нею занимались.
...Идем темными переходами. Я сигарету вырвала из пачки, зажигалку не
могу найти. Всю трясет... Женя чиркнул спичкой, дал мне прикурить. Довел
до выхода.
Швейцар Петр Никанорович - отставник дерьмовый - увидел женю,
вскочил, сонная морда, с диванчика, побежал двери отворять, сволочь.
Кланяется бывший подполковник нынешнему лейтенантику, торопится свое
усердие показать. А сам с каждой проститутки от трехи до пятерки за проход
в гостиницу имеет. Да с гостей - по червончику, чтобы в ресторан
просочиться.
Меня увидел, так удивился - дескать, "как это она тут оказалась?",
Хотя еще вечером от меня пятерку схавал, артист вонючий.
- До свидания, Таня, - Женя будто извинился за что-то.
Я не ответила. Горло перехватило. Только кивнула ему и вышла.
А на воле - такая благодать! Воздух чистый, прохладный... Солнце еще
не взошло, а уже окна верхних этажей прямо золотом полыхают. Как в сказке!
Такая красота - и не высказать... Чувствую, что сейчас сяду на каменные
ступеньки и расплачусь.
- Куда ехать?
Стоит передо мной такой пожилой водила, тачка его фурычит на пандусе.
Посмотрела на номера - из четвертого таксомоторного.
- Проспект Науки, двадцать восемь, - говорю.
- Квартира?
- Обойдешься.
- Червончик.
- Нет вопросов.
- Садись.
Я села назад, и мы поехали.
Едем. Вытащила я из сумочки зеркальце, ватку, крем и давай морду
протирать. Я всегда перед домом грим снимаю. Это для меня как утренняя
зарядка. Будто я из одного состояния перехожу в другое. И чтобы лишний раз
маму не нервировать. Она, конечно, ничего не скажает, но... Своих надо
беречь.
- Слушай, - говорит мне вдруг водила, - я в прошлую смену одного
"штатника" часа четыре возил. И в павловск, и в пушкин, и еще черт-те
куда. Так у него наших "деревянных" не хватило и он со мной по счетчику
"зелененькими" расплатился. Тебе не нужно? Отдам по трехе.
Ах ты ж, думаю, гад ползучий! Печать на мне, что ли, какая?! Что же
он мне с ходу доллары предлагает и не боится ни черта?!
Но я и глазом не моргнула:
- Извините, пожалуйста, но я не понимаю, о чем вы говорите.
- Ну, дает! - Заржал водила. - Прямо театр юного зрителя!..
- Вы меня, наверное, с кем-то путаете, товарищ, - говорю.
Он еще сильнее заржал:
- Как же! - Говорит. - Вас спутаешь...
И тут мы как раз к моему дому подъехали. То есть не к моему, а к
соседнему - к дому номер тридцать два.
У нас внутри квартала, как и во всех новых районах, дорожки между
домами узенькие и дальше не проехать, потому что на пути у нас стоит
огромная машина "вольво" с рефрижератором. Из "Совтрансавто". Тоже,
кстати, деловые ребята... И эта машина тут часто стоит. Наверное, какой-то
дальнобойщик живет.
- Ладно, дойду, - говорю я водиле. - Остановись.
Вылезла, положила ему червонец на сиденье (по счетчику трехи не
набежало), вынула фирменную сигаретку, чиркнула зажигалкой и говорю этому
жлобу:
- Да! Насчет "зелененьких". Статья восемьдесят восьмая, часть первая.
От трех до восьми с конфискацией.
- Я тебя умоляю!
- Это ты потом прокурора будешь умолять, а меня не надо.
- А ты по какой статье ходишь?
- А для меня статья не придумана. В нашем государстве это социальное
явление отсутствует. Понял, дядя?
Смеется, сукин сын:
- Тогда, может, телефончик оставишь?
- Не по сеньке шапка, - говорю. - Тут тебе ни "деревянных", ни
"зеленых" не хватит. Без штанов останешься. Чао, бамбино! Сорри...
И домой пошла...
В квартире темно. Мы в белые ночи всегда задергиваем плотные шторы.
Сижу на кровати у мамы и совсем не вижу ее.
- Я замуж выхожу, ма... - Шепотом говорю я.
- Слава богу. А за кого? - Тоже почему-то шепотом спрашивает мама.
Она еще в полусне.
- За Эдика. Эдвард Ларссон.
- Это такой высокий?
- Нет. Высокий - Гюнт. А это - Эдик. Он заезжал как-то за мной,
помнишь?
- Как мы тут все поместимся?..
- Я у него жить буду, в Швеции.
- Боже мой! - Тихонько прокричала мама. - А я?!
И зажгла свет у кровати. Сидит в своей старенькой пижамке,
всклокоченная, худенькая. Руки у подбородка сцепила, а в глазах такая
тоска, такой ужас...
Поспать ни минутки не удалось. Мама вздрючилась, взвинтила меня,
бросилась готовить мне завтрак. Я накинула домашний халатик, стала делать
завтрак для нее, вырывать из ее рук чайник, спички...
Колготимся по кухне, сталкиваемся то у плиты, то у холодильника, то у
раковины.
- А что ты видела в своей жизни? - Кричу я ей. - Папочку-кобеля,
зарплату - сто сорок?! Кооператив однокомнатный!? Это - жизнь?
- Почему, почему ты ушла из института?! - Кричит мама и обжигается о
раскаленную сковородку.
Я хватаю ее руку, сую под струю холодной воды и приговариваю:
- Потому что я каждое утро в институт на трамвае ездила и объявления
в вагоне читала: "Третий автобусный парк... Курсы водителей... Обучение -
четыре месяца. По окончании - зарплата от трехсот рублей и выше." А мне
нужно было пять лет учиться, чтобы потом сто десять зарабатывать. Да пошел
он, этот институт, знаешь, куда?! Много тебе твой институт дал!
- Да, много! - Вырывается от меня мама. - Я детей воспитываю и учу!
- Это они тебя учат и воспитывают! Положи тарелку на место, я сама
все сделаю!..
Потом (я уже была одета в джинсы и какую-то майку-расписуху, а мама с
забинтованной рукой причесана и чуть-чуть успокоена) мы сидели за нашим
крохотным столом и завтракали.
- Хочу свой дом, свою машину!.. Хочу зайти в магазин и купить ту
шмотку, которая мне нужна, а не переплачивать фарцовщикам втридорога!..
Хочу мир увидеть! Разные страны... И не по телеку, не в программе "Время",
не в "Клубе кинопутешествий". Своими глазами, своими руками пощупать, а не
слушать наших телекомментаторов. Они там по пять лет прокантуются -
поленом не вышибешь, - а потом возвращаются в союз и начинают поливать все
на свете!.. А сидя здесь, на этой кухне, я хрен что увижу! Но у меня тоже
кое-что есть другое, ма! Поверь мне. Я - женщина. Так почему бы мне...
- Но, Танька!.. Доченька! Это же - торговать собой...
- Правильно, - уже спокойно сказала я. - Правильно, мам. Ну кто не
торгует собой? Кто не стремится подороже продать свою профессию, свой
талант? Кто не хочет получать вознаграждения за свои достоинства? Писатель
торгуется с издательством, у художника покупают его картину, конструктор
получает гонорар за изобретение...
- Но книги, изобретения, живопись приносят народу счастье! Физическое
и духовное...
- Во, во! - Разозлилась я. - Привыкли мыслить только глобально - в
масштабе народа, континента, космоса! Ничуть не меньше. А отдельно взятая
личность одного человека никого не волнует!..
- Какого человека?
- Того же Эдварда Ларссона - одинокого шведского инженера. Если его
женитьба на мне осчастливит его, разве этого мало?
- Ну почему для этого нужно уезжать?! Пусть он переедет к нам.
Потеснимся, потом поменяемся...
- Мама! Представь - художник много лет создавал картину и мечтал, что
когда-нибудь ее оценят. А когда картина была готова и ему предложили
персональную международную выставку, его мать сказала: "Нет! Никаких
выставок! Пусть она висит только на нашей кухне!.."
- Да ты-то тут при чем?!
- А чем я хуже, черт бы тебя подрал!!!
И тут мама заплакала. Я посмотрела на часы. Нужно было мчаться на
работу. Но я не могла оставить маму в таком состоянии.
- Успокойся, мамуль, - я поцеловала ей руку, а она меня машинально
погладила. - Успокойся. Я буду приезжать к тебе по нескольку раз в год.
Так все наши девочки делают, кто туда замуж вышли. Это во-первых. А
во-вторых, все это произойдет еще так нескоро. Как говорится, "курочка - в
гнезде, а яичко..." Знаешь, где?
- Танька! - Возмутилась мама.
- Все, все. Молчу, молчу.
Я посмотрела на часы, поднялась, набросила на плечи старенькую
курточку и стала запихивать в большую черную сумку кое-какие шмотки.
Во-первых, нужно было что-то захватить на работу - как-никак, а я
заряжаюсь на сутки без продыху, - а во-вторых, еще до работы нужно было
успеть по дороге заскочить в одно замечательное местечко...
- Но ты его хоть любишь? - С надеждой спросила мама.
Тут на меня навалилась такая усталость, что ничего не захотелось
выдумывать:
- Не смеши меня, ма. Надо будет - полюблю.
К счастью, в это время раздался звонок. Мама вскочила из-за стола,
рванулась к дверям.
- Сиди, - сказала я. - Открою. Это - Лялька.
Конечно, это была Лялька - бывшая мамина ученица, моя соседка по
лестничной площадке. Ляльке - восемнадцать. Хорошенькая - спасу нет. В
прошлом году завалила вступительные в медицинский, и я устроила ее к нам
санитаркой для рабочего стажа.
- Здрассьте! - Сказала Лялька с моими интонациями. - Ну, ты даешь! Я
тебя жду, жду внизу...
- Лялечка! - Обрадовалась мама. - Здравствуй, детка!
- Ой, извините, Алла Сергеевна! Доброе утро.
- Мамуля, мы пошли...
- Подожди! - Мама метнулась в комнату, потом обратно и стала пихать
мне два рубля. - Ну, возьми!..
- Да есть у меня деньги.
- Ты уходишь на сутки - тебе необходимо нормально питаться!
- Ну, мама...
- Не спорь! И лялю покорми.
- До свидания, Алла Сергеевна.
- Привет, ма...
К отделению милиции мы с Лялькой подкатили на какой-то халтурной
черной "Волге". Уже из машины я увидела "картину маслом": Зинка Мелейко во
всем своем вечернем боевом обличии, на высоченных каблуках, подметала
вместе с несколькими ханыгами двор, а школьница, взгромоздившись на
колченогую стремянку, мыла снаружи высокие окна первого этажа. Помогали ей
две жуткие патлатые бабы. Рожи опухшие, в синяках. Ткни пальцем -
бормотуха так из ушей и брызнет!
- Погоди, шеф, - сказала я. - Сиди, Лялька, не высовывайся. Один
момент!
Я выскочила из машины. Достала из сумки свитер, джинсы и куртку,
протянула их Зинке.
- Отвернись! - Крикнула Зинка пожилому милиционеру, который
приглядывал за всей этой компанией.
Тот сплюнул и отвернулся. Зинка натянула на себя джинсы, сняла
кофточку, под которой не было даже намека на лифчик. Ханыги заржали. Зинка
даже не посмотрела в их сторону, надела свитер, освободилась от юбки и
закурила.
Подбежала школьница, попросила у меня сигарету. Вместо сигареты я
сунула ей под нос фигу и вернулась в машину.
Когда подъехали к больнице, я порылась в бумажнике среди "крупняков",
достала пятерку и расплатилась с водилой.
Лялька отчужденно молчала до самой лестницы, а потом спросила:
- Ты зачем у матери два рубля взяла? У тебя вон сколько их!
Вот Ляльку я жутко люблю! Ах, девка! Человек...
Я на ходу обняла ее за плечи. Она попыталась отстраниться, но я еще
сильней притиснула ее к себе:
- Лялька... А лучше было бы, если б она знала, что у меня есть
деньги, сколько их и откуда они, да?
- Нет.
- Вот то-то! Своих надо беречь.
Лялька мгновенно оттаяла и тут же продолжила начатую еще в машине
тему:
- Танька, ну возьми меня как-нибудь с собой! Сколько тебя просить?..
Пока мы с Лялькой ехали к нашей больничке, у гостиницы на неве
шестеро представителей фирмы "Белитроник" весело усаживались в маленький
оранжевый автобус своей фирмы, который они пригнали из стокгольма. По
бортам "микрика" было написано название фирмы, ее адрес и номер телекса.
- Кто сегодня за рулем? - Спросил бенни.
