лову в машину, своим тощим вонючим телом мешает Рут захлопнуть дверцу и,
будто обнимая ее за плечи, буквально в полуметре от моего носа пристав-
ляет ей к шее, чуть ниже затылка, узкий и длинный нож. И, улыбаясь, нег-
ромко говорит:
- Только пикни, сучка черножопая... Сумку давай!..
Это поразительно, но наши действия с Рут совпали до мельчайшей доли
секунды!!! Только у нее они были осознанные, а у меня - инстинктивные...
Уже на последнем его слове "...давай!" я прыгнул вперед и вверх и мо-
ментально прокусил долговязому кисть руки, в которой был нож. Прокусил
до кости, - под клыками почувствовал!.. Когтями передних лап я постарал-
ся разорвать ему запястье, а задними располосовал и рукав, и руку до са-
мого локтя...
Нож у него выпал сразу же, как только мои клыки вошли в его пальцы,
да верхними клыками я еще рванул посильнее и, наверное, что-то там у не-
го совсем разорвал, потому что этот засранец обгадил нам своей кровищей
чуть не полмашины!
Одновременно с моим ИНСТИНКТИВНЫМ прыжком Рут произвела два ОСОЗНАН-
НЫХ ДЕЙСТВИЯ - она тут же сунула Долговязому в морду ствол пистолета од-
ной рукой, а второй пристегнула его здоровую руку к рулю "Плимута" неиз-
вестно откуда появившимися наручниками...
Это я сейчас такой умный и могу так стройно и последовательно расска-
зать о попытке Долговязого нас ограбить. А в тот момент все произошло с
такой скоростью, что Тимур даже испугаться не успел. То есть он, может,
и испугался, но не успел этого показать. Очень, очень храбрый пацан!
Я тут же прошмыгнул мимо ног Долговязого и вспрыгнул на теплый капот
нашего "Плимута", чтобы в случае чего было удобнее вцепиться ему в рожу.
Рут тоже выскочила из машины, треснула пистолетом в спину Долговязого
и поставила его в классическую позу из эпизода "Задержание преступника"
тысяча первого телевизионного полицейского сериала: лицом к машине, руки
на крышу (в данном случае одну руку, вторая была уже пристегнута к ру-
лю), ноги - на ширине плеч, но по возможности дальше от автомобиля.
Классика жанра нарушалась лишь тем, что в целях безопасности левая
рука Долговязого была уже пристегнута к рулю "Плимута" наручниками.
Долговязый так верещал, будто это мы с Рут и Тимуром совершили на не-
го нападение! Он так орал на всю Девяносто девятую, что из бухарской ап-
теки, ресторана "Регистан" и русского магазина повыскакивал народ, и по-
ка Рут по рации вызывала оперативно-патрульную группу, собравшиеся вок-
руг нашей машины наслушались о себе черт знает чего!
Он вопил, что истекает кровью, что умирает по вине всяких там черно-
мазых, латинос и жидов, по вине паршивых и грязных эмигрантов, перепол-
нивших Америку, из-за которых совершенно не стало житья чистокровно бе-
лому человеку!!! А всякие вонючие цветные сучки возят в своих машинах
диких хищников, чтобы специально натравливать их на стопроцентных амери-
канских налогоплательщиков!.. И что он сейчас вот-вот окочурится из-за
вот этой черножопой проститутки!..
Как Рут успела перехватить Тимура, ринувшегося после этих слов на
Долговязого, - уму непостижимо!
Она в последний миг отшвырнула Тимура в сторону и крикнула:
- Назад, сынок!
Кровь из запястья Долговязого действительно хлестала будь здоров! Од-
нако, когда хозяйка русского магазина по просьбе Рут стала перетягивать
Долговязому руку выше локтя какой-то веревкой, он попытался даже лягнуть
ее ногой, а уж сказал такое, что его разорвать следовало!
Хорошо, что Рут вовремя ткнула его стволом пистолета чуть повыше его
тощей жопы, в самый низ спины. Он чуть не захлебнулся от боли!
И вот тут он стал орать - никогда не поверите! - примерно то же са-
мое, о чем мне как-то говорил в Грюнвальде один из умнейших и интелли-
гентнейших Людей, которых я когда-либо в жизни встречал, - Фридрих фон
Тифенбах. Это было, когда он рассказывал мне об Америке и своем вашинг-
тонском приятеле-конгрессмене. Конечно, другими словами! И ни разу не
упомянув о евреях - Фридрих вообще считал эту тему для Германии больной
и неприкасаемой. Но говорил он примерно то же самое, о чем с дикой ру-
ганью сейчас орал Долговязый...
А Долговязый жуткими словами стал облаивать Президента и его прави-
тельство, что они пресмыкаются перед черными из боязни, что их обвинят в
расизме!.. Что скоро вторым и главным языком в Америке станет испанс-
кий!.. Что на любую работу, от говночиста до сенатора, сначала принимают
разных черномазых идиотов, а умные белые остаются за бортом! Сраная де-
мократия и ебаный либерализм искалечили страну, перевернули мозги... Что
жиды управляют Америкой от Восточного до Западного побережья, и прав был
Гитлер, когда...
Ну, и так далее. Как говорят немцы - унд зо вайтер...
После того как ему перетянули кровоточащую руку, он уже окрепшим го-
лосом пообещал всем стоящим вокруг, что при первой возможности он всех
перережет, перестреляет, а все эмигрантские лавки сожжет и всех в рот
выебет!
- Заткнись, болван, - спокойно сказала ему Рут. - Я очень жалею, что
не могу пристрелить тебя. Но каждое слово, произнесенное тобой, будет
использовано против тебя в суде.
С жутким воем с двух сторон Девяносто девятой подлетели две полицейс-
кие машины с мигающими хреновинами на крышах, лихо развернулись поперек
улицы так, чтобы запереть наш "Плимут". Все, как в кино! Из машин стре-
мительно выскочили четверо: трое - в форме, один - хиповый паренек в
курточке и вельветовых брючках.
Увидев стоящего враскорячку Долговязого, а за его спиной Рут с писто-
летом в руке, полицейские резко сбавили темп.
Один достал из своей машины аптечку и ловко перебинтовал Долговязого,
а второй отстегнул его от нашего руля, завел Долговязому руки за спину и
замкнул наручники уже на двух руках.
А третий - в вельветовых брючках - достал из-за спинки переднего во-
дительского сиденья нож Долговязого и, аккуратно держа нож за лезвие,
чтобы не прикасаться к рукоятке, положил его в прозрачный полиэтиленовый
мешочек.
Он прижал к себе трясущегося Тимура, потом погладил меня, сидящего на
теплом капоте "Плимута", и спросил у Рут:
- Все в порядке, сержант?
- Да, - ответила Рут и спрятала свой пистолет в наплечную кобуру под
куртку. - Если не считать испачканной машины.
- О'кей, - улыбнулся ей хипарь в вельветках и сказал Долговязому: -
Вот теперь, говнюк, ты у нас сядешь надолго.
Он указал на Тимура и Рут Истлейк и добавил:
- Этого мы тебе никогда не простим, сволочь.
Вечером у нас были гости...
О том, что они придут, я узнал из разговора Тимура и Рут. И тут же
попросил их самым настойчивым образом - ни словом, ни взглядом не вы-
дать, что все мы втроем состоим в Шелдрейсовском Телепатическом Контак-
те.
Объяснил я это очень просто и доходчиво, а уж на правду было похоже -
не отличить! Я сказал, что любое, даже незначительное, вхождение в Кон-
такт для меня чрезвычайно утомительно, и когда я разговариваю с двумя,
близкими мне Людьми - это, в психическом отношении, проходит почти бесс-
ледно. Но когда мне приходится вступать в Контакт с Человеком мне незна-
комым, напряжение мое возрастает во много раз и у меня может вполне "по-
ехать крыша".
Последнего выражения Рут не поняла, и Тимур поспешил ей его объяс-
нить, отыскав в русско-английском переводе еще кучу синонимов этому вы-
ражению, из которых Рут наконец уяснила, что я могу просто-напросто
сбрендить.
Естественно, это было не так! Тут я малость слукавил. Тяжелым для ме-
ня мог оказаться только Контакт на очень большом расстоянии. Предполо-
жим, из одной страны - в другую...
А законтачить с мало-мальски мыслящим Человеком, находящимся со мной
в одном и том же помещении, для меня было - раз плюнуть!
Но это была святая ложь. Честно говоря, я хотел ограничить возмож-
ность длительных посиделок с трепотней, так как отчетливо помнил, что
сам вчера назначил окрестным Котам и Кошкам на сегодня ночной сходняк с
собственным докладом о прошедших переговорах с Крысами и с отбором наи-
более толковых предложений по переориентации и устройству нашей дальней-
шей Кото-Кошачьей жизни. Ну и, само собой разумеется, жутко хотелось ус-
петь еще разок оттрахать ту беленькую пушистую Потаскушку!..
Первым пришел бывший напарник покойного Фреда - квадратненький детек-
тив Джек Пински, с которым я познакомился вчера в полицейском участке.
Он принес цветочки для Рут, тортик для меня и Тимура и бутылку виски
для себя и всех остальных, кроме Тимура и меня.
Джек уже знал обо всем, что сегодня произошло на Девяносто девятой у
Русского магазина, и тут же предложил мне пойти работать к ним в поли-
цейский участок. У них две недели тому назад в метро Рузвельт-авеню и
Джексон Хейтс застрелили одного парня, и его место пока свободно.
Я чуть было не ответил ему, но вовремя взял себя в лапы. Тем более
что ничего остроумного для ответа в голову мне все равно не пришло. А
так как Джек был, наверное, по природе своей не очень разговорчив, то
молчать с ним было очень удобно.
Зато когда пришел второй гость - сосед Истлейков по лестничной пло-
щадке, старый русский, живущий в Нью-Йорке уже лет двадцать пять, - мис-
тер Могилевский, которого все почему-то называли "БОРИС", с ударением на
букву "О", тут я, признаться, даже вспотел!
Этот Борис был такой КОНТАКТНЫЙ, такой КОНТАКТНЫЙ, что удержаться от
трепотни с ним - мне стоило больших усилий! Тем более что он мне очень
понравился.
Он был одет в такие потрясающие шмотки, которые я не видел ни у кого
из знакомых мне мужиков. Даже у мужа дочери Фридриха фон Тифенбаха -
Гельмута Хартманна, которого я взорвал вместе с тем подонком Францем Мо-
зером в Рождественскую ночь в Грюнвальде. А уж на что Гельмут Хартман
казался пижоном! Чтоб им икалось на том свете...
С Рут и Джеком Борис говорил по-английски, а со мной и Тимуром
по-русски. Что меня в нем еще подкупило - он не вставлял английские сло-
ва в русскую речь, что делает большинство эмигрантов, назойливо де-
монстрируя окружающим свою круглосуточную местечковую "западность".
Тимур прошептал мне, что дяде Боре уже шестьдесят семь лет, - вот ни-
когда бы не подумал!.. - что у него в сердце вшит какой-то стимулятор,
чтобы еще хоть немного пожить, - ничего себе уха?!.. - и все свои пенси-
онные гроши и очень редкие заработки он тратит на модные шмотки в дни
распродаж и на жутко дорогую горнолыжную экипировку - ну, потрясный
тип!.. - так как дядя Боря до сих пор мотается в горы и там сигает на
лыжах наравне со своими взрослыми сыновьями. Я в Германии таких по теле-
визору видел - обалдеть и сдохнуть!..
Выяснилось, что мы оба с ним - ленинградцы. Он сказал мне, что ког-
да-то жил на Васильевском острове. Я чуть не ляпнул по-Шелдрейсовски,
что прекрасно знаю этот район... Слава Богу, что вовремя удержался! Этот
Борис со своим сердечным стимулятором сразу бы откликнулся на КОНТАКТ...
Это было видно, как говорил Шура, "невооруженным глазом".
Странная штука... За свое, прямо скажем, очень недолгое пребывание в
Америке я заметил, что здесь мне легче вступать в Шелдрейсовский Телепа-
тический Контакт с кем бы то ни было - с Котами, Крысами, с Людьми.
В России, кроме Шуры Плоткина, мне никто и нужен-то не был. Механизм
общения с другими Людьми у меня работал по принципу "Я тебя вижу, а ты
меня - нет". То есть я все слышу, понимаю, оцениваю, предугадываю, а ты,
Сударь мой, как говорил Шура, уже сам шевели мозгой. Не получается -
твои проблемы. Зато с Животными, как здесь, так и там, я всегда поддер-
живал двухстороннюю связь. Но на то мы и Животные.
Необходимость вступать в Телепатический Контакт с посторонними Людьми
у меня появилась только лишь в Германии, когда я остался один, без Шуры.
Ах, как мне трудно было заставить Водилу понимать себя! Как тяжело
