Я чуть со стула не свалилась:
- Козел!!! Вот это да!..
- Может, и Козел, но парень четкий. Она за ним, как за каменной
стеной.
Подошла девочка-кельнер:
- Что-нибудь еще, мадам? - И с удивлением посмотрела на буханку.
- Еще кофе? - Спросила я витю.
- Нет, спасибо. Пора. Мне еще пятьсот верст пилить до Гетеборга.
- Ну, посиди еще секунду, - попросила я и сказала девочке по-шведски:
- Пожалуйста, блок самых лучших американских сигарет. И зажигалки
одноразовые есть?
- Да, мадам. Какого цвета?
- Всех цветов.
- В упаковке десять штук.
- Всю упаковку.
- Простите, мадам. Что это такое? - Спросила девочка и показала на
буханку черного хлеба.
- Русский хлеб, - рассмеялась я.
- Вкусный?
- Очень! Хочешь попробовать?
- Нет, нет, что вы. Сейчас я принесу сигареты и зажигалки.
Она ушла, а мы еще немножко помолчали. Он мне так нравился, как еще
не нравился никто в моей жизни. Я ему так и сказала:
- Ты мне так нравишься, как мне никто еще не нравился во всей моей
жизни!
- И ты мне, - сказал он. - Точно так же.
- Черт возьми... Где же ты раньше был, Витя?..
- А ты где?
- Я была в таком дерьме, что лучше и не вспоминать.
- Вот и не вспоминай.
- Не получается. Нет-нет, да и напомнят.
Пришла девочка-кельнер, положила на стол блок сигарет, упаковку с
разноцветными зажигалками и счет. Я расплатилась, сунула черный хлеб в
сумку, взяла Фросю на руки, и мы пошли к машинам.
- На, отдай это Козлу, - я протянула вите сигареты и зажигалки. -
Маме я ничего не передаю - сама скоро буду. А тот пакетик, который я тебе
в кабину положила, отвези на ракова, пятнадцать... Там адрес написан. Это
между Музкомедией и "Пассажем". Отцу моему. У него ноги больные - все
время мерзнут. Я там носки ему теплые положила и кое-какие шмоточки для
его детей... Ладно?
- Нет вопросов.
- Ты прости меня, я тебя так напрягаю, но ты единственное звено...
- Помолчи, - он стал целовать меня бережно и нежно.
Мне показалось, что я сейчас потеряю сознание...
- Садись в свой драндулет, - хрипло сказала я ему. - Провожу тебя
километров десять до седертелье. Там я останусь на развилке, а ты не
останавливайся, иди прямо на Гетеборг. Я тебе помашу. Так лучше будет...
Мы летели по шоссе, обгоняя всех. Я - впереди, Витя - сзади.
Когда открывался участок дороги, свободный от встречных машин, я
снижала скорость и пристраивалась к нему слева - кабина в кабину. Как
только кто-то показывался нам навстречу, я сразу вырывалась вперед и
занимала свой ряд...
А потом, под зеленым аншлагом "Седертелье" я включила правый поворот,
съехала на обочину перед самой развилкой и остановилась. И вылезла из
машины.
Витя замедлил скорость, помигал мне фарами, врубил клаксон на полную
мощь и с тревожным ревом промчался мимо меня в свой идиотский Гетеборг за
какими-то там запчастями, черт бы их побрал!..
Я сидела за стойкой бара заправочной станции, потягивала свой
ананасовый сок с кокосовым молоком и наблюдала за тем, как работает Рея.
- Возьми меня в помощницы, - обронила я небрежно.
- А в судомойки пригласим датскую принцессу, да? - Развеселилась Рея.
- После того как Ларссона сделали начальником отдела такой фирмы, ты
можешь стать только хозяйкой собственного предприятия. Положение
обязывает!..
- Плевала я на это положение.
Рея вытащила телефон из-под стойки:
- Будешь звонить Эдварду?
- Нет. Настроение не то.
- Жаль, - Рея убрала телефон. - Я люблю слушать, когда вы
разговариваете по-русски...
По-русски все-таки пришлось поговорить. Не по телефону, а нос к носу.
И не так, как хотелось бы, но пришлось...
Я зачем-то затеяла уборку и таскала воющий пылесос по всему дому, а
Эдик пытался после работы смотреть телевизионные новости. Я мешала ему
своим пылесосом, он мешал мне своим присутствием - оба мы были раздражены
и даже не пытались это скрыть. Наверное, наше вздрюченное состояние
передалось и Фросе - с нервным лаем она носилась за мной по всем комнатам.
- Почему нужно заниматься уборкой дома во второй половине дня? -
Резонно спросил он, стараясь перекричать пылесос, телевизор и Фросю.
- Потому что в первую половину я была занята! - Прокричала я, тупо
шуруя щеткой вокруг большой напольной вазы с сухим ковылем.
- Тогда, может быть, ты сначала приберешь второй этаж и дашь мне
посмотреть "Новости"?
А мне в эту секунду хотелось послать в задницу и первый, и второй
этаж, и пылесос, и его самого. Мне хотелось сейчас сидеть в кабине
тяжелого грузового "вольво", держать на коленях Фросю, смотреть на
большие, красивые, сильные руки вити, лежащие на огромном руле, и
подъезжать вместе с ним к Гетеборгу, в котором я так ни разу еще и не
была...
- Нет уж! - Орала я как идиотка. - Я сначала приберу первый этаж! Ты
бы лучше свою бритвенную кисточку мыл, а не оставлял ее каждый раз в
засохшей мыльной пене!..
Я рванула в ванную, схватила его кисточку, прибежала обратно и
грохнула ее прямо на столик - между ним и телевизором.
Он выпрыгнул из кресла, тоже помчался в ванную, приволок оттуда тюбик
с мыльным кремом и шлепнул его рядом с кисточкой:
- Тебя никто не просит ее мыть! Из-за тебя вдвое быстрее кончается
этот тюбик с мыльной пеной! А это стоит денег!..
Работал пылесос, лаяла Фрося, бормотал телевизор...
- Это?!.. - Я захохотала как можно обиднее для него. - Тьфу это, а не
деньги!
- Нет! Это не "тьфу"! Это деньги, из которых состоит наша жизнь! -
Закричал он и обвел руками все, что меня окружало.
- В таком случае - плевала я на эту жизнь! В гробу и в белых
тапочках!.. - Как базарная халда заорала я и, уже не помня себя от злобы,
смахнула со столика кисточку и тюбик с мыльной пеной.
Кисточка и тюбик, словно выпущенные из рогатки, просвистели в сторону
окна и ударились о портьеру. Портьера колыхнулась, что-то там за ней
лязгнуло и со стуком упало на пол...
...И раздался оглушительный ружейный выстрел!!!
Вдрызг разлетелась большая напольная ваза и сухие метелки ковыля
рассыпались по полу.
Я завизжала и бросилась к Эдику. Он обхватил меня, прижал к себе и
тупо уставился на свое собственное охотничье ружье, валявшееся на полу.
- Как я его забыла тогда убрать - ума не приложу... - Всхлипывала я.
Укрытая пледом, я лежала на тахте. Меня трясло, как в лихорадке.
Стояла тишина. Телевизор и пылесос - выключены, Фрося примостилась у меня
в ногах.
Эдик сидел рядом и отпаивал меня горячим чаем.
- Ну почему ты не рассказала мне раньше? - Он показал глазами на
лежавшее на столике разряженное ружье. Там же вылялись вынутые из стволов
патроны.
- Не хотела тебя расстраивать...
- Завтра я поеду в туристическое бюро и закажу нам с тобой визы и
билеты в советский союз. Сколько бы это ни стоило. Хочешь - в Ленинград,
хочешь - в москву, хочешь - на черное море... Куда хочешь!
- В Ленинград. К маме.
- Оъкей! В Ленинград. К маме. А сейчас, фру Ларссон, я приглашаю вас
в самый дорогой ресторан стокгольма!
Ресторан был, действительно, жутко дорогой! Он являлся частью
какого-то фешенебельного ночного клуба и нам подавали потрясающие
неведомые мне блюда, пили мы какое-то божественное испанское вино и
танцевали, танцевали... Я в длинном вечернем платье, Эдик - в смокинге.
Он щебетал, как студент-первокурсник, острил, смеялся и был
удивительно широк. Я его никогда таким не видела. Я же все больше
помалкивала, осматривалась и, если верить Эдику, выглядела "на все сто"!
Во втором часу ночи, утомленные и размякшие, преисполненные нежной
благодарности друг к другу, мы вышли из ресторана на прохладную улицу к
нашей машине. Пожалуй, это был самый Симпатичный вечер во всей моей
шведской жизни.
В отличие от всего остального спящего стокгольма в этом квартале
жизнь шла еще во всю ивановскую: работали бары, ночные кафешки, какие-то
забегаловки, лавочки торговали, в кинотеатрах без перерыва крутились
фильмы.
Уже садясь в машину, я вдруг увидела на противоположной стороне улицы
над входом в небольшую киношку длинную белую рекламу, ярко подсвеченную
уймой лампочек: "Пять дней русского кинематографа".
Сеанс, видимо, только что окончился. Из кинотеатра на улицу выползал
народ, но не расходился от него в разные стороны, а задерживался у
небольшого микроавтобусика. А там вспыхивали блицы фоторепортеров.
Я вгляделась в кучку людей, стоявших у микроавтобуса, и вдруг
неожиданно узнала среди них гундареву, смоктуновского и леонова!..
Я просто обалдела! Ну надо же!.. Где?! В стокгольме!..
- Ой, Эдинька!.. - Завопила я. - Смотри, смотри!.. Это же Гундарева!
И Смоктуновский... И Леонов!..
- Кто это? - Удивился Эдик.
- Это же наши самые замечательные киноактеры! Это же самые что ни
есть суперстары! - Счастливо проговорила я и бросилась на ту сторону улицы
с криком: - здравствуйте! Здравствуйте! Боже мой! Неужели это вы?!
Напряженно улыбаясь, артисты уставились на меня, потом быстро
переглянулись и вопросительно посмотрели на своего сопровождающего -
крепенького мужичка-боровичка в белой рубашке с галстуком и темном
костюме. Наверное, это был ктонибудь из посольских.
Мужичок тут же героически прикрыл артистов своей широкой спиной и
строго спросил меня на чистом русском языке:
- Кто вы такая? Что вам здесь нужно?
А я, дура такая, от радости, что своих увидела, пропустила мимо ушей
его ментовскую интонацию и лепечу, как заведенная:
- Я из Ленинграда... Я живу здесь... Замужем. Я русская! Русская...
Мне так приятно! Иннокентий Михайлович! Наталья... Ой, простите, не знаю
вашего отчества... Товарищ Леонов! Здравствуйте! Господи! Я так счастлива!..
- Извините, мадам, мы спешим, - сказал железный мужичок и очень
профессионально оттер меня плечом в сторону. - А вы, товарищи, садитесь в
автобус. Садитесь, садитесь.
Ах, швейцаром бы тебя в "Европейскую" или в "Асторию"! Цены бы тебе
там не было!.. Правильно - бей своих, чтобы чужие боялись... Стою, как
обгаженная, в своем кретинском длинном вечернем платье посреди ночного
стокгольма и ни хрена понять не могу... За что?
Залезая в машину, гундарева - хорошая, наверное, все-таки баба, -
сочувственно улыбнулась мне. Леонов виновато поежился и недобро взглянул
на посольского боровичка. А смоктуновский с лицом блаженного, вроде бы он
ничего не понимает, ни к чему отношения не имеет, развел руками и тоже
скрылся в автобусе.
И тут на меня такое накатило. Такое!.. В глазах потемнело, затрясло,
как в лихорадке, и я заорала на всю эту роскошную улицу:
- Я же русская! Русская! Я вас так любила, суки вы рваные! Клоуны
дешевые! Так любила!.. Чего же вы от меня шарахаетесь?! Кого вы боитесь?
Вам не меня, вам его бояться надо!!! - И все тыкала пальцем в того, в
посольского, в белой рубашке с галстуком и темном костюме.
Автобусик спешно уехал. Эдик обнимал меня за плечи, успокаивал, путал
шведские слова с русскими и все пытался усадить меня в наш Сааб-турбо...
Потом медленно ехали в свою деревушку. Молчали. Из приемника сочилась
тихая музыка. Я курила одну сигарету за другой, вдыхала теплый свежий
воздух белой шведской ночи и ни о чем ни черта не думала. Только очень
хотелось выпить.
Когда подкатили к нашему дому, Эдик нажал на кнопку дистанционного
управления, и ворота гаража стали медленно открываться. Автоматически
