнешь - по стенке размажу.
Понял, засранец?
Продолжая стоять ногой на его руке, я достала из сумки "Данхилл" и
зажигалку. Закурила и сказала ему:
- Ответа не слышу.
Козел скривился от боли и тихо проговорил:
- Понял...
- Вот и умница, - я повернулась к его перетрусившей кодле. - Всех
касается. До свидания, дети.
И пошла. И ни словечка не услышала вослед.
- Мне снилась осень в полусвете стекол,
Друзья и ты в их шутовской гурьбе,
И, как с небес добывший крови сокол,
Спускалось сердце на руку к тебе...
- Читала я когда-то любимые мною стихи.
- Что ты подглядываешь, Танька? Еще десять лет тому назад ты же весь
этот ранний цикл наизусть помнила? - Так мама хвасталась мною перед
Эдиком.
- Вспомнила баба, як дивкой була... - Усмехнулась я и захлопнула
книгу.
Мы сидели в верхнем ресторане гостиницы "Европейская", куда Эдик
пригласил нас с мамой на торжественный обед "для своих". Столик был
сервирован "под большое декольте". Стоял роскошный букет роз в какой-то
хрустальной фиговине. Тут же, между икрой, осетриной и паштетом, лежали
наши свадебные фотографии и три книги, привезенные Эдиком специально для
мамы из Швеции.
- Эдик, вы прелесть! - Мама уже маханула немножко шампанского и с
непривычки щебетала: - как вам это в голову так пришло?!
Она нежно погладила книги.
- Это не мне в голову, - честно сказал Эдик. - Это я спросил в
Стокгольме у одного русского: "Что привезти из Швеции в Россию
интеллигентной женщине средних лет?" Он сказал: "Пастернак, Высоцкий,
Цветаева". Я пошел и купил.
- Так просто - "пошел и купил"! - поразилась мама.
- Да.
В "Европейской" я бывала всего два раза. Не моя епархия. Кому охота,
чтобы тебя под любым предлогом вызвали в женский туалет и местные коллеги
начистили там тебе рыло за нарушение конвенции?..
Однако, судя по тому, как официант разглядывал меня, мне показалось,
что он меня знает. Мне лично его морда была совершенно незнакома. А он
даже подмигнул мне, показав глазами на Эдика. И тогда я все просекла: этот
сучонок хотел, чтобы я ему потом валюту сдала!
- Вы что-то собирались мне сказать? - Спросила я его в упор.
- Нет, нет! Что вы... - Халдей испугался, задергался и исчез.
А через минуту в полупустом дневном ресторане, как бы случайно,
появился оперативник Леша Чумаков. Повел безразличным глазом вокруг и
вышел.
- Давай выпьем за нашу маму, Эдик! - Предложила я.
- Правильно. Если можно, я теперь тоже буду называть вас "мама", -
Эдик поднял бокал.
- Конечно, конечно! - Мама была прелесть! Я ее такой сто лет не
видела. - Вы знаете, Эдик, последний раз в ресторане я была почти двадцать
лет тому назад...
- Почему? - Спросил Эдик.
Мама растерянно пожала плечами.
А я прихлебывала шампанское, которое ненавижу, и очень точно
представляла себе, что сейчас происходит внизу...
...Чумаков берет трубку телефона и набирает номер:
- Толя? Привет. "Европейская" беспокоит. Чумаков.
- Здорово, Леша.
- Толя, ты недавно в отделе говорил, что у вас Татьяна Зайцева уже
три месяца не появлялась.
- Ну?
- Так вот, она сейчас у нас в ресторане сидит. С фирмачем и какой-то
теткой в возрасте. Цветы на столе, шампанское.
- А фирмач ваш?
- Да. Эдвард Ларссон. Швеция. Индивидуал.
- Знаю. Он у нас на "Инрыбпроме" жил. А тетка такая худенькая, лет
пятидесяти?
- Да.
- Тогда - порядок. Это ее мать. Зайцева... Погоди. Сейчас посмотрю, -
Толя лезет в свой талмуд, находит мои данные и продолжает: - Зайцева Алла
Сергеевна. Преподаватель русского языка и литературы. В отношении основной
профессии своей дочери находится в полном и счастливом неведении.
- Уж не перешла ли Татьяна к нам в "Европу" работать? А то своих
хватает - не разгрести.
- Нет. Не бойся. Они только позавчера зарегистрировались. Теперь она
у нас - мадам Ларссон.
- А где гарантия?
- Тоже верно. Но тем не менее...
Пока Эдик с помощью собственного карманного электронного калькулятора
проверял счет, а халдей стоял рядом и смотрел в потолок лживыми глазами
стукача и ворюги, мы с мамой разглядывали большие цветные фото из дворца
бракосочетания.
- Лялька - все-таки красавица! - Чуточку фальшиво восхищалась мама,
чисто по-русски стесняясь того, что Эдик проверяет официанта уже по
второму разу.
- А Сима? - Спрашиваю.
- Сима тоже очень интересная. И ниночка, и Зина Мелейко... А я здесь
совсем на себя не похожа.
- Жалко только, что константин иванович надрался.
- Таня! Ты же знаешь лялиного папу!.. Нужно было смотреть. Боже! Как
тебе идет белое! И фата... И Эдик в настоящем смокинге!.. Бесподобно!
Я немножко устала от маминых всплесков, достала инструкцию,
полученную от Кисули и Гулливера, и сказала Эдику, который тщательно
пересчитывал сдачу:
- Теперь мы должны в твоем консульстве легализовать наше
свидетельство о браке и оформить приглашение на выезд...
В отличие от нашего первого посещения генеральный консул Швеции был
сух и сдержан. Ни кофе, ни сливок, ничегошеньки...
Он еле скользнул по мне глазами, коротко поклонился и заявил Эдику:
- Вами займется секретарь. Прошу простить: дела.
Эдик тоже не больно расшаркивался. Зато я как можно обольстительнее
улыбнулась консулу, напружинилась и сказала ему по-шведски:
- Вы крайне любезны, господин консул. Мы вам очень благодарны.
Моя домашняя заготовочка произвела фурор: консул удивленно поднял
брови домиком, Эдик чуть не ахнулся в обморок, а старая грымза в золотых
очках уставилась на меня, как на седьмое чудо света.
- Поздравляю, - кисло поклонился мне консул. - У вас редкие
способности. Думаю, господину Ларссону неслыханно повезло. Как, впрочем,
надеюсь, и вам, фру Ларссон...
За несколько дней до отлета Эдика мы с ним собрались в цирк.
Спустились из его номера в холл "Европейской", и Эдик оставил меня у
ларька с сувенирами, а сам пошел в бюро обслуживания "Интуриста" за
билетами.
А неподалеку от меня льется такая бойкая английская речь с могучим
русским акцентом. Я покосилась, а у колонны стоит стоит хорошо поддавший
"штатник" и его шикарно хомутают две интердевочки.
И вдруг слышу, одна говорит: "Джастэ момент..." И подваливает ко мне:
- Привет, Таня.
- Здравствуй, куколка, - говорю. - Ты кто?
- Я - лиза-Кролик. Слышала?.. Мы тебя знаем и очень уважаем. Но наши
девочки просили тебе передать, чтобы ты больше сюда не ходила. Пусть у
каждого будет свой огород. А то... Зачем тебе всякие разборки?
Тут подошел Эдик с билетами в цирк.
- Познакомься, Кролик, - говоря я ей. - Это мой муж, Эдвард Ларссон.
А девочкам передай, что я нахожусь в глухой завязке и конкуренции не
составлю. Чао.
- Желаем тебе счастья, - успокоилась Кролик.
Когда мы вышли из "Европейской" на улицу, Эдик сказал:
- Какое странное женское имя - "Кролик"...
- Это не имя. Это - кликуха.
- Что?!
- Потом объясню. Пошли, пошли, а то опоздаем.
В антракте между первым и вторым отделением, пока на арене
устанавливали клетку для львов, я вышла покурить, а Эдик встал в очередь
за мороженым.
Иностранцев было в цирке - пруд пруди! Казалось, что "Интурист"
откупил все места - от первого ряда партера до последнего на галерке. Тут
тебе и по-польски, и по-французски, и по-немецки, и по-английски...
- Здравствуйте, Таня-тян. Хау ду ю ду. Ам вери глед то си ю.
Поворачиваюсь - стоит передо мной такой Симпатичный джапан лет
пятидесяти. Ни имени, ни фамилии, убей бог, не помню! Помню только, что он
целую неделю был моим клиентом на прошлогоднем пушном аукционе. И еще
помню, что он по-русски ни в зуб ногой. Ну, и платил, конечно, будь
здоров. Как все японцы.
- Я видел вас с мужчиной, - говорит он по-английски. - И не хотел
беспокоить. Но когда вы освободитесь, завтра или послезавтра, прошу вас
позвонить мне в "Асторию". Вы помните часы работы пушного аукциона?
- Помню, - говорю. - Даже очень хорошо.
- Все остальное время я буду свободен для вас.
И дает мне визитную карточку, где чернилами уже написан его номер
телефона в "Астории". И кланяется, кланяется...
А я-то вижу, что ко мне продирается Эдик с мороженым. И не успеваю
объяснить японцу, что больше не работаю по той части, которая его
интересует. Сую, как дура, визитку в карман куртки, и так торопливо
говорю:
- Хорошо, хорошо... Простите меня, пожалуйста...
Японец тоже увидел Эдика и на прощание мне говорит:
- Целый год я не могу забыть дней, которые мы провели вместе. Жду, -
и буквально растворяется в толпе.
Только мы с Эдиком взялись за мороженое, как раздался звонок. Все
потянулись в зал. В проходе я чуточку отстала и выбросила в урну визитную
карточку японца. Вались он, этот джапан, к такой-то матери!..
Взяла Эдика под руку, и мы, лопая мороженое, пошли смотреть львов.
На следующий день я заступила на суточное дежурство. С утра пошла
нормальная больничная круговерть: уколы, перевязки, капельницы, таблетки...
- Таня! Борис семенович вызывает!..
Бросаю все, бегу к заведующему отделением. Там же на подоконнике
сидит наш молодой доктор владимир александрович.
- Здрасссьте, борис семенович!
Борис семенович - милый, остроумный, доктор божьей милостью. Трус -
