парнем лет двадцати двух. Он нервничал и был напуган, однако Пуаро сумел
его успокоить.
- За вами нет никакой вины, - сказал он ласково. - Я просто хочу,
чтобы вы подробно рассказали мне, когда и как была принесена эта переда-
ча.
Дежурный, казалось, был озадачен.
- Трудно сказать, сэр, - проговорил он, собираясь с мыслями. - Много
народу ходит к нам, справляются насчет больных или оставляют им что-ни-
будь передать.
- Сиделка говорит, что ее принесли вчера вечером, - заметил я. - Ча-
сов в шесть.
Лицо парнишки прояснилось.
- А, вот теперь припоминаю, сэр. Ее принес джентльмен.
- С худым лицом, со светлыми волосами?
- Волосы светлые... а вот насчет худого лица не скажу.
- Неужели Чарлз Вайз принес бы ее сам? - тихо спросил я Пуаро.
Мне и в голову не пришло, что санитар тоже может знать эту фамилию.
Но он вдруг сказал:
- Нет, это был не мистер Вайз. Мистера Вайза я знаю. Тот джентльмен,
что приходил, был выше ростом, красивый такой и приехал в большом авто-
мобиле.
- Лазарус! - воскликнул я.
Пуаро метнул на меня предостерегающий взгляд. Я прикусил язык.
- Итак, - проговорил Пуаро, - этот джентльмен приехал в большом авто-
мобиле и оставил передачу. Она предназначалась для мисс Бакли?
- Да, сэр.
- Что же вы с ней сделали?
- Ясене трогал, сэр. Санитарка унесла ее наверх.
- Это понятно. Однако вы все же притрагивались к коробке, когда брали
у джентльмена, не правда ли?
- А! Ну конечно, сэр. Я ее взял и положил на стол.
- На какой стол? Покажите мне его, сделайте милость.
Санитар провел нас в вестибюль. Входная дверь была открыта. Возле нее
стоял длинный мраморный стол, на котором лежали письма и свертки.
- Сюда кладут все, что приносят, сэр. А санитарки уж разносят потом
по палатам.
- Вы не помните, в какое время была оставлена та передача?
- Наверно, в полшестого, сэр, или чуть-чуть попозже.
Помнится, только что пришла почта, а ее всегда приносят около полови-
ны шестого. День выдался довольно хлопотливый, много народу перебывало,
и цветы приносили, и навещали больных.
- Благодарю вас, - сказал Пуаро. - Ну, а теперь нам, очевидно, надо
повидаться с той санитаркой, которая относила передачу.
Оказалось, что это одна из стажерок, - крохотное существо с пушистыми
волосами, захлебывающееся от возбуждения. Она помнила, что взяла сверток
в шесть часов, когда явилась на дежурство.
- В шесть часов, - тихо повторил Пуаро. - Выходит, около двадцати ми-
нут он пролежал на столе в вестибюле.
- Простите?
- Нет, ничего, мадемуазель. Продолжайте. Вы отнесли его мисс Бакли?
- Ну да, и не только его. Там была эта коробка, потом еще цветы, ду-
шистый горошек, по-моему, от мистера и миссис Крофт. Я ваяла все сразу и
отнесла. Ах да, для мисс Бакли был еще один пакет, он пришел по почте.
И самое чудное, что в нем тоже оказалась коробка конфет.
- Как? Еще одна коробка?
- Да, прямо совпадение. Мисс Бакли развязала оба свертка и говорит:
"Вот жалость-то! Ничего этого мне не разрешают есть". Потом открыла ко-
робки, чтобы посмотреть, одинаковые конфеты или нет, а в одной лежит ва-
ша карточка. Тут мисс Бакли и говорит: "Эта чистая, - на вашу, - а это
нечистая. Унесите ее прочь, а то я еще, чего доброго, перепутаю". И вот,
нате вам! Ну кто бы мог подумать! Прямо как у Эдгара Уоллеса, правда?
Пуаро прервал ее болтовню.
- Две коробки, вы говорите? - сказал он. - Кто же прислал вторую?
- Там ничего не было написано.
- Ну, а которую же из них якобы прислал я? Ту, что пришла по почте,
или другую?
- Ой, Господи, теперь, наверно, не вспомню. Может, подняться и узнать
у мисс Бакли?
- Если вы будете так любезны...
Санитарка бегом поднялась по лестнице.
- Две коробки, - бурчал Пуаро. - Вот и разберись тут.
Вернулась запыхавшаяся санитарка.
- Мисс Бакли точно не помнит. Она сначала развернула оба свертка, а
потом уж открыла коробки. Но ей кажется, что та коробка не с почты.
- Как вы сказали? - в замешательстве переспросил Пуаро.
- Ту коробку, которая была от вас, прислали не по почте. Во всяком
случае, она так думает, хотя и не может сказать наверняка.
- Черт! - воскликнул Пуаро, когда мы вышли из больницы. - Кто-нибудь
может хоть что-то сказать наверняка? В детективных романах - сколько
угодно, а вот в жизни, в настоящей жизни, всегда все перепутано. Да что
там! Разве я, я сам могу хоть за что-нибудь поручиться? Нет, нет... и
тысячу раз нет.
- Лазарус, - проговорил я.
- Да, вот еще сюрприз, не правда ли?
- Вы будете с ним говорить?
- Всенепременно. Мне интересно, как он станет вести себя. Да, кстати,
неплохо было бы преувеличить серьезность положения мадемуазель. Ей не
повредит, если мы распустим слух, что она на пороге смерти. Вы меня по-
няли? Мрачное, торжественное лицо... Вот так, восхитительно! Вылитый
гробовщик. Превосходно, лучше некуда.
Нам не пришлось долго разыскивать Лазаруса. Он стоял возле отеля,
склонившись над капотом своей машины.
Пуаро сразу же направился к нему.
- Вчера вечером, мосье Лазарус, вы оставили коробку шоколадных конфет
для мадемуазель, - без предисловии начал он.
Лазарус взглянул на него с некоторым удивлением.
- Ну и что же?
- С вашей стороны это весьма любезно.
- Конфеты, собственно, были не от меня, а от Фредди, от миссис Раис.
Она попросила меня их захватить.
- А! Вот как.
- Я ехал на автомобиле, ну и завез, конечно.
- Я понимаю вас.
Наступила довольно продолжительная пауза, после чего Пуаро задал но-
вый вопрос:
- А где сейчас мадам Раис?
- Думаю, что в салоне.
Фредерика пила чай. Когда мы вошли, она с озабоченным видом поверну-
лась к нам и спросила:
- Что это за слухи насчет болезни Ник?
- Весьма загадочная история, мадам. Скажите, вы ей посылали вчера ко-
робку шоколадных конфет?
- Посылала. Ведь она просила меня их купить.
- Она просила вас купить их для нее?
- Ну да.
- Но к ней ведь никого не пускают. Как же вы с ней увиделись?
- Я с ней не виделась. Она мне позвонила.
- О! И что же она вам сказала?
- Спросила, не куплю ли я для нее двухфунтовую коробку фуллеровских
конфет.
- И ее голос звучал... еле слышно?
- Нет... вовсе нет. Довольно громко. Только как-то непривычно. Сперва
я ее даже не узнала.
- Пока она не назвала себя?
- А вы уверены, мадам, что это действительно была ваша подруга?
Фредерика опешила.
- Я... я... а как же? Кто же это еще мог быть?
- Вопрос существенный, мадам.
- Неужели вы думаете...
- Мадам, вы могли бы поклясться, что это был голос вашей подруги, ес-
ли, конечно, забыть о том, что она назвала свое имя?
- Нет, - медленно ответила Фредерика. - Нет, не могла бы. Голос был
совсем не похож. Я решила, что из-за телефона или, может быть, из-за бо-
лезни.
- Если б она не назвала себя, вы бы ее узнали?
- Нет, нет, наверно, не узнала бы. Кто это был, мосье Пуаро? Кто это
был?
- Именно это я и стремлюсь узнать.
Его угрюмое лицо, по-видимому, навело ее на тревожные мысли. Она про-
шептала:
- Ник... разве... что-нибудь случилось?
Пуаро кивнул.
- Она больна, опасно больна. Конфеты были отравлены, мадам.
- Те, что прислала я? Но это невозможно... нет, это невозможно!
- Не так уж невозможно, коль скоро мадемуазель при смерти.
- Боже мой!
Она закрыла лицо руками, а когда снова подняла голову, я увидел, что
она бледна как смерть.
- Не понимаю, - пробормотала она, - ничего не понимаю. Все могу по-
нять, только не это. Их не могли отравить. Кроме меня и Джима, к ним
никто не прикасался. Вы делаете какую-то ужасную ошибку, мосье Пуаро.
- Не я ее делаю, хотя в коробке и лежала карточка с моей фамилией.
Она растерянно уставилась на него.
- Если мадемуазель Ник умрет... - Пуаро не договорил и сделал угрожа-
ющий жест рукой.
Она тихо вскрикнула.
Он повернулся к ней спиной и, взяв меня под руку, направился в гости-
ную.
- Ничего, ну ровно ничего не понимаю! - воскликнул он, швыряя на стол
шляпу. - Хоть бы какой-нибудь просвет! Я словно малое дитя! Кому выгодна
смерть мадемуазель? Мадам Раис. Кто покупает конфеты, не отрицает этого,
сочиняет небылицы о телефонном звонке, которые не лезут ни в какие воро-
та? Мадам Раис. Слишком уж просто, слишком глупо. А она не глупа... о
нет!
- Да, но тогда...
- Но ведь она кокаинистка, Гастингс. Я убежден, что это так. Здесь не
может быть никакого сомнения. А в конфетах оказался кокаин. И что значит
эта фраза: "Все могу понять, только не это"? Это же надо как-то объяс-
нить! Ну, а лощеный мосье Лазарус - какова его роль? Что ей известно,
этой мадам Раис? Она что-то знает. Но мне не удается заставить ее гово-
рить. Она не из тех, кто может проболтаться с перепугу. И все же она
что-то знает, Гастингс. Действительно ли ей кто-то звонил, или она это
выдумала? И если не выдумала, чей это был голос? Можете мне поверить,
Гастингс. Все это очень темная история... м-да, очень темная.
- Перед рассветом всегда темнеет, - сказал я, чтобы хоть как-нибудь
его утешить.
Он покачал головой.
- А та, вторая коробка, которую прислали по почте? Ее ведь тоже
нельзя сбросить со счетов, так как мадемуазель не совсем уверена, в ка-
кой был яд. Вот еще досада!
Он тяжело вздохнул.
Я хотел было что-то сказать, но он перебил меня:
- Нет, нет. Довольно с меня пословиц. Я больше не вынесу. И если вы
мне друг, истинный, преданный друг...
- Конечно! - воскликнул я с жаром.
- Тогда сходите и купите мне колоду игральных карт.
В первую минуту я оторопел, потом холодно ответил:
- Хорошо.
Я ни минуты не сомневался, что он просто решил меня спровадить под
благовидным предлогом.
Однако я ошибся. Заглянув около десяти часов вечера в гостиную, я
увидел Пуаро, поглощенного постройкой карточного домика. И тут я вспом-
нил: это был его испытанный способ успокаивать нервы.
- А, вспомнили, - сказал он, улыбнувшись. - Нужно уметь действовать
безошибочно. Эту карту на эту, вот так, каждую точно на свое место, тог-
да они не рухнут под тяжестью верхних этажей. На втором третий, потом
еще выше... Знаете что, Гастингс, идите-ка спать. Оставьте меня наедине
с моим карточным домиком. Я прочищаю мозги.
Часов в пять утра меня разбудили, растолкав самым бесцеремонным обра-
зом. У моей кровати стоял сияющий Пуаро.
- То, что вы сказали, мой друг, - проговорил он, - было очень верно.
Да, да, в высшей степени справедливо. Больше того, просто гениально.
Я щурился от света и спросонок ничего не мог понять.
- Перед рассветом всегда темнеет - вот что вы мне сказали. Темнота и
в самом деле сгустилась, но теперь наступил рассвет.
Я посмотрел в окно. Он был совершенно прав.
- Да нет, не там, Гастингс. В голове. Мозги. Рассудок.
Он помолчал, затем тихо произнес:
- Дело в том, Гастингс, что мадемуазель скончалась.
- Что! - крикнул я. Мою сонливость как рукой сняло.
- Тес... тес. Да, это так. Не в самом деле, разумеется, но это можно
организовать. Всего на двадцать четыре часа. Я договорюсь с доктором и
сестрами. Вы меня поняли, Гастингс? Убийца наконец добился своего. Четы-
ре раза он предпринимал бесплодные попытки. Но пятая ему удалась. И те-
перь мы посмотрим, что произойдет... Это будет очень интересно.
Глава восемнадцатая
ЛИЦО В ОКНЕ
События следующего дня припоминаются мне крайне смутно. Как на беду,
у меня с самого утра начался приступ лихорадки. С тех пор как я подцепил
малярию, приступы бывают у меня в самое неподходящее время.
В результате все, что произошло в этот день, запечатлелось в моей па-
мяти в виде какого-то кошмара, а Пуаро, по временам забегавший в мою
спальню, представлялся мне неким фантастическим клоуном, который перио-
