мальчишки и девчонки толклись в коридоре у дверей зала.
К Серёже и Наташе подошла Татьяна Михайловна.
- Как настроение? - поинтересовалась она.
- Бодрое, - сказала Наташа.
- Спасибо, - сказал Серёжа.
- Кстати, могу выдать небольшую тайну, - сообщила Татьяна Михайловна.
- Ради праздника. Нелли Ивановна требовала для тебя, Серёжа, строгого
выговора, но мы с Анатолием Афанасьевичем убедили ее, что не надо.
- И она согласилась? - с большим сомнением спросил Серёжа.
Ну... как видишь. Хотя поведение тебе, конечно, придется снизить.
"Примерного" уже не будет, только "удовлетворительное".
Серёжа засмеялся.
Татьяна Михайловна удивилась:
- Разве я сказала что-нибудь смешное?
- Ну, Татьяна Михайловна, вспомните: когда у кого из нас было
"примерное" поведение? Разве что у девчонок, да и то не у всех.
- Да... Народ вы очень уж беспокойный.
- Зато веселый, - заметила Наташа. - Иногда плакать надо, а мы
смеемся.
- Ты о чем это, Лесникова?
- О Стасике Грачёве. Он такой счастливый сегодня. Отец не отлупил,
вот он уже и скачет от радости.
Татьяне Михайловне, видимо, не хотелось говорить о грустных вещах,
она изменила разговор. Поглядывая на левый Серёжин рукав с голубой
нашивкой и золотым капитанским угольником, она спросила:
- Это у вас такая форма в клубе? Красиво. Только почему такое
странное название?
- Это испанское слово, - объяснил Серёжа.
- Я понимаю. Но разве не нашлось русского?
- А что такого? Есть, например, студенческий строительный отряд
"Гренада". Я с ним летом встречался. Тоже испанское название. -
- "Гренада" - это другое дело, - возразила Татьяна Михайловна. - Про
Гренаду песня есть.
- Про "Эспаду" тоже есть песня, - сказала Наташа.
Серёжа удивленно посмотрел на нее, но спрашивать не стал.
Они прошли в зал. А через несколько минут на сцену вышел Кузнечик с
гитарой. Шестиклассники зашумели, зааплодировали.
Павлик Великанов поправил перед Генкой микрофон. Кузнечик, не
дожидаясь тишины, ударил по струнам. И тишина пришла сама, сразу.
Не успел Серёжа научить Кузнечика песне про горниста и всадников.
Генка пел ту, старую, про летчика. Но сейчас в этой песне, кроме
знакомых слов, Серёжа услышал новые:
Прощаясь,
он шпагу, как надо,
Братишке сделать помог.
Испанское слово "эспада"
По-нашему значит "клинок"...
Пока рассветы багряны,
Пока покой не настал,
В ребячьих клинках
деревянных
Пусть крепнет упругая сталь...
9
После каникул стал падать замечательный пушистый снег, и за два дня
пришла зима. Правда, потом наступила оттепель, но и это было здорово:
снег набух, сделался липким. Каждую перемену в скверике перед школой
реяли стаи тугих снежков. Снежки разбивались на стенах и дверях влажными
сырыми звездами.. Изредка звенели выбитые стекла. С тех давних времен,
как в школах вместо бычьих пузырей и слюды появились настоящие стекла,
их время от времени разбивают. Иногда виновник признается сам и сразу.
Иногда его просто не отыскать. А иногда известно, что виновник где-то
рядом, но кто именно, угадать нельзя. Тогда на классном собрании
начинается долгий и безнадежный разговор с призывами "найти мужество и
признаться". Однако виноватый чаще всего считает это не мужеством, а
глупостью и помалкивает. Помалкивает и класс, потому что с давних пор
известно: выдавать товарища - свинство. Тогда остается один выход -
взять класс измором.
Именно так и решила поступить Нелли Ивановна. Она заявила, что умрет
на пороге класса, но не выпустит ни одного, пока не узнает, кто высадил
стекло рядом с форточкой.
Класс молчал. Скорей всего, никто и в самом деле не знал виноватого.
Стекло выбили снаружи, а снежки в ту перемену летали тучами, и попасть в
открытую форточку старались не только второклассники.
Все это Нелли Ивановна слышала от ребят уже много раз. Но в ответ
заявляла, что, поскольку стекло выбито, значит, виновник существует и
должен понести наказание. Только трех заревевших девчонок она милостиво
отпустила - они-то явно были ни при чем.
Остальные не ревели и не признавались. Класс сидел. Осенние сумерки
за окном превратились в сплошную темноту. Снег растаял, и земля была
черной, а небо - беспросветным.
В классе у Серёжи кончился шестой урок. Серёжа вышел в коридор и
увидел Наташу.
- Просто безобразие, - сказала она. - Нелюшка ребят не отпускает.
Стаська теперь ни за что один домой не пойдет, он же трусишка. А мне
скорей домой надо, маме помогать. Скоро гости придут.
У дяди Игоря был сегодня день рождения. И папа, и тетя Галя, и
Маринка собирались в гости к Лесниковым. И Серёжа, конечно. Сразу после
уроков. Только сначала он хотел забежать к Генке, который сидел дома с
ангиной и даже петь не мог, бедняга.
- Ладно, Генке я позвоню, объясню, - сказал Серёжа. - Ты иди. Я
Стаську дождусь, и мы пойдем. Не будет же она их до ночи держать.
- Надо бы мне зайти спросить, когда их отпустят, - нерешительно
сказала Наташа. - Я ведь все-таки у них сейчас вожатая. Но бесполезно. Я
с Нелюшкой за эти дни уже два раза поругалась.
- Ну и нечего третий раз ругаться. Иди домой.
Наташа ушла, а Серёжа устроился на подоконнике напротив второго "А".
Вытащил из портфеля книгу "Архитектура средневековья". Книга была
старая, тяжелая. Он сегодня увидел ее в шкафу, в кабинете истории, и под
честное слово на два дня выпросил у доброй исторички Анны Валентиновны.
Серёжа разглядывал иллюстрации и все больше огорчался. По сравнению с
прекрасными рыцарскими замками на книжных гравюрах его собственный
пенопластовый макет казался примитивным и нелепым.
Проходил мимо директор. Серёжа вскочил с подоконника.
- Что читаешь? - спросил Анатолий Афанасьевич и взял книгу. - Ого,
серьезная вещь. Интересуешься или случайно?
- Интересуюсь. Немного.
- Молодец. А почему здесь сидишь в одиночестве?
- Жду, - сердито сказал Серёжа. - Все того же Грачёва. Учительница их
не отпускает, а он сейчас один забоится домой идти.
В коридор доносился громкий голос Нелли Ивановны. Директор осторожно
приоткрыл дверь и шагнул в класс.
Через три минуты ребятишки, радуясь долгожданной свободе, вырвались
из дверей. Стаська увидел Серёжу и заулыбался.
- Ну что, нашли преступника? - спросил Серёжа.
- Не-е... Сказали, что потом.
Серёжа и Стасик с ребятами вышли из школы. Пришлось делать крюк,
чтобы хоть некоторых развести по домам. Сначала с ними шла большая
компания, но один за другим второклассники уходили в подъезды и калитки.
Наконец, кроме Стасика, остался только один мальчик. Это был тот крупный
кареглазый парнишка, который в сентябре сказал про Стасика, что он им не
товарищ.
- Ты где живешь? - спросил Серёжа.
Ответил Стасик:
- Рядом с нашим домом, на углу. Он в большом доме живет.
- Вместе домой ходите?
- Вместе, - сказал мальчик. Его звали Валера.
- Ну вот, - усмехнулся Серёжа. - А говорил, что не товарищи.
- Мне сказали, чтобы я над Грачёвым шефство взял, - объяснил Валера.
- Кто сказал?
- Новая вожатая. Ее Наташа зовут.
Стасик свернул в Походный переулок. Валера за ним.
- Вы куда? - удивился Серёжа. - Вы разве здесь ходите? По Октябрьской
же лучше: там сухо и фонари.
- Там канаву роют для труб, - объяснил Валера. - Все перекопали.
Просто шею можно сломать.
Серёжа не любил Походный переулок. Ничего особенного в этом переулке
не было: домики с палисадниками, газетный киоск на углу. Но когда Серёжа
был в первом классе, он видел, как мотоциклист сбил здесь собаку.
Большая рыжая собака лежала на краю дороги мертвая, вся в крови... И с
тех пор Серёжа старался по этому переулку не ходить.
Но делать нечего, они пошли.
Фонарей не было, свет падал только из окошек. И лишь сейчас увидел
Серёжа, что небо очистилось и сверкают, будто отмытые, звезды. Белые и
голубые. Он шел позади ребят, запрокинув лицо, и видел все больше и
больше звезд, целые миллионы. Они светлой пылью проступали в черноте.
Переулок уже кончался, впереди горели фонари. Серёжа опустил голову и
тогда увидел троих ребят. А потом четвертого - он догонял остальных,
спешил от закрытого киоска.
Они шли навстречу. В их ленивой и развинченной походке была скрытая
угроза. Стасик остановился. И Валера.
- Это, кажется, Киса, - шепотом сказал Стасик. - Пойдемте назад.
Серёжа ощутил в груди неприятный холодок. Но он подтолкнул Стасика в
спину.
- Идите, не бойтесь. Что за Киса?
- Он в новом доме живет, его раньше не было. Он в седьмом классе
учится, только не в нашей школе.
"Что раньше не было, я и сам знаю, - подумал Серёжа. - Развелись
всякие Кисы..."
- Киса - не тигр. Чего вы дрожите? - сказал он как можно беззаботнее.
- Он у ребят деньги отбирает, - объяснил Валера. - Он хулиган. По
нему плачет колония.
- Идите, - сказал Серёжа. И подумал: "Малышей не тронут. Не звери
же".
Четверо неизвестных приближались. Самый высокий сказал тонким, но
хрипловатым голосом:
- Остановитесь-ка. Дело есть.
- Ну? - сказал Серёжа, и ему стало по-настоящему страшно. Это был
обыкновенный липкий подлый страх, от которого слабеют ноги.
- Скажи ему. Киса, - нетерпеливо прошептал самый маленький, чуть
пониже Серёжи. - Скажи...
- Денежки есть? - поинтересовался длинный Киса. У него получилось
мягко, почти, ласково: "денюшки".
Серёжа не видел в темноте их лиц. Он различал только фигуры. Трое
стояли тесной группой, четвертый чуть в стороне.
"Вот так, - подумал Серёжа. - Опять их четверо. Это тебе не на совете
других ругать за трусость".
Это не на совете... И не на фехтовальной дорожке, где противник -
твой товарищ, а кругом строгие судьи... И не во сне, когда вражьи пули
бьют в тебя безвредно, как дождевые капли...
"Эх, Нока бы сюда", - подумал он.
Страх не уходил. Но Серёжа знал, что пусть хоть до смерти изобьют, а
карманы выворачивать он не даст и не побежит без боя. Да и как побежишь,
когда Стаська с Валеркой здесь? Не бросишь.
Стараясь, чтобы не дрожал голос, он сказал:
- Валера, Стасик, идите домой. Я тут сам разберусь...
"Если они уйдут, можно пробиться, - думал Серёжа. - Дам Кисе головой
вподдых, а пока они будут мигать, выскочу на светлую улицу. Там они
побоятся лезть".
- Стоп, козявки! Ни с места, - угрожающим шепотом приказал Киса. -
Гусыня, присмотри.
Ага, значит, этот тип в спортивной шапке с помпоном и есть Гусыня...
Раньше встретиться не пришлось. После того случая с Митей Серёжа и
Кузнечик, прихватив Нока, два вечера искали компанию Лысого и Гусыни, но
те не появлялись на улице. А теперь - вот он!
Гусыня взял Стасика и Валеру за воротники, подвел и прислонил к
телеграфному столбу.
- Стойте и не дышите, головастики. Худо будет...
Он, видимо, был уверен, что страх совсем парализует малышей, и даже
не оглянулся.
Стасик замер, и в полоске света, падавшей из окна прямо на столб,
Серёжа видел его бледное, с полуоткрытым ртом личико. В глазах у Стаськи
были ужас и покорность.
Валера тоже на секунду притих, но вдруг рванулся и бросился из
переулка к свету.
- Кеша! - тонко заголосил Киса. - Верни гада!
Тот, кто стоял в стороне, кинулся было за Валерой, но не догнал и
дернулся.
- Черт с ним, - решил Киса. - Мы тут быстро... - И обратился к
Серёже: - Ну как насчет денежек?
- А ты что, взаймы их мне давал? - скручивая в себе страх, сказал
Серёжа.
- А как же! - обрадовался Киса. - Давал, конечно. Вчера. Три рубля.
Отдашь?
- Да ты не бойся, - успокоил Гусыня. - Бить не будем, если будешь
