"Устанешь так, что они нас голыми руками возьмут".
- Не смеши меня, Кыся. Когда я работал на внутрисоюзных рейсах - я по
полторы тыщи верст без сменщика и без отдыха шуровал по нашим советским
колдоебинам и выебинам. И на чем?! На стошестидесятисильной "Шкоде" с
рефрижиратором!.. А у нас с тобой почти четыре сотни лошадей вот под
этим шведским капотом. И дорожка - лабораторная... Об чем ты, Кыся! Как
говорят в Одессе - мне с вас смешно.
"Ты тогда был моложе..."
- Зато, сейчас я умнее. Гляди, Кыся, как эта лайба ходит!
И Водила пошел на обгон грузовика Лысого.
Я вообще-то ни хрена не понимаю в вождении автомобиля, но по-моему,
Водила это делал мастерски!
Ах, как я в эту секунду пожалел, что с нами нет Шуры Плоткина!
Во-первых, потому, что ВТРОЕМ мы наверняка бы нашли выход из создавшего-
ся положения. А во-вторых, мне бы так хотелось, чтобы Шура увидел меня
сейчас - мчащегося по роскошному германскому автобану в замечательном
огромном шведском грузовике, запросто и на равных болтающего с Водилой
этого грузовика, которьй вполне мог бы стать Шуриным приятелем.
Но еще больше я пожалел, что рядом с нами нет Шуры, когда мы остано-
вились на обед и заправку под Ганновером!
Он же никогда не владел таких автозаправочных станций... Где, кроме
бензина и дизельного топлива, Шура мог бы купить себе все, что взбрело
бы ему в голову - от немецкой бутылки водки с милым названием "Ельцин" и
американской шапочки с большим козырьком и надписью "Я люблю Нью-Йорк"
до автомобильного аккумулятора и шин любого размера.
Здесь же Шура мог бы сходить в неправдоподобно чистенький туалет без
запахов мочи и кала, принять горячий душ; пообедать в очень красивом
ресторане или (как мы с Водилой и Лысым) в столовой самообслуживания с
невероятно аппетитной жратвой; тут же Шура мог бы снять уютную комнатку
с ванной в мотеле и переночевать под телевизор с двадцатью шестью прог-
раммами из Германии, Австрии, Америки, Англии, Франции, Италии и даже
Турции, как сказал мне Водила.
Вот что увидел я и чего никогда, к сожалению, не видел мой Шура Плот-
кин. Подозреваю, что и я все это увидел из-за экстремальности ситуации.
Как говорится - не было бы счастья, да несчастье помогло: приехав на
эту "заправку", Водила не оставил меня в кабине, а посадил в сумку, ре-
мень перекинул через плечо и потащил меня по всему этому сказочному при-
дорожному раю, приговаривая тихо:
- А хер их знает, может, они захотят взорвать нашу машину?.. Сейчас
это очень даже модно. Мало ли что им в башку встрянет... Так что да-
вай-ка, Кыся, порознь не гулять. Куда я, туда и ты. О'кей? С этой минуты
мы оба на военном положении - только вместе! Приказ понял?
Я чего-то муркнул ему в ответ, и Водила добавил:
- А кроме всего, это тебе и поглядеть полезно. Такого у нас в России,
к сожалению, еще лет сто не увидишь. А в Германии на каждом шагу. Это их
сильная сторона...
То, что такие автозаправочные станции не просто "сильная", а ОЧЕНЬ
сильная сторона немцев, я убедился, когда при входе в столовую вдруг
увидел две пластмассовые миски на низких подставках. В одной миске были
навалены аккуратненькие кубики тушеного мяса с какой-то пахучей подлив-
кой, а в другой - чистая, свежая вода.
Сверху, над мисками, было написано - "Хунде-Бар", что по-нашему, ока-
зывается, - "Собачий Бар"! Так мне перевел Водила и объяснил, что проез-
жающие мимо Собаки могут тут бесплатно перекусить и утолить жажду.
- Лопай, Кыся. Халява, - сказал мне Водила и поставил сумку со мной
прямо у мисок.
Не вылезая из сумки, я немного попил воды, а мясо есть не стал из-за
подливы. Хека у них в этом "Хунде-Баре", конечно, не было. Их халява о
нашем хеке даже представления не имела.
Но несмотря на подливу, несмотря на то, что само название "Хунде-Бар"
для меня звучало несколько оскорбительно, - можно было вспомнить не
только о Собаках, но и о Котах, разъезжающих по германским дорогам, -
сама идея создания такой кормушки показалась мне просто превосходной!
Лысый в Германии был всего во второй раз, языка не знал ни словечка,
и поэтому не отставал от нас ни на шаг. А может быть, и не только поэто-
му. Может, ему хотелось найти наиболее подходящий момент, чтобы погово-
рить с Водилой насчет кокаина, предложить ему те пять тысяч долларов и
договориться насчет возможности перегрузки той "фанеры" в "Тойоту". Ко-
торой, кстати, почему-то все не было и не было...
Я чувствовал, что Лысый в глубине души молится своему Господу Богу,
чтобы мой Водила согласился на все его предложения и взял бы пять тысяч
долларов.Чтобы Лысому не пришлось хвататься за пистолет с глушителем.
На голове у Лысого красовался зеленый военный берет десантника, снизу
обшитый тоненькой полоской коричневой кожи. Полностью закрывал лысину.
Джинсовая куртка распахнута - и всему миру была предъявлена бьющая по
глазам ярко-красная рубашка с выпущенным на куртку воротником. Я уж
грешным делом подумал, что Лысый специально надел такую рубаху, чтобы
тот Тип из "Тойоты" с мюнхенскими номерами мог его сразу узнать.
К слову сказать, я обнюхал Лысого со всех сторон и оружейного запаха
не обнаружил. Наверное, на время пересечения границы Лысый заныкал пис-
толет в одну из коробок с водкой в своем фургоне.
По логическому развитию событий случай напрямую поговорить с моим Во-
дилой представился Лысому в столовой самообслуживания, где мы втроем
обедали.
Я на секунду отвлекусь от всей этой сволочной криминальной истории,
чтобы поведать о блюде, которого я никогда в своей жизни раньше не про-
бовал и узнал о его изумительном существовании только лишь на той авто-
заправочной станции под Ганновером.
Интересно, ел ли когда-нибудь мой Шура Плоткин "татарский бифштекс?!"
Не знаю, не знаю...
А вот я - ел! Я его ел в центре самой богатой страны Европы, как ска-
зал мне мой Водила. А еще он сказал, когда принес мне "татарский бифш-
текс":
- Я, Кыся, поглядел у "Хунде-Бара" - ты тушонку с подливой не очень
уважаешь. Может, тебе эта хреновина подойдет? Мне лично она жутко нра-
вится.
И показывает мне тарелку, на которой лежит такой довольно крупной ле-
пешкой одуряюще пахнущий сырой мясной фарш! А вокруг него - кучка мелко
нарезанного лука, горка порубленных в крошево соленых огурчиков и штук
десять моих любимых оливок без косточек!
- Етиттвоюмать! - удивился Лысый. - Ну, ты даешь, парень!.. Так ты
обе эти тарелки с сырым мясом коту взял, что ли?!.
- Нет. Одну - себе, а что?
- Так они же по двенадцать марок!.. Я же видел...
- Ну, и что?
- Как "что"?!.. Это же почти по девять долларов!..
- А и хер с ним, - сказал Водила. - Лично мне - Кот дороже.
Мне это так понравилось, что я даже об его ногу потерся.
А Водила... Вот он иногда такой умный, такой сообразительный бывает,
а иногда - мудак мудаком... Водила, видишь ли, подумал, что я так выра-
жаю свое нетерпение скорей пожрать, и говорит:
- Не торопись, Кыся, не торопись. Я вот только эти приправки себе
ссыплю, а то ты их вряд ли есть будешь.
И сгребает с моей тарелки в свою - лук, соленые огурчики и оливки.
Вот когда он дошел до оливок - тут уж извините! Я пулей вылетел из
сумки к нему на колени, мгновенно подцепил когтями пару оливок и быст-
ренько отправил их себе в рот!
За маслины и оливки я могу, по выражению Шуры Плоткина, "продать план
родного завода". Шура считал, что такой гастрономический изыск - подт-
верждение моей яркой индивидуальности.
С тех пор, как Шура случайно обнаружил мою необъяснимую страсть к
этому, далеко не кошачьему продукту, он мне с каждого гонорара, с каждо-
го аванса, с любой халтурки покупал банку консервированных оливок и пер-
вое время даже устраивал маленькие представления для своих друзей. Он
брал самую большую оливку в зубы, опускался на ковер, становился на ка-
рачки и, оскалившись, тянулся ко мне. Я подходил и осторожно зубами вы-
нимал изо рта Шуры эту оливку под шумные аплодисменты присутствующих.
Если же гостей не было, а оливки имелись, то мы все равно частенько
исполняли этот, как говорил Шура, "смертельный номер". Просто так. Друг
для друга.
Иногда, глядя на то, как я лопаю оливки или маслины, Шура вспоминал
какую-то "чеховскую Кошку", которая жрала с голодухи огурцы.
Долгое время я думал, что "чеховская Кошка" - название неизвестной
мне кошачьей породы. Вроде "сиамской Кошки" или "сибирской".
Но потом узнал от Шуры, что Чехов, вроде моего Плоткина, тоже был ли-
тератором, и Шура его очень любил и уважал. А вот как сам Чехов относил-
ся к моему Плоткину - об этом никогда разговора не было.
...Короче, жрал я это потрясающий "татарский бифштекс" - свежайший
сырой мясной фарш, закусывал своими любимыми оливками, чем привел в не-
малое удивление и своего Водилу, и Лысого, который время от времени,
заглядывал ко мне под стол и говорил:
- Ну и котяра... Вот это да!..
- Кыся - что надо. Можно сказать - друг, товарищ и брат. А башкови-
тый!.. Он про тебя счас такое понимает, что если бы ты, к примеру, узнал
- сразу бы выпал в осадок! - вдруг сказал Водила.
Я с перепугу даже есть перестал. Ну, что за трепло?! Кто его за язык
тянет раньше времени?! Ты подожди, когда Лысый сам расколется. Когда
первым заговорит о деле...
Но Лысый, слава Богу, не принял всерьез последнюю фразу Водилы. Он
рассмеялся и, словно отвечая мне, сказал:
- Слушай... Я все хотел с тобой об одном деле поговорить.
Ох елки-палки! Неужели я действую и на Лысого?! Потряс!!! Как же это
обратить в нашу с Водилой пользу?
А мой Водила, засранец такой, не просек ответственности момента -
заткнуться и слушать - и говорит Лысому:
- Ты еврей или русский?
Лысый обиделся, разозлился, разнервничался:
- Да ты чо?! Белены объелся?! Нашел, бля, еврея!.. Да я русак чистей-
ших кровей! Да я этих жидов!.. Ты, чо? В своем уме?!
- Ну, все, все... Извини, браток, - говорит мой Водила. - Просто ты
счас в столовке сидишь, кушаешь, а беретку свою не снимаешь, как положе-
но по христианскому обычаю. Вот я и подумал - уж не еврей ли ты? Им-то
как раз по ихней вере положено за столом сидеть в такой шапочке - кипа
называется...
Лысый нехотя стянул берет с головы и обиженно произнес:
- Ты тоже, знаешь, говори, да не заговаривайся. Я может, стесняюсь
здесь своей плешью отсвечивать. Вот и ношу беретку.
- Госссподи!.. - виновато вздохнул Водила. - Да, носи ты хоть шап-
ку-ушанку, хоть с голой жопой ходи - кто тебе тут чего скажет? Не, прав-
да, извини меня, корешок... Не хотел обидеть. Тем более, что я лично ев-
реев даже очень уважаю. Не обижайся. Давай, я лучше тебе частушку хоро-
шую спою, чтобы ты на меня зла не держал...
И Водила тихонько запел:
Кудри вьются, кудри вьются,
Кудри вьются у блядей...
Ах, почему они не вьются
У порядочных людей?..
Неожиданно, чей-то молодой и приятный голос так же негромко продол-
жил:
Потому, что у блядей
Деньги есть для бигудей,
А у порядочных людей
Все уходит на блядей!..
Я сидел под столом со своей тарелкой и, кроме чужих ног в потрепанных
джинсах и кроссовках на липучках, ни черта больше не видел. А сердце у
меня уже тревожно кувыркнулось, дыхание перехватило, и последняя оливка
стала поперек горла. Еле проглотил. Уж слишком от этого любителя часту-
шек тянуло кисло-оружейным металлическим запахом!
- Здоруво, мужики! - услышал я и, на всякий случай, вспрыгнул на один
из двух свободных стульев у нашего столика.
Мало ли... Чем черт не шутит? Может, и я пригожусь.
У нашего стола стоял худенький, невысокий и по-человечески очень сим-
патичный паренек лет девятнадцати-двадцати. В руках он держал пластмас-
совый поднос с тарелками, стаканом апельсинового сока и большой кружкой
кофе. Он открыто и обаятельно улыбался моему Водиле и Лысому, а увидев
