на тунцовые внутренности, денек полежавшие на палубе под тропическим
солнцем... Арома-а-ат... Глаза на лоб лезут! Другие ее товарки на эту
требуху кидаются прямо как бешеные, крючок заглатывают, как муху, не
замечая, а эта... Видать, ученая... Только на свежатинку ее тянет. И только
с наших переметов!
А надо вам сказать, что коком у нас тогда на нашем СРТ был молодой
паренек Костя Веселкин, только что свое кулинарное ПТУ закончил. Толковый. И
всегда старался команду чем-нибудь вкусненьким порадовать. А вдали-то от
дома, да на экваторе... Очень это важно.
И затеял он как-то, помню, беляши... А в беляши ведь полагается и лучок
добавить, и перчик, то да се... Безветрие стояло - полный штиль, одно
слово... Как начал он беляши жарить - запахи, доложу вам, по судну пошли
прямо-таки неописуемые!
А третий механик к обеду припоздал. Завозился с движком, понятное дело.
Ну, Костя и поставил на сковородку его порцию подогреть, чтобы с пылу, с
жару... Да и отвлекся, видать, недоглядел. Подгорели механиковские беляши...
Да... Вот с них-то, с беляшей этих, можно сказать, все и началось...
Обиделся третий, что ему Костя подгорелые беляши принес. И слушать не
стал, подожди, мол, сейчас новую порцию сделаю. Специально.
"Какой ты кок! - кричит механик. - Недоучка ты сухопутная! Твоими
беляшами только акул кормить!"
Схватил всю сковородку, выскочил на палубу - и все беляши, как есть, за
борт вывалил...
И тут, откуда ни возьмись, Одноглазый Джек.... Я отмечал уже - ни на
какую приманку не шла эта разборчивая акула, а тут... Просто озверела, из
воды выскакивает и все беляши один за одним и заглотнула. Только что не
облизывается! Так и ходит около борта, с брюха на спину переворачивается,
вроде бы блаженствует.
Третий механик совсем вразнос пошел. Кричит: "Что я говорил?! Этими
беляшами только акул и потчевать! Радость акульего желудка!"
Все, кто это видел и слышал, конечно - в хохот. А Костя чуть ли не в
слезы. Сами понимаете, ему каково... Молодой еще, к нашим розыгрышам не
привык...
И возненавидел он эту рыбину лютой ненавистью, прямо не сказать как. И
поклялся наш кок акуле отомстить...
Сначала он ее поймать пытался. Все свободное время от своей поварской
работы на палубе проводил. Какие только наживки да приманки он не изобретал!
Все перепробовал... А акула не поддается - и все тут!
"Ты беляши, беляши на крючок насади!" - скажет только третий механик.
Народ так и повалится от смеха... Но беляши с тех пор из нашего меню
исчезли. Понятное дело...
И все-таки что ни говорите, а акулья жадность, пожалуй, Косте-коку
помогла. Как? А вот как...
Подошли мы к нашей плавбазе - рыбу сдать на переработку и продуктами
разжиться. Ветерок был, волна, хоть и небольшая, да неприятная, не стали мы
швартоваться борт к борту, а машиной подрабатываем, пока груз нам в люльке
перекинут.
И вот мы видим - в сетке несколько пакетов, мешки какие-то и нога
баранья... Стрела зависла между бортами... ну, может, на несколько секунд...
А наша акула... Наш пират тунцовый... Наш Одноглазый Джек словно этого
момента специально ждал! Как сиганет вверх, как рванет сетку своими
зубищами! Еще разок - и баранина наша, вместо того чтобы в отбивные
превратиться, исчезает у нее в пасти!
Константин наш прямо аж побелел весь...
"Да что ты, Костенька! - ему буфетчица с плавбазы говорит. - Не
переживай ты за эту баранину. Ты же белый как мука!"
Костя так и вскинулся. "Мука? - шепчет. - В самом деле - мука..."
Отошли мы от плавбазы - видим, Костя что-то химичит. Мешок какой-то
приволок, к тросу его принайтовливает. А сам шепчет: "Сейчас я ей покажу, из
чего беляши делаются..."
Короче, спускает он мешок за борт... И кидается на него с ходу
Одноглазый Джек!
Раз зубами акула рванула, два. Словно лошадь в торбу с овсом... А в
мешке-то - мука! Водой ее смочило мгновенно... Ну да - тесто получилось и
прямо всю морду акулью залепило, словно из огромной квашни. Пасть у нее
склеило, зубы завязли, глаза забило...
Ка-а-ак рванет она от нашего СРТ!
Мы еще там месяца два ловили. Я в бинокль несколько раз издали замечал
Одноглазого Джека, но - честное рыбацкое слово! - только акула своим
здоровым глазом номер наш на борту увидит - и ходу...
СКАЗОЧНИК
Я сидел в глубоком кресле перед низким журнальным столиком, над которым
опускалась лампа на витом металлическом стебле. Ее притушенный зеленоватым
абажуром свет плавал по полированной поверхности дерева, когда я двигался. И
в этом мягком ненавязчивом свете я со скульптурной подробностью видел
сильные, выразительные руки женщины, сидевшей напротив меня. Эти руки жили
совсем особой, отдельной жизнью, независимо от произносимых ею слов, и их
жесты не пытались служить иллюстрацией к тому, что произносилось женщиной.
Лицо ее оставалось в тени, но я чувствовал, что время от времени она
совершенно по-детски зажмуривала глаза, когда что-то припоминала, и
открывала их во время коротких пауз.
В сущности, это не было разговором. Он все-таки предполагает некий
диалог между собеседниками. Но тут я не задавал, да и не мог задавать
никаких вопросов. Просто случаются в нашей жизни такие минуты, когда
возникает потребность выговориться, выплеснуться, повинуясь только неясному
подводному течению собственных мыслей или воспоминаний и не слишком заботясь
о том, слушает ли собеседник.
И потом бывает невозможно припомнить, с чего, собственно, начинается
подобный разговор. Словно ручей под снегом: по капельке, по струйке копится
где-то во влажной темноте, а затем вдруг пробулькнется наружу - и уже, не
обращая ни на что внимания, прокладывает себе собственное уверенное русло.
- Вам должно быть знакомо, - полувопросительно-полуутвердительно
говорила Ирина Васильевна, - чувство томления и странного беспокойства,
похожее на то, что испытывает взрослый человек, листающий свои первые
детские книжки. Ощущение чего-то радостного, необратимо утраченного, а
вместе с тем - тайного ожидания, робкой уверенности в том, что это может
повториться? И словами этого - нет, не выразишь. Не потому даже, что их не
хватает, а просто потому, что ощущение это стоит вне всяких слов. Словами
его только прогнать можно... Начнешь себя уговаривать - ну чего, чего тебе
не хватает? Муж, с которым по-настоящему дружна, и работа не рядовая,
интересная, и дети здоровые... И все-таки где-то, в дальнем-дальнем уголке
души таится этакий тоскующий кусочек со следом старого счастья... И
томление, и оторопь какая-то тебя всю охватывает, жалко чего-то, а чего? И
порою я - солидная женщина, кандидат наук, мать двоих детей самой себя
стыжусь. И чего, спрашиваю тогда, тебе надо?!
А нам, женщинам, больше чем кому другому нужны сказки. Да, да - сказки!
И те люди, которые могут их нам рассказывать. И мы уходим за такими людьми,
как дети за флейтистом! Помните - у Роберта Броунинга "Флейтист из
Гаммельна"?
Я давно, в самом начале жизни своей, встретила такого человека, который
для меня и был таким вот чудесным сказочником. Когда он со мной говорил - до
последней жилочки тогда во мне все отзывалось, таким я счастьем наливалась -
даже горло перехватывало, как от ангины. И совсем не потому, что было мне в
ту пору семнадцать-восемнадцать. Появись сейчас такой, в мои тридцать семь -
не знаю еще, что могло бы со мной случиться...
Встретились мы с ним не весной, как это обычно в романах бывает, а
осенью. У нас в Ленинграде в сентябре удивительные порой дни стоят - еще
лучше весенних. И я вот помню, какая в ту осень я сама была радостная, ни с
того ни с сего все мне необычным казалось: и листья на деревьях словно
специально для меня художники акварельными красками раскрасили, и небо
такое, словно его только что для праздника протерли, и облака на нем
свежевыстиранные, чуть подсиненные для просушки развесили. И на душе у меня
тоже - ни соринки, ни пылиночки. Прямо все хрустит как накрахмаленное.
А познакомилась я с ним - в самом буквальном смысле слова на большой
дороге. Он меня на Приморском шоссе своей "Победой" сшиб. Я на велосипеде
ехала, и черт меня дернул выкрутасы на дороге выкручивать! С бровки я чуть
ли не на середину выехала, пою во все горло и виляю из стороны в сторону,
словно вальсирую. Он-то ничуть не виноват: его машина из-за поворота
выскочила, он даже гуднуть не успел. Только свернуть попытался. Я метнулась
в сторону, и как раз по заднему колесу меня бампером зацепило. Я, конечно, с
велосипеда слетела сразу, по асфальту боком проехалась... Машина затормозила
так, что чуть на дыбы не встала. Честное слово, мне показалось, что шины
задымились!
И не столько мне сначала больно было, сколько сразу и смешно, и
жутковато: а что, если бы он меня всерьез, насмерть, сшиб? И сама ведь, сама
все! От страха я глаза крепко-накрепко зажмурила и вставать боюсь. Да только
меня за ногу дернули. Я одним глазом посмотрела: наклонился надо мной
высоченный светловолосый парень.
- Скажите, - спрашивает, - вы специально именно под мою машину
бросились? Если вы решили с собой таким способом покончить, - извините,
пожалуйста, что я вас не совсем раздавил... Нервы, знаете.
Я от злости прямо вскочила, - ну хоть бы для приличия спросил, как я
себя чувствую и целы ли у меня руки-ноги. И вероятно, у меня было такое
сердитое лицо, что парень на меня посмотрел чуточку серьезнее и вдруг
улыбнулся. А улыбка у него - словно бы на меня солнечный зайчик пустили.
- Ой!-говорит. - Только вы меня, пожалуйста, не проглотите. А то у меня
папа-мама старички, а я у них один...
Я фыркнула, конечно, и тут только заметила, что глаза у него
пушистые-пушистые от ресниц и в них просто чертенята прыгают. Он так
испуганно посмотрел по сторонам и шепотом спросил:
- Послушайте, а может, эта дорога - ваше частное владение, так сказать,
"прайвет роуд", что вы по ней так широко раскатываете?
- Нет, - отвечаю, - я нечаянно...
- Ага, - злорадно протянул он. - Тогда я вас везу до первого
автоинспектора. Оформим ваше хулиганское поведение протокольчиком и пошлем к
вам в школу. Директор поставит вам двойку по поведению и к экзаменам не
допустит. А я буду радоваться, я человек кровожадный!
Говорит, а сам носовой платок достает.
- Берите, забинтуйте ногу, а то всю машину мне своей ядовитой кровью
испачкаете...
- Никуда я с вами не поеду... - бурчу.
- Вот как? Тогда покажите, как вы пойдете по этому прекрасному
асфальтированному шоссе. Я на ногу ступила, чуть не упала и губу
прикусила - так стало больно.
- Не валяйте дурака, - почти приказывает. - Садитесь. И не мешайте мне
совершать акт милосердия. А из велосипеда вашего теперь смело можно
раскладушку сделать...
Ну что мне оставалось - не злиться же... Кое-как велосипед на крышу
пристроили, багажник там был, влезла я в машину. И сразу мне в ней очень
понравилось. На заднем сиденье огромный игрушечный мишка сидел, не плюшевый,
а весь какой-то шелковистый, гладенький. И шерстка такая, что руки сами
тянутся погладить. Я и погладила.
- Знакомьтесь... - это хозяин говорит. - Его Антипом зовут. А меня -
Александром.
Мишка ростом с пятилетнего ребенка. Взяла я его на руки, потискала, а
он рычит! Так и поехали. Саша машину ведет, а я на него посматриваю. Ногу у
меня саднит - невозможно сказать как, за брюки порванные стыдно, а почему-то
очень хочется, чтобы он на меня взглянул... Но он два раза за всю дорогу
