радость.
- Валера Шагаев и Серёжа Каховский, подойдите, пожалуйста, - позвал
капитан.
Они цодошлИ. Капитан вручил им готовальни. И он, и лейтенант каждому
пожали руки. Лейтенант незаметно подмигнул Серёже.
Валера громко сказал:
- Большое октябрятское спасибо!
В строю засмеялись.
Серёжа тоже сказал спасибо, но тихо и неуверенно. Когда он подошел к
своей шеренге, его окликнула Татьяна Михайловна. Она стояла рядом с
ребятами.
- Каховский! Что же ты не поблагодарил как следует? Серёжа повернулся
к середине зала.
- Спасибо, - произнес он теперь уже громко. И подумал: "Сказать или
не сказать?" Сказать было нужно. Сейчас. Чтобы слышали все. Сказать о
том, что беспокоило его. Но страшновато было.
"Три. Два. Один..." - отсчитал он. И повторил:
- Спасибо. - Затем твердо добавил: - Но это была случайность.
Прошелестел по шеренгам удивленный шумок. А Серёжа продолжал. Все
громче и звонче:
- Случайность! Ведь провожать их должен был не я, а Наташа Лесникова.
Она у них вожатая. И что было бы тогда?.. Или даже пускай я, но если бы
мне рейка под руку не попала? Или если бы я не знал, как ею действовать?
Тогда что?.. Я думаю, не надо малышей задерживать допоздна, вот и все.
Настала тишина. В ней были растерянность и удивление. И вдруг
щелкнули одинокие аплодисменты. Они словно прорвали плотину. Сработала
привычка: раз окончена речь, надо хлопать. Под шум аплодисментов Серёжа
встал в строй.
Елизавета Максимовна подняла руку и объявила, что линейка закончена.
Классы начали расходиться, и строй рассыпался. Серёжу догнала Татьяна
Михайловна.
- Ты и здесь не мог обойтись без скандала, - сказала она не то что с
упреком, а скорее удивленно.
- Вы не обижайтесь, Татьяна Михайловна. Я просто не удержался... Но я
же правду сказал.
- Смешно даже, Серёжа. Ты думаешь, что один о маленьких беспокоишься?
Мы об этом еще в субботу на педсовете говорили. Не надо считать, что ты
умнее всех.
Серёжа так не считал и промолчал. Татьяна Михайловна отошла.
Его обгоняли ребята. Оглядывались. Одноклассники хлопали по спине и
называли Гераклом. Пробежала Наташа. Крикнула на ходу:
- Это я начала аплодировать! Цени.
Одна девчонка из девятого "Б" сказала другой громким шепотом: -
Симпатичный.
"Ну и жизнь, - подумал Серёжа. - Даже дурами не обзовешь, сразу
скажут: воображает".
Кто-то взял его за плечо. Это был капитан.
- Ты уж извини, - сказал он. - Неудобно после торжества, а надо все
равно один вопросик уточнить.
- К завучу пойдем? - спросил Серёжа. И подумал: "Неужели ругать будет
за мое выступление?"
- Да нет, здесь поговорим. Только пусть народ схлынет... А завучей я
до сих пор боюсь.
Он, как мальчишка, уселся на подоконник. Улыбнулся.
- Совсем будто в детстве. Выгонят, бывало, из класса, сидишь так в
коридоре и гадаешь: "Потянут к завучу или обойдется?" А чего боялся?
Завуч Вера Константиновна добрейшая женщина была. В блокаду погибла в
Ленинграде...
Наконец коридор опустел. И в это время подошел лейтенант Серёжа.
- Ну что, Георгий Матвеевич?
- Не говорили еще, - сказал капитан. - Сейчас... Вот какое дело,
Сергей... Может быть, и трудно вспомнить, но постарайся. Как выглядел
нож? Говоришь, свет на него падал? Ты сразу не отвечай, подумай, если не
помнишь.
- Да помню я! - воскликнул Серёжа. И, как на фотоснимке, увидел снова
короткие пальцы Гаврика с выпуклыми грязными ногтями и блестящий клинок.
Рука и нож словно светились в темноте.
- Он такой... Короткий. Тяжелый... Ну, по виду тяжелый. По-моему,
самодельный...
- Почему ты так думаешь?
- У него медная перекладинка, а на ней следы от напильника. Похоже,
что вручную сделали.
- Ты все это заметил? - усомнился капитан Георгий Матвеевич.
Серёжа кивнул.
- Это бывает в такие моменты, - вмешался лейтенант. - В прошлом году,
когда Пеликан мне в пузо "вальтер" навел, я тоже царапину на стволе
заметил.
Георгий Матвеевич усмехнулся: - Два Серёжи, две геройских... фигуры.
Лейтенант Серёжа, кажется, обиделся.
- Я же для пользы дела вспомнил.
- Для пользы, дела продолжим разговор. Скажи-ка, Сергей, а какое было
лезвие?
- Клинок? Он плоский. С двух сторон заточенный. А конец некрасивый
какой-то. Как у тупого утюга.
- Клинок с желобком?
- Нет, - уверенно сказал Серёжа. - Без желобка.
Георгий Матвеевич и лейтенант переглянулись.
- А какая ручка? - спросил капитан.
- Ручку я плохо помню, ее пальцы закрывали. Почти... Но, по-моему,
пластмассовая. Знаете, бывают такие, из разных кусочков...
- Все точно, - сказал лейтенант. - Ну и глаз у человека!
- Да, - подтвердил Георгий Матвеевич, но как-то невесело.
Серёжа удивленно посмотрел на одного, на другого и вдруг сообразил:
- Значит, нашли?
Капитан кивнул:
- Нашли. Только пока это, Сергей, между нами.
- Конечно! А где нашли?
- Целая история. Отец Касьянова сам к нам принес. Не хочет, чтоб
сынок в колонию попал. А сынок уже с Гавриловым оказался связан.
- А что за Касьянов?
- Ну, этот... Киса.
- Непонятно, - удивился Серёжа. - Когда Киса успел нож схватить?
- А он и не хватал... - вмешался лейтенант.
Георгий Матвеевич остановил его взглядом.
- Не все сразу... Спасибо, Сергей. Тебе ведь на урок надо?
Серёжа сразу пригорюнился.
- Что? Не хочется? - спросил капитан. - Уроки - вещь необходимая.
- Да не в уроке дело... Сейчас войду в класс с этой коробкой, и все
опять на меня уставятся. Шуточки начнутся: "Ура, герой пожаловал..."
- А, вот в чем дело. Ну ладно, возьму грех на себя. Сорок минут у нас
есть. Может, нам в кафе "Пингвин" заглянуть? Там пломбир с земляникой, у
меня к нему давняя слабость. Ты на это как смотришь?
Серёжа смотрел положительно и не сумел это скрыть.
- Вот и хорошо, - сказал капитан. - А лейтенант Ковалевский не пойдет
в кафе "Пингвин". Лейтенанту Ковалевскому на дежурство пора. Грустно
бедному, а делать нечего - служба.
- Где мне угнаться за капитанами, - сказал лейтенант Серёжа. И
мстительно добавил:
Как-то раз два капитана
Подались до ресторана.
Первый прогулял урок,
А второй со службы сбег...
- Ты поговори, поговори с начальством! - пригрозил Георгий Матвеевич.
- Я тебе покажу, как эпиграммы сочинять. Со мной шутки плохи, я тебе не
Пеликан с "Вальтером".
Кафе было недалеко, за углом, и Серёжа не хотел было одеваться.
- Простынешь, герой, - забеспокоился Георгий Матвеевич.
- Что вы! Я закаленный. А если одеваться да раздеваться, можно не
успеть.
- Успеем. Учитывая сложности момента, я использую служебное положение
и пролезу в кассу без очереди.
Но лезть без очереди не пришлось, в кафе было пусто. Георгий
Матвеевич взял два пломбира и скомандовал:
- Налегай.
Серёжа налег.
Когда он почти доел свою порцию, Георгий Матвеевич спросил:
- А тот парнишка, Стасик... Он товарищ твой?
Серёжа смутился.
- Ну... наверно. Раз уж так получается. Понимаете, он все время в
разные истории влипает, а мне приходится его вытаскивать.
- Плохо. Я ведь сначала думал, что он так, случайный попутчик.
- А что случилось? - встревожился Серёжа.
- Что случилось... Не должен был я тебе это говорить, да все равно
узнаешь. Касьянов, чтобы оправдаться, всем приятелям уже раззвонил. Да и
на суде скажут... В общем, Стасик этот маленький, глупый... Когда нож
упал рядом с ним, он его в сапожок сунул. Так и ушел. А утром Кисе его
унес, вот какое дело.
- Зачем? - ошеломленно спросил Серёжа.
- Кто же его знает? Может быть, сначала себе взять хотел - вещь
красивая, блестящая, - а потом испугался. А может быть, с Кисой
подружиться пожелал. Не понять. Его ведь не допросишь как следует: чуть
чего - и в слезы.
Серёжа молчал целую минуту. Потом стиснул кулаки и тихо сказал:
- Если бы я знал, что он такой... - А что бы ты сделал? - перебил
Георгий Матвеевич. - Какой бы он ни был, он еще клоп. Я вот чего боюсь:
как бы не стали к нему лезть с разными дразнилками, если про эту историю
в школе узнают. Потому тебе и сказал заранее. Уяснил?
Серёжа машинально кивнул.
Мороженое было безвкусным и скрипучим, как замешанный на воде песок.
11
То, что случилось потом, Серёжа вспоминал со стыдом и омерзением.
В школе он пошел искать Стасика. Сначала Серёжа не испытывал ничего,
кроме жгучей обиды. Он хотел только сказать Стаське: "Я же из-за тебя,
может, жизнью рисковал, а ты... Эх, ты!" Но потом, когда он Стасика
увидел, в нем колыхнулось озлобление. "Веселится, будто ничего не
случилось. Предатель..."
Стасик и правда веселился. Вместе с одноклассниками играл в чехарду.
Заметив Серёжу, Стасик сник.
- Иди сюда, - велел Серёжа.
Они отошли в угол. Серёжа прислонился к стенке и с минуту молча
смотрел на Стасика. Тот шмыгал носом, глядел в сторону и моргал.
Серёжа сдержанно спросил:
- Зачем отдал Кисе нож?
Стасик заморгал сильнее, и глаза у него набухли.
- Нет, ты это брось, - жестко сказал Серёжа. - Знаем мы эти трюки:
чуть чего - и сразу слезы пускать. Зачем отдал нож?
Стасик проглотил слезы и хотел опустить голову. Серёжа уперся пальцем
ему в лоб и не дал. - Ну?
Стасик отвернулся и стал смотреть в окно. Шепотом, но с незнакомой
нагловатой ноткой он сказал:
- А чо?
Мгновенная злость как бы встряхнула Серёжу, и он пальцами хлестнул
малыша по щеке.
Щека быля мягкая и теплая.
Голова у Стаськи мотнулась в сторону и поникла как на стебельке.
Серёжа увидел тонкую шею с отросшей косичкой светлых волос. В тот же миг
волна отчаянного отвращения к себе хлынула на него и смыла все: злость,
обиду, мысли о Стаськиной подлости. И одна только мысль сразу и четко
застучала в нем: "Чем же я лучше его отца? Чем же? Чем? Чем я теперь
лучше его?"
У Стасика закапали уже непритворные слезы.
С тихим отчаянием Серёжа сказал:
- Перестань. Мне в тысячу раз хуже, чем тебе.
На них уже оглядывались.
Стасик стал послушно вытирать щеки ладонями. Ладони были грязные, и
на щеках оставались разводы.
- Опять разукрасился. Пошли умываться, - морщась, проговорил Серёжа.
Взял его за руку и повел в туалет.
Он говорил и вел себя со Стасиком как обычно. Однако делал все почти
машинально. Не был он сейчас прежним Серёжей Каховским, который честен
перед всеми и перед собой. "Чем я лучше его отца?"
Если бы Стаська обиделся на пощечину, крикнул бы что-то грубое,
убежал бы - тогда другое дело. Было бы легче. Но у него лишь голова
мотнулась (а щека была мягкая и теплая), и он стоял и думал, наверно,
только об одном: ударят еще или не ударят?
"Чем же я лучше папаши Грачёва?"
Стасик умылся, и Серёжа дал ему свой платок, запыленный на сгибах от
долгого и бесполезного лежания в кармане.
- Вытрись.
Стасик вытер лицо, руки и замер в ожидании. Скверно было Серёжу, и ни
о чем говорить не хотелось. Но один вопрос он все-таки задал Стаське.
Потому что необходимо было понять до конца.
- Слушай, мне от тебя ничего не надо, - сказал он почти жалобно. -
Скажи только одно: зачем ты отдал Кисе нож? Я тебя очень прошу.
Стасик переступил ноги на ногу, мельком глянул Серёже в лицо,
отвернулся и прошептал:
- Чтобы он не бил.
- Тебя?
- Ну...
- Разве он бил?
- Нет. Он только обещался, если двадцать копеек не принесу.
- А ты принес?
- У меня нету.
- А если бы были?
Стасик вздохнул.
- Иди к себе, - велел Серёжа.
Потом он пришел в свой класс, незаметно взял портфель, объяснил
Павлику Великанову, что у него зверски разболелась голова. Пусть скажет
Татьяне Михайловне. Павлик посочувствовал. Еще бы! Столько волнений
